Слово это означает для меня нечто совершенно особенное, и свойство характера, которое я им определяю, — редкостное свойство. Мой отец был наделен им и, я почти уверена, еще один человек, однако никто из знакомых мне мужчин не обладал при этом ясностью, чистотой и бесхитростностью горного ручья. А вот мальчик Джерри обладал. В основе этого свойства лежит мужество, но это не просто смелость. Это еще и честность, но и не только честность. Однажды у Джерри сломалось топорище. Он сказал, что его починят в столярной мастерской при приюте. Я хотела дать ему денег, чтобы заплатить за работу, но он отказался их взять.

— Платить буду я, — сказал он. — Ведь это я сломал топорище. Я небрежно ударил топором.

— Но ведь нельзя же каждый раз ударять точно, — сказала я. — Просто топорище было с изъяном. Я скажу человеку, у которого купила топор.

— Только после этого он согласился принять деньги. Он брал назад самообвинение в небрежности. Он сам вызвался колоть дрова и старался исполнять работу аккуратно; если он в чем-либо оплошал, он не станет увиливать от ответственности.

— А еще он сделал для меня нечто необязательное, нечто доброе, на что способны только щедрые сердцем. Нечто такое, чему нельзя научить ни в какой школе, ибо такие вещи делают по первому движению души, их не подсказывает никакой опыт. Возле очага он обнаружил уютное местечко, которого я не заметила. Туда он по собственному почину клал лучину и «средние» поленья, чтобы у меня всегда была наготове сухая растопка на случай сырой погоды. В неровно замощенной дорожке, ведущей к хижине, расшатался камень. Он углубил ямку и закрепил камень, хотя сам ходил напрямик по косогору. Я заметила, что, когда я пыталась отблагодарить его за заботливость конфетами или яблоками, он принимал их молча. Похоже, такому слову, как «спасибо», он просто не находил применения, ибо вежливость была у него в крови. Он лишь смотрел на подарок, на меня, поднималась завеса, и, глубоко заглянув в прозрачный родник его глаз, я видела там благодарность и нежность — мягкое в твердом граните его характера.

— Под нехитрыми предлогами он приходил посидеть со мной. Я не могла отказать ему в этом, как не могла бы отказать в куске хлеба голодному. Я сказала однажды, что лучше всего нам видеться перед ужином, когда я кончаю работать. И вот он всегда выжидал некоторое время после того, как моя пишущая машинка смолкала. Случилось раз, я засиделась за работой до темноты. Я вышла из хижины, совсем забыв про него, и увидела — он взбирается в сумерках по склону холма, возвращаясь в приют. Я присела на крыльце — место, где он сидел, еще хранило тепло его тела.

Нечего и говорить, он сдружился с моим пойнтером Пэтом. Есть странная общность между ребенком и собакой. Возможно, они обладают одной и тою же внутренней прямотою, одной и тою же мудростью. Общность эту трудно определить, но она существует. Когда я надумала прокатиться по штату в конце недели, я оставила собаку на попечение Джерри. Я дала ему призывный свисток и ключ от хижины, оставила достаточный запас продуктов. Он должен был приходить два-три раза в день, выпускать собаку, кормить и прогуливать ее. Я рассчитывала вернуться в воскресенье вечером, и Джерри должен был вывести собаку в последний раз в воскресенье днем и спрятать ключ в условленном месте.

Я запаздывала с возвращением, к тому же горные проходы заполнил предательский туман, и я не осмелилась вести машину ночью. Туман держался все утро следующего дня, так что до хижины я добралась только в понедельник к полудню. Собака была накормлена и выважена. Джерри явился немного спустя после полудня, встревоженный.

— Управляющий говорит, никто не ездит в тумане, — сказал он. — Я приходил вечером перед тем, как ложиться спать, — вас не было. Вот я и принес Пэту часть моего завтрака нынче утром. Уж со мною-то он бы не пропал.

— Я в этом не сомневалась. Я не беспокоилась.

— Я, как услышал про туман, подумал, вы поймете.

Его ждала работа в приюте, он должен был тотчас вернуться. Я дала ему доллар в награду. Он осмотрел его и ушел. В тот же вечер, уже затемно, он постучался в дверь.

— Входи, Джерри, — сказала я, — если тебе позволили уйти так поздно.

— Я, наверное, сболтнул лишнее, — ответил он. — Сказал, что вы хотите видеть меня.

— Это правда, — подтвердила я и увидела, что мои слова принесли ему облегчение. — Я хочу знать, как ты управлялся с собакой.

Он сел подле меня у огня — света мы не зажигали — и рассказал, как они провели эти два дня. Собака лежала, тесно прижавшись к мальчику, и с ним ей было покойно, как никогда со мною. И то, что он был с моей собакой, заботился о ней, казалось, сближало и нас, и он чувствовал, что сроднился и со мной, не только с животным.

— Мы все время были вместе, — рассказывал Джерри, — если только он не убегал в заросли лавра. Ему нравился лавр. Я взял его с собой на холм, и мы бросились бежать со всех ног. Там есть место с высокой травой, я упал в траву и затаился. Слышу, Пэт ищет меня. Он напал на мой след и залаял. А когда отыскал меня, стал ровно как сумасшедший и давай бегать кругами вокруг меня.