Рис. 111. Сирень. Нормальный цветок, 5-лепестковый и 18-лепестковый.

С юности я долгие годы был почему-то убежден, что на белой сирени многолепестные цветы встречаются чаще, чем на лиловой, но когда я однажды попробовал подтвердить это подсчетом на значительном числе кистей, перевес (очень небольшой и, разумеется, случайный) получился на стороне лиловой сирени. Мое предубеждение, вероятно, зависело от того, что на белой сирени мои глаза скорее подмечали ненормальные цветы. Описанный выше 18-лепестковый цветок был лиловый.

Если процент многолепестных цветов не зависит от окраски венчика обыкновенной сирени, то он, по-видимому, определенно зависит от вида ее. У так называемой «персидской» сирени аномальные цветы довольно часты; наоборот, у темноцветной, почти совсем не пахнущей «венгерской» сирени лишь очень редко можно найти трехлепестные и пятилепестные цветы.

У ползучего клевера иногда вместо белых венчиков вырастают пучки крошечных тройных листьев, так что головка получается приблизительно обычной величины, но зеленого цвета. Это одна из тех аномалий, которые указывают на то, что лепестки венчика суть видоизмененные листья. Я слыхал от ботаников, что у клевера такая аномалия — не редкость; но сам я находил такой клевер лишь три раза: два раза под Москвой и один раз в Шварцвальде. Во всех трех случаях встречалось по несколько экземпляров, находившихся друг от друга на расстоянии не более 50 шагов. У других видов клевера я такой аномалии не встречал, хотя красного клевера (в посевах) мне приходилось, разумеется, наблюдать несравненно большее количество экземпляров, чем ползучего.

Рис. 112. Нормальный и четверной лист клевера.

Однажды мне пришлось видеть клен (наиболее у нас обыкновенный — остролистный — Acerplatanoides), сильно поломанный бурей. Перебирая гроздья еще зеленых крылаток на сломанных сучьях, я нашел по несколько штук тройных, четверных и пятерных крылаток; встретилась даже одна шестерная. Раньше я лишь изредка встречал тройные и четверные; а здесь их было по две, по три на каждой из двух десятков пересмотренных гроздьев. Может быть, это был особенно склонный к «уродству» экземпляр клена; может быть, дело объяснялось особой плодовитостью клена в тот год, — я не знаю [90] .

Рис. 113. Нормальная и тройная крылатка клена.

Наблюдать ненормальные кленовые крылатки нелегко. Пока они зеленые висят на дереве, их трудно рассмотреть; а осенью, когда они опадают, все они, как нормальные, так и ненормальные, распадаются на отдельные семянки с одним крылышком. Тут, кстати сказать, любителю ботаники представляется случай наблюдать, как удивительно целесообразно устроена крылатка, которая при падении быстро вертится и при малейшем ветре относится в сторону. Чтобы оценить совершенство такого парашюта, попробуйте сделать искусственную семянку, которая вертелась бы так же хорошо, как натуральная.

Часто у нас встречающаяся валериана (Valeriana officinalis, т. е. валериана аптечная) привлекала меня еще в детстве. Я собирал ее для различных целей: и как красивый, приятно пахнущий цветок для букета, и для старушки-бабушки, мастерившей самодельные лекарства, и для мальчишеской забавы. Я давал корень валерианы кошке и наблюдал, как, обнюхивая и облизывая этот корень, кошка радовалась и точно пьянела. В более зрелом возрасте я собирал довольно много валерианы для гербариев отца. Она интересна тем, что встречается в различных видоизменениях. Окраска цветов ее колеблется от чисто белого до очень темного розового; но на этот признак ботаники обычно обращают мало внимания. Более важными считаются видоизменения в форме и расположении листьев. Обычно листья бывают супротивные (т. е. по два, один против другого), но встречаются экземпляры с очередными (т.е. спирально расположенными) листьями, а также с мутовчатыми, по три листа в каждой мутовке. Разыскивать эту последнюю, редкую разновидность было в свое время моей специальностью [91] .

Рис. 114. Валериана (Valeriana officinalis): а — нормальный экземпляр, б — ненормальная, тройная мутовка листьев.

Собирая разные редкости для школьного музея, мои крымские ученики разыскали в одном из садов гималайскую ель (Picea morinda), обильно покрытую шишками, сплошь одинаково уродливыми; у всех у них была развита и содержала семена лишь очень небольшая часть шишки. Дело было в исключительно холодном 1921 году, но другие деревья той же гималайской ели были с нормальными шишками. Какие шишки были у того же дерева в следующем году (после очень теплой зимы), — не знаю, так как мне пришлось уехать в другие места.

Рис. 115. Нормальная и ненормальная шишки гималайской ели (Picea morinda) (1/2 нат. величины).

1921 год нам в крымской школе жилось иногда голодновато. Ялтинский отдел народного образования помогал всякими продуктами, какие только можно было найти, и прислал нам однажды несколько мешков грецких орехов.

Рис. 116. Трехдольный грецкий орех.

Одна из школьниц постарше принесла мне один из доставшихся ей орехов; она подметила, что орех этот необыкновенный: делится не на две, а на три дольки. Этот редкостный экземпляр, каких я никогда ни раньше, ни после не видывал (а уж сколько орехов приходилось видеть!), был пожертвован в музей Никитского ботанического сада [92] .

Может быть, вам, читатель, посчастливится найти подобные орехи? Интересно было бы такой орех посадить и вырастить редкостный «трехдольный» всход.