Мать-земля, Бог-отец, кто мое возьмет,

Тому жизни конец. Аминь. Аминь. Аминь.

(от вреда)

Существует поверье, что люди с разным цветом глаз навлекают на других неприятности.

Оберег от этого читают, глядясь в зеркало, в нечетное число:

Синий глаз, серый глаз,

Карий глаз, черный глаз,

Смотри мимо нас. Аминь.

Ты бы, раб (имя), спал, ты бы дремал.

Во сне бы мучился и страдал.

Сипел бы, храпел бы,

Вертелся бы колесом, извивался ужом.

Слово, дело. Аминь.

(или отвязаться от посягателей)

Иду, иду, веду, веду, заведу, запутаю,

В молитву закутаю, глаза отведу,

Любой дорогой пройду и миную беду. Храни меня Бог. Аминь.

Читают в тяжелейших ситуациях.

Кланяются на четыре стороны и говорят:

Ко мне, Спасители, ко мне, Крестители.

На меня обернитесь.

За меня заступитесь.

Кто после вас меня обидит,

Тот вовеки добра не увидит. Аминь.

Дожидаются, когда он пройдет, смотря ему в спину, шепчут врастяг:

Иди, стрела, с болью, слезами,

Нехожеными тропами, через его кровь,

Не в глаз, не в бровь, а иди прямо в сердце.

Щепи его и коли его, бей его, дери его,

Накажи его,

Изведи его– обидчика моего (имя).

Ключ, замок, язык. Аминь.

Из рассказа Зинаиды П.: «У меня трое детей. Мужа придавило в шахте, и он умер. Работы в нашем городе не найти, и мы с детьми, можно сказать, жили впроголодь. По совету соседки я пошла наниматься на работу к цыганке. Делала для нее все: варила, стирала, убирала, в огороде работала. Цыганка платила мне вовремя, без обмана. Иногда давала одежду для моих детей.

Черт, наверное, меня попутал, захотелось вдруг разжалобить ее, чтобы кусок побольше урвать. Стала я без конца плакаться о том, как тяжело нам живется: “Вот если бы у меня был один ребенок, я бы жила не так бедно, – говорила я без конца. – И зачем только я их нарожала?”

А между тем дела наши пошли на поправку благодаря помощи Зухры. Под мои жалобные причитания она клала мне в сумку то муку, то сало, то варенье, а то и деньжат подкидывала.

Однажды перед Пасхой я снова завела свою песню, надеясь, что Зухра даст побольше яичек и испеченных мною же куличей. Получилось их много – куда ей столько?

– Ты, правда, Зина, жалеешь, что у тебя трое детей, или хитришь, подруга? – неожиданно спросила она.

– Клянусь, что не вру, – пришлось ответить. – Ведь как лошадь пашу целыми днями и ночами, чтобы их обуть и одеть. Особенно прожорливы Петька и Колька. Все здоровье на них положила, а они еще не слушаются, вон в школу опять вызывают. Да и замуж меня только из-за этой оравы не берут. А ведь мне еще и сорока лет нет. И я тоже мужика хочу.

Зухра и говорит:

– Ну, если не врешь и взаправду считаешь, что дети мешают тебе жить, возьми два яйца и скажи: “Одно яйцо – Петр, другое яйцо – Николай", а потом отдай эти яйца Лорду, как раз перед Пасхой. И отмучаешься, получишь, что желаешь.

Я остолбенело смотрела на Зухру, а она:

– Значит, врешь, подруга, решила побольше подарков у меня выпросить, на жалость давишь. Хитрая ты все-таки, Зинка!

Или от стыда, что она меня раскусила, или действительно черт попутал, но я разревелась и говорю:

– Зря, Зухра, ты мне не веришь, чистую правду тебе говорю, устала я от детей.

– Ну так делай, как я тебе советовала, и избавишься от своего выводка, – насмешливо сказала Зухра.

Я взяла два яйца и говорю:

– Одно яйцо – Петр, другое яйцо – Николай. – Затем скормила эти яйца Лорду.

А через двенадцать дней Петя и Коля провалились под лед и утонули. Я гнала от себя мысли, что сама виновата в их смерти, сотворив этот обряд с яйцами. Но однажды ночью проснулась от того, что кто-то двигал стулья. Открыла я глаза, поднялась и пошла на кухню. За столом сидели Коля и Петя, в руках они держала по крашеному яичку. Утром дочь нашла меня без сознания. Первое, что я увидела, – яички: они так и лежали на столе. Дочь клялась, что не знает, откуда они взялись. Никто не верит мне. Поверьте хотя бы Вы, Наталья Ивановна. Вы ведь как совесть людская, я не смогла бы Вас обмануть. Если хотите, я вышлю Вам эти яички».