Закатав до острых локтей рукава халата, он брал кровь у лежащей в коме маленькой девочки с чешуйчатой, как у ящерицы, кожей.

– Пришли поработать или поглазеть?

– Я подумала, что здесь танцуют самбу.

Ответом ей была слабая усталая улыбка.

– Ваша помощь не помешает.

Сара помахала Тахиону и начала пробираться между рядами коек. Добравшись почти до конца палаты, она замерла от удивления и нахмурилась. А потом – у нее перехватило дыхание.

Над одной из коек склонялся Грег Хартманн. Одетый в голубую больничную униформу, он осторожно промывал рану на предплечье джокера, утыканного торчащими колючками, как у дикобраза. Несмотря на ужасный запах – от пациента ощутимо несло псиной – и его не самую благообразную внешность, Сара прочитала на лице сенатора одно лишь сочувствие.

Заметив Сару, Хартманн улыбнулся.

– Мисс Моргенштерн. Рад вас видеть.

– Сенатор.

Он покачал головой.

– Не нужно этих глупых формальностей. Просто Грег. Пожалуйста.

Она различила усталость в морщинках вокруг его глаз, в его севшем голосе; он явно находился здесь довольно давно. После Мексики Сара старательно избегала его общества. Но – украдкой наблюдала за ним, ругая себя за ту смутную симпатию, которую к нему испытывала. Ее интересовало, как он общается с людьми, как откликается на их беды, потому что разум твердил ей о возможной ошибке относительно этого человека.

Он смотрел на нее терпеливым и добрым взглядом. Она машинально поправила прическу и кивнула.

– Хорошо, Грег. А вы тогда зовите меня Сарой. Тахион прислал меня сюда.

– Отлично. Это Марну. Ему сегодня досталось от чьего-то слишком острого ножа.

Грег указал на джокера, который смотрел на нее немигающим, по-звериному напряженным взглядом. Зрачки у него были красноватые, губы обнажали зубы в оскале. Джокер ничего не сказал – то ли не мог, то ли не хотел.

– Наверное, нужно найти себе занятие.

Сара огляделась по сторонам, желая отыскать какой-нибудь предлог, чтобы уйти.

– Мне здесь не помешает пара лишних рук.

«Нет, – хотелось ей сказать. – Я не хочу узнавать тебя. Не хочу признаваться, что была неправа». Сара запоздало покачала головой.

– Э э… ладно. Хорошо. Что мне делать?

Они молча работали бок о бок. Грег намазал длинную рану мазью с антибиотиком, приложил к ней марлю. Сара, придерживая колючие шипы, заметила, что его прикосновение было ласковым, хотя и неуклюжим.

Сенатор наложил повязку и отступил назад.

– Ну вот и все, Мариу.

Хартманн осторожно похлопал джокера по плечу. Колючая голова еле заметно кивнула, и Марну без единого слова пошлепал прочь.

Сара увидела, что Грег смотрит на нее; его лицо покрывала испарина: в клинике было жарко.

– Спасибо.

– Не за что. – Почувствовав себя неуютно, она отступила на шаг. – Вы отлично справились с Мариу.

Мужчина рассмеялся. Он показал ей ладони, и Сара увидела, что они все расцарапаны.

– Пока вы не появились, мне пришлось туго. Но вдвоем из нас с вами вышла неплохая команда. Тахион хотел, чтобы я разгрузил медикаменты; вы ведь не откажетесь мне помочь?

Они какое-то время работали молча, расставляя привезенные коробки и бутылочки по полкам.

– Меньше всего ожидала вас здесь увидеть, – не удержалась Сара, когда они вдвоем втаскивали очередной ящик в кладовую.

– Ведь здесь нет видеокамеры, которая могла бы запечатлеть мои благие деяния, вы хотите сказать? – улыбнулся он. – Эллен отправилась по магазинам с Соколицей. У Джона с Эми накопилась такая груда бумаг, что они хотели запрячь и меня тоже. – Грег развел руками. – Я решил, что принесу гораздо больше пользы здесь. И потом, рвение Тахиона у кого угодно вызовет комплекс вины. Я оставил охране записку, что иду в город. Билли Рэя, наверное, хватил инфаркт. Обещаете, что никому про меня не скажете?

Его лицо приняло такое проказливое выражение, что она не смогла удержаться и рассмеялась. Со смехом улетучилась еще какая-то частица ее хрупкой ненависти.

– Вы постоянно меня удивляете, сенатор.

– Грег, разве забыли?

– Простите. – Ее улыбка померкла. На какое-то мгновение ей так захотелось… прижаться к нему? Она поспешила избавиться от этого чувства.

«Неправда, ты ведь нисколько не стремишься к этому! Просто обратная реакция на долгую ненависть».

Сара оглядела пустые полки кладовой и остервенело рванула картонный бок коробки. Она чувствовала на себе его взгляд.

– Вы все еще не верите тому, что я сказал об Андреа. – Хартманн то ли спрашивал, то ли утверждал. От его слов, которые так точно совпали с ее мыслями, женщину вдруг бросило в жар.

– Я ничего не знаю.

– И вы все еще меня ненавидите.

– Нет. – Она наклонилась к коробке и вдруг порывисто выпалила: – И для меня это еще страшнее!

Собственное признание заставило ее почувствовать себя уязвимой, беззащитной. Сара была рада, что он не видит ее лица, и мысленно выругала себя за откровенность. Сказанные слова подразумевали, что ее влечет к этому человеку; они наводили на мысль о том, что, забыв о своей ненависти к нему, она сменила свои чувства на диаметрально противоположные.