Шрифт:
– Извините, я хотел спросить, чем она занималась… занимается?
– Сейчас – ничем, на пенсии, болеет. А раньше была косметологом. Облагораживала внешности.
– Косметологом? – спросил он, и тут ярко, как вспышка вспомнилась женщина, которая выводила его юношеские прыщи. – Так вон оно что! – Воскликнул он облегченно, как человек решивший, наконец, трудную задачу, над решением которой долго ломал голову.
– А что?
– Я знал вашу маму.
– Правда? Вы уверены?
– Да. Почти. Потому что вы удивительно на нее похожи. Я приходил к ней. Мне было лет четырнадцать… Вы ведь тогда жили на седьмой параллельной, верно?
– Да, – сказала она. – Я жила там еще до школы. Потом мы переехали оттуда на новую квартиру…
– Вот видите! – обрадовано воскликнул он. – Я вспомнил.
– Я тоже помню, к маме приходили … В основном женщины, ну и мальчики были тоже, подростки… А вы не помните меня? Я обычно сидела в маленькой кухне, когда мама была занята с пациентами.
– Нет, – признался он с нотками сожаления в голосе, – не помню. А как вы сюда попали?
– Очень просто, – словоохотливо отозвалась она, – Вышла замуж. Мой муж был охотник. Профессиональный охотник. Видите эти медвежьи шкуры на полу? Ему нравилась такая жизнь. И я с ним привыкла. Так мы прожили восемь лет, пока он не погиб в прошлом году…
– А дети? – спросил он, немного помолчав. – Детей у вас нет?
– Нет, детей у нас нет… Так и жили, как старик со старухой. Только те – у самого синего моря, а мы в лесу.
– Какая же вы старуха? – усмехнулся он. – Вам лет тридцать наверно, да?
– Почти.
– Ну вот видите, – сказал он, не зная, о чем еще говорить.
– Уха простынет, – сказала она, кивнув на его тарелку. – Ешьте пока горячая.
– Да, – он стал есть и только теперь почувствовал, как он был голоден. – Очень вкусно, – пробормотал он с набитым ртом.
– На здоровье, – сказала она, с нескрываемым удовольствием глядя, как он ест. – Ешьте, вам нужно подкрепиться.
– Я уже нормально себя чувствую, – сказал он, продолжая есть. – Это кажется стерлядь?
– Да, – кивнула она. – Здесь их много в реке.
– Ух ты! Классическая уха. Не то что из каких-то непонятных рыбешек.
Она улыбаясь смотрела на него.
– Что? – спросил он, заметив ее взгляд и поняв, что слишком уж жадно он утоляет голод, положил ложку на край тарелки.
– Ешьте, ешьте, – торопливо проговорила она, – Мне нравится смотреть, когда ест мужчина.
Он ничего не сказал и подумал, что так же верно она смотрела, когда после охоты обедал ее муж.
– Скажите, а как отсюда выбраться? – спросил он. – Мне завтра необходимо быть в городе.
– Сейчас – никак. В такую метель лучше не выходить из дома.
– Я понимаю. Я вообще. Когда метель кончится.
– Погодите, – вдруг сказала она. – О каком городе вы говорите? Здесь нет никакого города.
– Как? Что значит?..
– До ближайшего города километров восемьсот. Тут поблизости есть село. Я вам говорила о нем… Есть дальние и ближние села. А город очень далеко.
– Как?! Как далеко? – удивился он. – Я ехал всего-то минут двадцать из города, когда попал сюда, в лес. Может, вы не поняли меня? Я говорю о городе, где жила… живет ваша мама, где она работала косметологом.
– О! – воскликнула она. – Так он вовсе далеко. Больше тысячи километров до него.
– Что вы такое говорите? – рассердился он. – Вы хотите сказать, что я прошел пешком по лесу тысячу километров?!
Она пожала плечами.
– Это невозможно.
– В том-то и дело, что невозможно.
– Он в растерянности замолчал, не зная, что возразить и подозрительно посмотрел ей в глаза, неосознанно ища в них выражения безумия.
– Хотите водки? – неожиданно спросила она.
– Водки? – он ушедший в свои беспокойные мысли, не сразу мог сообразить – о чем она, при чем тут водка.
– Ну да, водки, – повторила она. – Хотите?
– Хочу, – задумчиво ответил он.
Тогда она встала из-за стола, откинула ногой край ковра на полу, подняла крышку люка, при этом снизу, из погреба сразу повеяло в теплую комнату ощутимым холодом, взяла со стола горящую свечу в деревянном, по всей видимости, самодельном подсвечнике и со свечой в руке стала медленно осторожно спускаться вниз, в подвал. Через минуту она выбралась наверх с обыкновенной, весьма прозаической бутылкой водки в руках, что продают во всех магазинах, в том числе и сельских. А он-то уж представил себе, что достанет она из погреба какую-нибудь необычную водку, например, домашнего изготовления в запотевшем глиняном кувшине. Она поставила бутылку и свечку на стол, закрыла крышку погреба, аккуратно накрыла ковром, взяла из буфета два стакана и села за стол напротив него.
– Выпьем?
– Да, – сказал он, все это время следивший за ее действиями.
– Выпьем – забудемся, – сказала она полушутливо, умело разливая водку по стаканам.
Он не ответил. Забудемся так забудемся, – подумал он. И невольно стал прикидывать: если она права, и ему отсюда не выбраться, много ли он теряет в той, оставленной жизни?
Она протянула к нему руку со стаканом, до половины налитым водкой. Он рассеянно поднял свой стакан, легонько стукнул об ее, задержав взгляд на ее лице.