– Лишь временами, брат…

Умолкнув, Майша устремила взгляд куда-то вдаль, пальцы сжались. Она вскрикнула: осколки чашки поранили ей пальцы, из неглубоких порезов потекла алая кровь. Женщина покачнулась, и ее взгляд снова стал осмысленным.

Наджиб шагнул к ней.

– В чем дело? Что ты видела?

Майша прижала порезанную руку к груди; зрачки у нее расширились от боли.

– Для тебя имеет значение только то, что касается тебя самого, Наджиб. Не важно, что я поранилась, что я ненавижу своего мужа и что Наджиб и его сестра Майша растворились в тех предназначениях, которыми Аллах наделил их. Имеет значение лишь то, что провидица может сказать Нуру аль-Алле.

– Женщина… – угрожающе начал Наджиб.

Его голос обрел необоримую глубину, тембр, от которого голова Майши сама собой вскинулась, а рот открылся, чтобы заговорить и повиноваться – не раздумывая. Она задрожала, как будто ее настиг порыв холодного ветра crop.

– Не пытайся испробовать свой дар на мне, Наджиб, – хрипло сказала она. По сравнению с голосом ее брата ее собственный казался грубым и резким. – Я тебе не просительница. Если будешь слишком часто принуждать меня к чему-то голосом Аллаха, в один прекрасный день может оказаться, что я собственными руками лишу тебя Его глаз.

– Тогда будь провидицей, сестра, – ответил Наджиб, но на этот раз своим собственным голосом. Он наблюдал за тем, как она подошла к украшенному мозаикой сундуку, вытащила оттуда чистую тряпицу и медленно перевязала руку. – Расскажи мне о том, что ты видела. Это было видение джихада? Ты снова видела меня с калифским скипетром в руках?

Майша прикрыла глаза, и в ее мозгу снова промелькнул неуловимый образ.

– Нет. Такого еще не было. Мне пригрезился сокол на фоне солнца. Когда птица подлетела ближе, я увидела, что в ее когтях извивается сотня людей. Внизу на горе стоял великан, и в руках у него был лук. Великан выпустил в птицу стрелу, и раненый сокол гневно закричал. И те, кого он держал в когтях, тоже закричали. Великан положил на тетиву вторую стрелу, но лук изогнулся у него в руках, и стрела попала прямо в грудь исполину. Я видела, как он упал… – Она открыла глаза. – И все.

Наджиб нахмурился. Провел по лицу сияющей рукой.

– И что это значит?

– Я не знаю, что это значит. Аллах посылает мне видения, но не всегда – понимание. Возможно, великан – это Сайид…

– Это было твое собственное видение. Аллах здесь ни при чем. – Наджиб отошел от нее, и Майша поняла, что он сердит. – Я – сокол, который держит правоверных, – продолжал он. – Ты – великан, потому что принадлежишь Сайиду, который тоже велик. Аллах посылает тебе предупреждение о том, к чему приводит неповиновение. – Он отвернулся от Майши и закрыл окна ставнями от слепящего пустынного солнца. Снаружи доносился призыв муэдзина с минарета деревенской мечети: «Ашхаду алля иляха иляллах!» – «Аллах велик, и нет Бога, кроме Аллаха».

– Ты только и мечтаешь о завоеваниях, о джихаде. Спишь и видишь, как бы стать вторым Мухаммедом, – съязвила сестра. – Ты не примешь никакого иного толкования.

– На все воля Аллаха. На одних людей Аллах обрушил Свой грозный бич, отразив их грешную суть в их гниющей, уродливой плоти. Других, таких как Сайид, Аллах отметил печатью Своего благоволения. Каждому воздал по заслугам. Он избрал меня вести за собой правоверных. Я лишь делаю то, что должен: у меня есть Сайид, который возглавляет мое войско, и я сражаюсь с подпольщиками вроде аль-Муэдзина. Ты тоже ведешь людей за собой. Ты – Фкиха, та, что направляет женщин. – Свет Аллаха снова повернулся к ней. В полумраке он походил на мерцающий призрак. – А поскольку я исполняю волю Аллаха, ты должна исполнять мою.

Понедельник, 1 декабря 1986 года, Нью-Йорк

На приеме для прессы творилось нечто невообразимое. Грегу Хартманну наконец-то удалось улизнуть в пустой закуток за одной из наряженных елок; его жена Эллен и помощник Джон Верзен последовали примеру сенатора. Он оглядел зал и нахмурился. Потом покачал головой, глядя на туза из министерства юстиции, Билли Рэя, или Карнифекса, как его еще называли, и сотрудника службы безопасности, которые попытались присоединиться к ним. Он сделал им знак оставить его с женой и помощником наедине.

Весь последний час Грег занимался тем, что отражал нападки репортеров, дежурно улыбался в объективы видеокамер и щурился от фотовспышек. Вопросы, которые выкрикивали с мест журналисты, и стрекот «никонов» сливались в оглушающий гул. Из потолочных динамиков лились рождественские мелодии.

Сейчас основная масса журналистов сгрудилась вокруг доктора Тахиона, Кристалис и Соколицы. Рыжие волосы такисианина пламенели в толпе, словно маяк; Соколица и Кристалис, казалось, наперегонки принимали перед камерами самые соблазнительные позы. Рядом с ними стоял Джек Браун – Золотой Мальчик, – которого демонстративно никто не замечал.

После того как подчиненные Хирама Уорчестера из «Козырных тузов» расставили столики с закусками, толпа заметно поредела; некоторые журналисты прочно обосновались вблизи ломящихся от яств подносов.

– Простите, босс, – сказал Джон за спиной у Грега. Помощник сенатора весь взмок, хотя в зале было прохладно. Помаргивающие огоньки рождественских гирлянд отражались в его покрытом испариной лбу: красные сменялись синими, затем зелеными. – Это кто-то в аэропорту дал маху. Такой давки не должно было быть. Я сказал им, что хочу, чтобы представителей прессы впустили уже после того, как вы все рассядетесь. Они задали бы несколько вопросов, а потом… – Он пожал плечами. – Это моя вина. Надо было лично проверить и убедиться, что все сделали как надо.