Ее важное отличие состояло все же в том, что там была попытка мышления. Варварского, конечно. Оно тут же забивалось любованием собой, разумеется, а как еще? Но все-таки. Попытка. Была.

По гамбургскому счету, на третьем курсе российской аспирантуры я как раз дозрел до того, чтобы поступить на первый курс философского факультета. Настоящего, разумеется. Которых сейчас в мире, может быть, вообще нет, и точно уж нет в России. Но где-то и когда-то были. Может быть, льщу себе, но кажется — дозрел. Отставание на восемь лет от нормального человека, в общем.

Что выгодно отличало меня от совета, отставшего не на восемь лет. В Университете я был бы студентом первого курса. Эти же доктора наук, по тому же счету, были бы там вахтерами. Не все такие. Но довольно, чтобы стало страшно. Тогда еще. Кто видел — знает.

И проходить инициацию в стойбище к старым варварам я так и не прибыл. «Вот вырастешь, и станешь как мы». Лучше не вырасту.

Одной плюшкой меньше.

Но чем-то все-таки больше.

Если как-то определять средний класс, то я бы делал это не количественно, с энной суммы месячного бабла, или пассивного дохода, или состояния. Если смотреть на людей, прежде всего, как на существа, которые что-то делают или не делают, я бы метил по типу мотивации. Нижний класс тот, кто работает толькоза деньги. Средний класс, кроме денег, работает за что-то еще. «Вы продолжили бы делать то, что вы делаете, более чем на 50 %, если бы ваши деньги вам платились независимо от того?». Средний класс, в таком определении, должен быть маркирован по ответу «да». То есть это маркировка по типу человеческого достоинства. В некоем смысле менять свое время на сугубые деньги, без кайфа, смысла, ценности — отчаянная проституция, и оправдана лишь нуждой.

Можно спросить чуть по-другому. «Не западло ли было бы заниматься этим сыну лорду, все материальные проблемы которого уже решены посредством ренты?».

Ну и видно, что политиком — не западло. Офицером. Священником. Профессором. Литератором. Много кем можно.

Ну а кем-то западло. Не будем говорить, кем — чтобы никого не обидеть. Тем более что это легко домыслить.:)

В каком случае говорится «да»?

Нынешние социологи как-то повадилось разбивать страты сугубо по деньгам, а это неверно. Забывают про власть, известность, авторитет, связи. Так вот, деньги платят даже последнему батраку. А «да» в ответ на наше вопрошание говорится, если к деньгам прилагается что-то еще. Влияние на людей, обычно. Понятно, что у офицера несколько иное влияние, чем у писателя, и на иных людей — ну и что? Священник и разведчик сроднены по факту неденежной компоненты, собственно, и поднимающей над уровнем сколько угодно оплаченных и насыщенных ширнармасс.

Цитировал уже, наверное, и не раз, определение Пятигорского: «личность — это способность в рефлексии отнестись к своему сознанию как к чужому, вообще как к объекту». И вот если в человеке это хоть немного поставлено, он переходит в какой-то иной класс. С ним можно о чем угодно. Не обязательно непременно тереть за умное на мелкой философической терке. Можно за любую дурь. О погоде, о водке, о домашних котах и общих знакомых. И, наоборот, симметричное к тому тяжелейшее испытание: с патентованными идиотами, не имеющего малейшего знания о своем незнании, быть вынужденным обсуждать что-то «высокое», или там «глубокое». Впрочем, данный тип идиотов — который тянется ввысь да в глубь, будучи абсолютно лишен инструментов для копания и летания — в земле русской, по моим наблюдениям, переводится. Остается более простой тип идиотов, которым приятно беседовать только за идиотское. В каком-то смысле с ними проще, в своем родимом дурацком они, может быть даже, не такие уж дураки…

В каком-то смысле вконец опаршивевшая овца пугает много сильнее волка. Людей, способных на преступление непосредственно — украсть, избить, просто жестко нахамить невинному человеку — все равно меньшинство. Явное меньшинство троллит в интернете, кидает знакомых на деньги и отжимает мобилы у незнакомых. И всегда это будет меньшинство. Так вот, страшно не то. Страшно, когда человек, заведомо не относящийся к этому меньшинству, начинает его нормально воспринимать. И даже как-то впрягаться, что ли.

«Подумаешь, в инете обматерили. А знать надо, куда прешь. И поближе к народу надо, народ к тебе и потянется…».

«Ну снасиловали девку, а чего она жопой крутила?».

«Попортили очочки интеллигенту — а вот надо уметь за себя постоять, ха-ха».

«Ну шмальнули Пушкина — а чего он, Сашок, нарывался-то? Нарывистый Сашок был… Поэт — так все можно, что ли? И Дантес, между прочим, тоже человек».

И все-то им люди.

Странная порода овец, выведенная причудами эволюции, болеющая за волков, и даже за вирусов. И кажется, беспредела больше не потому, что больше хищников. А больше вот этого.

В идеальном обществе на помощь человеку против хама и вора придет все общество.

В нормальном придет хоть кто-то.

А у нас будут рассуждать о том, что Лермонтова завалил неплохой такой, нормальный пацан… И вообще Лермонтов — сам виноват. Попроще надо было, попроще. Глядишь, и люди бы к нему потянулись. Нормальные такие люди.

Само умение работать в недружественной среде принципиальнее, чем конкретно то, как это делается — воздается ли зубом за зуб, подставляется ли другая щека… Важно, чтобы дело сделалось. Несмотря на свист, шум, массовую нелюбовь.