— Что не выйдет? — С сельдерея он переключился на оливки, и теперь посасывал косточку.

— Через Говарда ничего не выйдет. В этой семье решающее слово принадлежит Сьюэллен, а она никогда не согласится с этой твоей голливудской затеей. Ну, и потом, для чего тебе одобрение и благословение Сьюэллен и Говарда? Разве тебе недостаточно моего окончательного решения? Ведь у меня все еще есть право не соглашаться, правда?

— Баффи Энн! — произнес он с упреком. — Ты знаешь, мы никогда ничего не делаем без обоюдного согласия…

Да, слова звучали разумно. Вот только не уверена, что они соответствовали истине. А истина заключалась в том, что у меня просто не хватало сил в чем-то ему отказать. И он об этом знал. А я знала, что теперь эта студия и Голливуд стали стремлением, которому он не мог противостоять.

Мы больше не возвращались к этому разговору до самого позднего вечера. К ужину Сюзанна наконец сподобилась встать и выйти к нам. После ужина они вчетвером стали играть в «кэндилэнд», а я осталась в кухне убирать со стола и мыть посуду. Когда я присоединилась к ним, Сюзанна уже успела на треть опустошить бутылку «Джека Дэниелса». Тодд не пил «Джек Дэниелс», и я знала, что раньше бутылка стояла запечатанной.

Мы с Тоддом отправились укладывать детей. Сюзанна перебрала всю нашу коллекцию пластинок и записей, но не нашла ничего подходящего, и поэтому включила радио. Когда мы наконец спустились, она, прикрыв глаза, танцевала в одиночестве под звуки песни, доносящейся из радиоприемника:

— Это Бо, — объявила она. — Я его голос всегда узнаю, даже старые записи. — Она протерла глаза, — Баффи, ты с ним поговорила? Ты попросила его повлиять на Хайни?

Я собиралась было ответить, но меня опередил Тодд.

— Извини, Сюзанна, — мягко проговорил он, — но Хайни не только закрывает картину. Он собирается продать студию и уехать из Голливуда. Он возвращается в Даллас. Он сказал, что продаст студию, как только найдет покупателя. А еще он сказал, что продаст он ее или нет, ноги его больше не будет в Калифорнии.

Сюзанна рухнула на диван и, всхлипнув, залилась слезами. Вдруг она прекратила рыдать и прорычала:

— Вот что случается, если не оформить все на бумаге! Хайни купил эту студию для меня. Он сам сказал! А на мое имя ее не оформил. Боже, какой я была дурой. Ублюдок жирный!

Наконец нам удалось поднять ее в спальню, и, как маленького ребенка, уложить в постель. Да она и была ребенком. Все дети не понимают, что жизнь — это улица с двусторонним движением.

Мы снова спустились вниз.

— Больше не могу, — сказала я. — Неважно, что она натворила — мне все равно ее жалко. Она такая беззащитная.

Тодд покачал головой:

— Нет. Сюзанна какая угодно, но только не беззащитная. Просто иногда она кажется такой. Вчера она оплакивала потерю «дорогого Хайни». Но сегодня вечером наступила вторая стадия. Хайни ублюдок, который ее обокрал, отнял у нее студию. Теперь я не удивлюсь, если в любой момент наступит и третья стадия.

Мы носились с Сюзанной как с писаной торбой, не зная, поддержать ее или осудить. То же самое было, когда умер Поли. Мы сидели перед камином в библиотеке и пили простое красное вино непонятного происхождения. Осторожно посмотрев друг другу в глаза, мы поняли — пришло время для серьезного разговора.

— Но зачем, Тодд? Зачем? — спросила я.

Он не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь, и, улыбнувшись и подняв брови, сказал:

— Не знаю. Мне стало казаться, что я ужасно устал от торговых центров. Пропал азарт. Пропало удовольствие от того, чем я занимаюсь. Удовольствие и восторг… — Я, глупая женщина, ухватилась за соломинку. Я была благодарна ему за то, что пропал восторг всего лишь от торговых центров, а не от нашего брака. — Мне трудно жить без цели, к которой надо стремиться. Так со мной было всю жизнь, начиная с того дня в приюте — мне было лет восемь, — когда я понял, что, если хочу стать чем-то большим, нежели просто худеньким сиротой без мелочи в кармане, то должен научиться бегать, быстро бегать. И я сосредоточился на игровых видах спорта. В десять лет мне стало ясно, что бейсболистом я не буду. Тогда я решил стать боксером. В двенадцать я уже понял, куда меня зовут мои способности, и задался целью окончить колледж. Собственно, передо мной стояло несколько задач, и решать их предстояло по очереди. Теперь у меня есть ты, дети, красивый дом, сеть торговых центров — моя персона оценивается в несколько миллионов долларов. Но знаешь, Баффи, после первого центра и первого заработанного миллиона азарт прошел.

Я была в отчаянии. Наверное, он меня дурачил. Я и представить себе не могла, чтобы он работал без азарта. Он повернулся к бару, чтобы налить себе что-нибудь покрепче. Я быстро нашла себе утешение — по крайней мере, он не сказал, что у него пропал азарт после того, как он первый раз женился и завел пару ребятишек.

Тодд приготовил два коктейля «Блэк Рашн» и дал один мне.

— Ну, пожалуйста, Баффи Энн! Я хочу этого! Мне это необходимо!

— Это я вижу, но скажи мне, что ты понимаешь в кинобизнесе?