Собор произвел на нее неизгладимое впечатление своим величием, посетив его, трудно было возвращаться к повседневному, обычному, к привычным делам и разговорам. Дивные мозаики привели Клиону в возвышенное, близкое к экстазу состояние. Золото и позолота алтарей, хрустальные люстры, занавеси красного шелка создавали необычайный калейдоскоп, красота его внушала благоговейный трепет и восхищение, которые невозможно было выразить словами.

И вот она снова на ярком, слепящем солнце, полуденная жара путает мысли, в фонтанах плещет вода, катятся ярко расписанные кареты, на облучках и запятках слуги в красных с золотом ливреях, на ступенях церквей оборванные нищие.

— Довольно экскурсий, — решительно сказала Берил, направляясь к ожидающему их экипажу и слугам в ливреях цвета бордо с серебром, заметным даже в таком пиршестве красок.

— Сегодня я разрешаю тебе проявить некоторую слабость, — улыбнулась Клиона. — Но мы должны здесь бывать часто.

— Меня уже не изменишь, любовь моя, поздно. Я предпочитаю людей музеям.

Клиона рассмеялась.

— Собор Святого Петра никак нельзя назвать музеем, — возразила она.

Но Берил не слушала. Она снова оживилась, когда возле них остановился роскошный фаэтон, запряженный парой отличных гнедых рысаков. Было нетрудно узнать, кто правит лошадьми, — слишком красив и заметен был принц Боргезе в ярко-синем фраке и лихо заломленной касторовой шляпе.

— Твой поклонник, наверное, разузнал, куда ты направилась, — тихо сказала Берил.

— Осторожнее, умоляю тебя, — попросила Клиона. — Вдруг он услышит?

— А если даже услышит? — поддразнила ее Берил.

Принц тем временем покинул фаэтон и в сопровождении ехавшего с ним приятеля пробирался через толпу к юным подругам. Подойдя, он отвесил несколько театральный, но исполненный изящества поклон.

— Ваши покорные слуги, сударыни! — сказал он. — Леди Рейвен любезно сообщила нам, где вас найти, и мы с графом Реццонико отправились следом просить о чести сопровождать вас домой.

— Мы будем в восторге, ваше высочество, — отвечала Берил, опускаясь в глубоком реверансе перед принцем и затем в менее глубоком перед графом. Тот был почти так же красив, как его друг, но лицо его вдобавок светилось умом, хоть молодой человек был немногословен.

Они встречали его и прежде в гостях у леди Рейвен и в Палаццо Боргезе, и Клиона заметила, что Берил к нему весьма расположена.

Во всяком случае, было ясно, с кем она намерена вести беседу, — отпустив экипаж, Берил села с графом на заднее сиденье фаэтона, и Клионе ничего не оставалось, как взобраться на переднее рядом с возницей.

Грум в роскошной ливрее, который придерживал лошадей, пока шел разговор, отпустил поводья и с необычайной ловкостью вскочил на запятки, когда принц уже пустил коней вскачь.

Принц правил отлично, но Клиона еле дышала от страха, что они могут переехать ребенка или же столкнуться с какой-нибудь каретой.

— Ваше высочество, вы всегда мчитесь по улицам с такой быстротой? — спросила она в беспокойстве.

Он тут же натянул вожжи.

— Вы предпочитаете медленную езду?

— Быстрая хороша, когда путь свободен. Но в запруженном людьми городе страшно причинить кому-то вред, нанести увечье.

— Стоит ли беспокоиться по таким мелочам? — сказал принц. — В Риме слишком многолюдно. Проклятие! Город кишит нищими и бездомными. Для них, пожалуй, лучше, если кто-то их избавит от страданий.

— Но, ваше высочество, наверное, есть более человечные и разумные способы оказывать помощь, — возразила Клиона.

Принц пожал плечами — серьезные материи наводили на него скуку.

— Эти презренные создания не стоят вашей жалости! — нетерпеливо воскликнул он. — Пожалейте лучше меня, я в этом так нуждаюсь.

— Что с вами? — спросила Клиона.

— Я болен, — был ответ. — Я лишился сна и аппетита. Я обратился к лучшему врачу в Риме, но он мне сказал, что от моего недуга нет лекарства.

— Как же так? Какой диагноз был поставлен вашему высочеству? — спросила Клиона.

Принц взглянул на нее — в его темных выразительных глазах читался красноречивый ответ.

— Я влюблен, — сказал он. — Безумно влюблен, я временами боюсь за свой рассудок.

Клиона по неопытности не могла предугадать столь очевидного объяснения. Она залилась краской и отвернулась.

— Если это правда, тогда мне жаль… вас, — сбивчиво проговорила она.

— Это правда, клянусь, — был ответ. — Желаете ли вы знать имя той, что завладела моим сердцем, мыслями, поразила меня до глубины души?