Шрифт:
У него были все ненавистные мне добродетели и ни одного восхищающего меня порока. В моем возрасте я уже не могу позволить себе плохо себя чувствовать.
При всей красоте стратегии, посматривайте иногда на результаты.
Нужна смелость, чтобы встать и говорить; нужна смелость, чтобы сесть и слушать. Величайший урок жизни в том, что и дураки бывают правы.
Он смотрит на международные отношения через неправильный конец муниципальной канализационной трубы.
Он скромный человек, и у него есть на то все основания.
Черчилль у писсуара в туалете палаты общин; входит Клемент Эттли, и Черчилль поворачивается к нему спиной.
Эттли:
Дорогой Уинстон, я надеюсь, что вопреки нашим противоречиям в парламенте мы можем быть друзьями за его пределами.
Черчилль:
Дорогой Клемент, я с вами не враждую. Я просто опасаюсь вашей привычки: когда вы видите что-то большое, вы пытаетесь национализировать его.
Все помнят слова старика, сказавшего на смертном одре: «Моя жизнь была полна бед, и большинство из них так и не случились».
Все мы насекомые. И я, мне кажется, — светлячок.
Заглядывать слишком далеко вперед — недальновидно.
Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх, кошки — сверху вниз. Лишь свинья смотрят на нас как на равных.
Великое и доброе — редкое сочетание.
Историю пишут победители.
Часто случается, что в ждущем скорой смерти человеке желание достоинства перевешивает все остальные чувства.
Он похож на самку ламы, которую застали во время купания.
Он рискует впасть в старческий маразм еще до наступления старости.
Во время войны правда столь ценна, что должна сопровождаться телохранителем лжи. Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее генералам.
Лучше всего я чувствую себя в XVIII веке.
Новости лучше делать, а не слушать.
Если бы я уважал мнение достопочтенного члена парламента, я бы рассердился.
Всегда готовый к мученичеству, я предпочитал, чтобы его отсрочили.
Проглотив свои слова, я никогда не страдал несварением желудка.
Критика в политическом организме — как боль в организме человека. Приятного в ней нет, но где бы мы были без нее?
Я всегда готов учиться, хотя не всегда люблю быть поучаем.
Когда ноты жизни фальшивят, их следует настраивать на камертон смерти.