— Алло, — заспаный голос матери там далеко, за тридевять земель все же действовал успокаивающе.

Алло, слушаю вас…алло… — раздался шорох, мать дула в трубку.

Анна осторожно положила трубку и отошла от трюмо.

Медленно, повернулась спиною к зеркалу и по длинному коридору пошла в свою комнату, не оглядываясь. Зеркало не отразило никого, кроме нее, мать не звонила ей, сон остался лишь сном, не более, и все же, в эту секунду она твердо знала, что за спиной ее кто-тостоит.

Ночь черным провалом затмила сознание Анны. Проснувшись поутру, в сумраке зимнего угасания природы, она долго не могла понять где находится, и отчего так громко стучит сердце. Прошло несколько минут, прежде, чем она вспомнила о вчерашних похоронах, и горе, затаившееся в тьме ее души снова выплеснулось наружу, заполнив ее до края. Плакать не было сил. Женщина лежала на разобранной кровати, и рыдала о своем утерянном сыне безмоллвно, без единой слезы.

Через некоторое время, она вспомнила и о событиях прошедшей ночи. Теперь, при свете дня, все случившееся не казалось более страшным. И все же, присутствовало в ее сне, что-то странное, болезненно-отвратительное, и это нечто, эта маленькая деталь не давала ей покоя, червем впивалась в сердце.

Что, если…

Отогнав виденья прочь, женщина наконец поднялась с кровати и побрела в туалет.

«Любопытно, — горько усмехнулась она, — как можно посмотреть на себя в зеркало, которое ничего не отражает?..». Мысль эта показалась ей настольно неожиданно веселой, что она не удержалась от мгновенной улыбки.

Через час, она привела себя в порядок настолько, что увидев ее на улице, люди не шарахались бы. Выйти же на улицу было необходимо.

Прежде всего, ей нужно было кое-что выяснить.

Анна подошла к телефону, который в последнее время словно увеличился в размерах, и набрала номер матери.

Несколько мгновений томительной гудящей тишины, щелчок соединения и почти сразу-голос матери, с другой стороны мира.

— Доброе утро, доченька.

То обстоятельство, что мать узнала ее по звонку, не удивило Анну. Она почти всегда узнавала Алешу, когда он звонил ей на мобильный. Ведь и она была матерью…не так давно.

— Доброе утро, мамочка.

Анна замолчала. Вопрос вертелся на языке, занозой сверлил мозг, и все же, она ощущала себя… попросту глупо. На другом конце провода, молчала и мать.

Мама?

Что, Аннушка?

— Э….ты-ы…ты не звонила мне ночью? — совсем не тот вопрос, слова другие…заноза осталась в голове.

— Нет, дочка. Только….мне самой кто-то позвонил часа в четыре утра… Наверное ошиблись.

— А-а…да. Хорошо….хорошо.

— Как ты, Аннушка? — в голосе матери слышалась забота…тревога…и…страх. Неподдельный страх.

— Я….выживу, мама.

Молчание становилось ощутимым. Анна решилась.

— Мам… ты… на похоронах, помнишь?.. Ты сказала…что-то про путы. Про веревки.

— Какие веревки? — в голосе появилось удивление.

— Веревки…которыми. покойника свзязывают. — обезличив своего сына, Анна почувствовала себя немного легче и уверенней, — Ты спрашивала, развязали ли ему…руки и ноги. Помнишь?

— Помню…говорила наверное. Аннушка, к чему это?

— Мама, не спрашивай сейчас. Объясни мне, что ты имела ввиду?

Теперь мать была озадачена. Удивление ее прошло, в голосе снова звучал…несомненно страх.

— Что…что имела?.. Это традиция. Или суеверие…не знаю. Обычно…умершим связывают руки и ноги, пальцы между собою… так…повелось.

— Повелось, — напирала Анна. — Отчего так повелось?

— Я-а….не знаю….-чтоб не… боролся….не ходил. Так говорят.

— А зачем их развязывают?

— Аня! — в голосе матери послышались истерические нотки, — Что ты говоришь такое? Зачем тебе это все?

— Мама, просто ответь на вопрос, — Анна с трудом сдерживалась, не переходила на крик. Зачем развязывать путы?

— Говорят….чтоб легко душа улетела…так, наверное. Чтоб не держало ее ничего, и… и…

(Здесь мы едим)

— Мама, что если покойнику не развязать ноги? Он споткнется? Упадет?

— Кто? — опешила мать.

— Алеша! — закричала Анна в трубку и с силой бросила ее на рычаг. Набросила пальто на плечи и не застегиваясь выскочила из квартиры, слыша за спиной захлебывающийся телефонный звонок.

Анна ворвалась в похоронное бюро «Декор», всем видом своим-растрепанным, всклокоченным напоминая ожившего мертвеца. При виде ее у девушки-секретаря, с лица на мгновение сползла профессиональная маска скорби и участия, уступив место неприкрытому страху. Впрочем, она быстро совладала с собой. Лицо ее при этом с усилием приняло прежнее выражение-несколько мученическое, елейно-скорбное.