— По-моему, ты ошибаешься, — запинаясь, сказала Мария. — Анна Мария вчера сделала что-то совершенно особенное. Боюсь, что у мыслеформне бывает таких поцелуев; мне кажется, я каждой своей клеточкой почуяла ее тепло. Она что-то такое сделала… и с Леопольдом… я не могу объяснить… Это — не-язык-земли! Самим своим присутствием…

— Я понимаю, — перебила ее Констанца. — Но ведь историю не перепишешь…

— Ты была счастлива? Ты была счастлива с Моцартом? — выпалила неожиданно для себя Мария.

Констанца поежилась и стала накручивать на указательный палец тончайший шарф:

— Собственно, не знаю, зачем тебе все это, да и нужно ли это мне самой… Весь этот «моцарт»…Странно, что тебя занимает прошлое — люди вашего времени обычно другие. Они торопятся. Зарабатывают деньги. Кладут их в банки. Ходят на презентации. Толкаются в час пик… Впрочем, если тебе интересно… Наш первенец, Раймунд, умер от колик на первом году. Третий, Иоганн — от удушья через месяц после появления на свет… Терезия и Анна-Мари также не успели пожить: последняя, бедняжка, скончалась через час после рождения. Выжили двое: Карл Томас и Вольфганг Амадей. Карл почти всю жизнь прожил в Италии, служил чиновником, немецкий знал не очень. Младший, родившийся за полгода до смерти Моцарта, ушел в музыку, но до отца «не дорос». Карл не был женат. Вольфганг тоже умер бездетным: на том род Моцартов и угас.

— Ты была счастлива? — снова спросила Мария.

— О наших отношениях написано слишком много дряни. И не только. Пусть каждый думает что хочет. Представь, недавно я прочитала о себе то, что якобы «страдала дефектом личности генетического происхождения» и «по своей природе была неспособна любить». С тех пор не люблю этих ваших модных психологов.

— Ты была с ним счастлива? — настаивала Мария.

— Я пережила его на 50 лет, — вздохнула Констанца. — Я пришла к нему на кладбище через 17 лет после. Яподписывалась как «Констанца, статская советница Ниссен, в прошлом жена Моцарта». Я никогда ничего не расскажу тебе, Мария.

— Почему? — оторопела та.

— Да потому что с ним счастлива Ты…

…Милейшая женушка, у меня к тебе масса просьб:

1-е — прошу, не будь печальна.

2-е — следи за своим здоровьем и не особенно доверяй весеннему воздуху.

3-е — не выходи из дому одна пешком, а лучше всего совсем ходи пешком.

4-е — будь вполне уверена в моей любви к тебе; еще ни разу не писал я к тебе письма, не поставив перед собою твой милый портрет.

6-е и последнее — прошу тебя, будь обстоятельна в своих письмах.

…

5-е — прошу тебя, согласуй свое поведение не только со своей, но и моей честью. Думай о том, как оно может выглядеть со стороны. Не сердись на эту просьбу. Ведь тебе нужно еще более любить меня за то, что я дорожу своей честью.

Прощай же, милочка, чудо мое. Знай, что каждую ночь, прежде чем отойти ко сну, я добрые полчаса беседую с твоим портретом и то же делаю при пробуждении.

…

О штру! Штри! Целую тебя и прижимаю к груди своей 1095060437082 раз (можешь поупражняться в чтении этого числа) и остаюсь всегда

Твой самый верный супруг и друг

В.А. Моцарт т/р2 [31]

Мария прочитала это, найдя на полу забытый Констанцей письмо, и улыбнулась чему-то.

СПОК О НУ, спок о н веку — исстари, извеку, от веку, искони, издревле, с незапамятных времен. Свет спокон веку неправдой стоит.

Мария вышла из гостиницы и огляделась: та же толпа отдыхающих, те же пальмы, те же рестораны, те же экскурсии… Каким боком она вообще встретила здесь, в этом жалком подобии рая, Моцарта? Не сошла ли она с ума? Что это — реальность или невроз навязчивых состояний? Но почему ей тогда так легко, черт возьми? Почему ей так спокойно и хорошо? Мария купила пиво и посмотрела в глубь бутылки: она чуть не вскрикнула, увидев на дне совершенно крошечного человечка. Он увеличивался у Марии на глазах и через какое-то время уже заполнил собою все застекольное пространство. Мария ахнула, узнав в лилипуте человека, имя которого навеки срослось с именем маэстро.

— Выпусти меня, — попросил он Марию.

— Но как? — удивилась Мария.

— Просто разбей бутылку. Не бойся, не убьешь.

Мария посмотрела на лилипута с недоверием, зажмурилась, а потом шарахнула бутылкой о пальму. Когда она открыла глаза, то обнаружила перед собой самого Антонио Сальери — в полный рост. У него были крупные черты лица, суровые и не вызывающие неприязни. Мария сказала ни с того ни с сего:

— Боже. Бывает ведь и нормальная жизнь, да?