Но книге не повезло и в таком, «соавторском» виде. Предисловие В. В. Шульгина, написанное, когда книга была уже готова, датировано маем 1966 года. Рукопись, сданная в издательство «Советская Россия», помечена на титульном листе 1967 годом, но затем многократно урезалась и перерабатывалась в сторону большей «проходимости». Отдельные главы из нее были напечатаны в 1966–1967 годах в журнале «История СССР», с предисловием известного историка А. А. Авреха. Публикаторы надеялись, что это ускорит выход книги. Вопрос обсуждался на самых высоких уровнях, как свидетельствует об этом в своей статье «Страсти по Шульгину» академик Ю. А. Поляков (см. ниже, в библиографии).

В 1971 г. рукопись находилась уже в Издательстве АПН (Агентство печати «Новости»), и ее подготовкой занималась известная тогда поэт и журналист Е. В. Шевелева. Но лишь в 1979 году. «Годы» увидели свет в Издательстве АПН, когда уже не было в живых ни Ивана Алексеевича Корнеева (умер в 1973 году), ни Василия Витальевича (умер в 1976 году).

Соответственно, ничем не стесняемые, издатели могли себе позволить любые нарушения авторской воли и эдиционных норм. Они изменили структуру книги, из шести частей сделали четыре, произвольно сливали и разбивали главы, по живому резали и сокращали текст. «Ликвидации» подверглись как целые главы (в том числе, например, глава «Измена», напечатанная ранее в журнале «История СССР»), так и более мелкие разделы и отдельные абзацы, даже отдельные не понравившиеся редактору слова и фразы. В целом из книги было выброшено до трети текста, включая такой важнейший — и структурно, и идейно — раздел, как предисловие, содержащее историю создания книги, сведения о ее соавторе и авторскую самооценку.

Переиздание АПН 1990 года еще хуже в эдиционном смысле: произвольно сокращен даже текст 1980 года. При этом нельзя сказать, что редактура и сокращения определялись последовательно цензурно-политическими или литературно-эстетическими критериями. В большинстве случаев они связаны исключительно с произволом и неуважением издателей.

К счастью, сохранившийся экземпляр авторской машинописи 1967 года позволил нам восстановить структуру книги, а для большей части глав — и полный авторский текст. Что касается другой текстологической задачи — реконструкции собственно шульгинского текста с максимальным устранением вставок и вкраплений И. А. Корнеева, — эта задача представляется нам сегодня вполне не разрешимой. Тем более что В. В. Шульгин в последние годы жизни (1966–1976) признавал амальгамированный, так сказать, «шульгинско-корнеевский» текст своим (достойным, во всяком случае, его имени на обложке) и не делал никаких попыток изменить в этом смысле ситуацию. К тому же И. А. Корнеев, умерший на два года ранее Василия Витальевича, весьма ревниво относился к тексту, справедливо видя в предполагавшемся издании возможность, помимо всего прочего, поправить материальное положение своей семьи. К сожалению, ревность эта простиралась до стремления не предъявлять и тем более не давать на руки «соавтору» машинописные копии окончательных вариантов. Неизвестно, сохранились ли какие-либо более ранние варианты рукописи или черновые и вспомогательные материалы к ней у наследников Ивана Алексеевича…

Проще в текстологическом отношении обстоит дело с «малыми» жанрами. Что касается «Отрывочных воспоминаний» 1973 года, автор настоящих строк должен взять на себя «вину» не только за их публикацию, но и за их появление на свет. В. В. Шульгин, в свои девяносто пять, приехав погостить летом 1973-го, ко мне в Красногорск, вовсе не предполагал и не собирался возвращаться к воспоминаниям о Гражданской войне и Белом движении. Идея диктовки возникла спонтанно, в домашних, за чаем, разговорах. Воспоминания представляют собой прямую диктовку и включают в оригинале пять практически самостоятельных глав: «Французская интервенция на Юге России», «Деникин», «Врангель», «Азбука» и «Мария Владиславовна Захарченко-Шульц». (Первоначально Василий Витальевич планировал дать сопоставительную характеристику Деникина и Врангеля, но получилось два отдельных очерка.) Мне казалось необходимым передать, естественно, каждое слово, сказанное при диктовке Василием Витальевичем, буквально так, как оно было сказано.

Все пять глав были мною опубликованы в 1990–1993 годах, благодаря содействию Л. Г. Калининой, главному редактору еженедельника «Московский строитель» (1990) и сменившего его «Домостроя» (1991–1993). «Французская интервенция», «Деникин» и «Врангель» были позже перепечатаны Андреем Кручининым в возобновленном им журнале «Военная быль» в 1993–1994 гг.

Мы включили также в книгу не публиковавшиеся прежде очерки из незаконченной серии «Киевлянки». Два из них — «Вера Чеберяк» и «А. Д. Вяльцева» — были продиктованы, как сказано выше, в 1970 году. Третьим должен был стать очерк «Васнецовское дитя» (о Е. В. Сухомлиновой), но В. В. отказался от этого замысла в связи с тем, что весь материал был уже сполна им использован в соответствующих главах книги «Годы».

В отдельную группу следовало бы выделить публицистические работы последних лет: «Опыт Столыпина» (машинопись 1960-х годов), «О лозунге Великой России» (последняя статья Шульгина, представляющая собой, в исключение из правила, не диктовку, а его автограф) и «Постскриптум к книге «Что нам в них не нравится» (сентябрь 1971 года).

Значительное место в диктовках позднего Шульгина занимают стихи. В. В. баловался поэзией смолоду, в думский период (1907–1917) удачно состязался в политическом стихотворстве с В. М. Пуришкевичем, мастером политической пародии и эпиграммы. Эпиграмма Пуришкевича на В. В. Шульгина, почему-то без указания автора, включена даже в выходившую лет десять назад антологию «Русская эпиграмма»:

Стихотворение В. В. Шульгина «Пал богатырь. На пир кровавый» стало поэтическим эпигрофом издававшейся Пуришкевичем «Книги русской скорби».

Из эмигрантских лет В. В. любил вспоминать свою поэтическую переписку с Игорем Северяниным.

«Обронзит свой гранит» — намек на адриатический загар гранитного лика поэта, они вместе отдыхали в 1925 году в Дубровнике. «Иго Севера», удачно обыгранное с именем «Игорь Северянин», — это, разумеется, «диктатура пролетариата», восторжествовавшая в России.

В таком же, преимущественно ироническом роде стихотворствовал Василий Витальевич и в позднейшие годы:

— до мрачноватого заключительного: «Там русский дух. Там водкой пахнет».