— Бедная девочка, — тихим голосом сочувственно произнес Малколм, когда она закончила свой печальный рассказ. — Это самый дьявольский план, о каком мне доводилось когда-либо слышать. Если вы все же сбежите от него в Англию, он сможет существовать на то, что у него есть?

— Если мне посчастливится раздобыть деньги и сбежать, как вы предлагаете, боюсь, он без меня просто умрет голодной смертью. Мне двадцать четыре, вернее, скоро будет двадцать пять, а в руках у меня еще не было суммы большей, чем сто франков, которую я могла бы считать своей.

— Итак, брак для вас — это единственное спасение, — заметил Малколм. — Господи, что за ужасная судьба.

Марсия повернулась и посмотрела на него. Неожиданно побледнев, торопливо, порывисто и вместе с тем твердо произнося каждое слово, она вдруг спросила:

— Вы могли бы жениться на мне? Вы сказали, что овдовели. Вас совсем не обременит, если я ненадолго стану вашей женой. Потом вы можете развестись со мной, или я сама подам на развод. Это мой единственный шанс... Но если я буду вам нужна, я сделаю все, что вы пожелаете.

Малколм был настолько поражен, что не сразу смог ей ответить, а лишь смотрел на нее в полном молчании.

Внезапно он понял, что Марсия не шутит. Забыв о гордости, в полном отчаянии она решилась обратиться к нему за помощью. Он заметил, как побелели ее сцепленные на коленях руки и только что белое, без кровинки лицо начала заливать краска стыда.

Если б все это произошло вчера, он бы просто рассмеялся, решив, что она шутит или что это хорошо продуманный ход, часть их с отцом плана.

Но сегодня он верил ей и искренне сочувствовал.

— Дорогая моя, — наконец нарушил он неловкое молчание, — вы не понимаете, что говорите! Вы молоды, красивы, вас ждет лучшая судьба, и вам незачем прибегать к крайним мерам.

— Вы не понимаете, — устало сказала Марсия и отвернулась. — В вас я встретила единственного порядочного человека. Остальные же...

Она устало махнула рукой.

— Папа подбирает их в барах, на теннисных кортах или в казино, и большинство из них считают, что он делает это, чтобы развлечь их.

— Но так не может продолжаться, — слабо и неуверенно возразил Малколм.

Он не знал, что ей сказать и как помочь.

— Да, я знаю, — покорно согласилась Марсия, а затем торопливо добавила: — Я сожалею о том, что сказала. Простите меня и забудьте. Просто сегодня я поняла, что больше не могу, а вы были так добры к нам, развлекали нас и ничего не требовали взамен.

Марсия встала, а когда он тоже поднялся, она, повернувшись к нему, рассмеялась. В ее невеселом смехе было что-то жалкое.

— Мне так стыдно, — промолвила она.

— Не говорите глупости! — остановил ее Малколм, ибо сам был не менее смущен. — А теперь я отвезу вас домой, и мы больше не будем об этом говорить.

Подхватив ее пальто, висевшее на спинке стула, он усадил девушку в такси, которое вскоре доставило их к темному подъезду пансиона.

— Спокойной ночи, — пожелал он Марсии на ступеньках крыльца. — Спите спокойно и не думайте ни о чем. Рано или поздно решение придет само собой. В конце концов каждый из нас когда-нибудь выходит на свободу из своей тюрьмы.

Девушка стояла ступенькой выше, лицо ее казалось очень бледным при свете одинокого уличного фонаря.

— Вы были очень добры, — снова повторила она, а потом, склонившись, поцеловала его в щеку. Прежде чем Малколм опомнился и понял, что произошло, Марсия уже закрыла за собой дверь.

Он расплатился с шофером такси и, сунув руки в карманы, медленно зашагал в сторону моря. Волны с тихим шелестом набегали на песок.

Предавшись воспоминаниям, Малколм видел перед собой образ Элизабет, и вместе с тем ему трудно было забыть страдальческое бледное лицо Марсии и ее судорожно сжатые руки.

Марсия была смелой девушкой; не каждая из ее сверстниц при таких обстоятельствах отважилась бы предложить мужчине, который намного старше ее, на ней жениться.

Может быть, стоит поговорить завтра с полковником и убедить его дать дочери свободу? Пожалуй, надо попробовать, размышлял Малколм. Ничего не говоря Марсии, он может попытаться предложить ее отцу какие-нибудь сто пятьдесят фунтов в год при условии, что он даст Марсии возможность начать самостоятельную жизнь.

У Малколма и в мыслях не было сделать Марсию в какой-то степени зависимой от себя, и здравый смысл заставил его скептически отвергнуть подобную филантропию. Какое ему, в сущности, дело до судьбы девушки, отец которой был явным бездельником и мотом, и кто знает, не пойдет ли и дочь по его стопам?