– Ну, для начала почему бы нам не присесть? – Ритчи указал на кожаный диван и, помедлив немного, сел на него первым, затем приглашающе похлопал по месту рядом с собой.

Беатрис тоже присела, стараясь держаться от Ритчи на некотором расстоянии, и принялась возиться сначала с сумочкой, затем с перчатками, которые снимала с преувеличенной медлительностью.

– Спрашивай все, что хочешь узнать, Беа, что бы это ни было. – Она подумала было, что он откинется на кожаную спинку дивана, испытывая ее любопытство, но он, напротив, подался вперед, помог ей снять перчатки и, бросив их на сиденье, сжал ее ладони в своих.

«Давай усложни все еще больше, дьявол ты этакий!» – подумала Беатрис.

Его прикосновение к ее коже было подобно гальваническому току, распространяющемуся от места контакта по всему ее телу.

– Ритчи, ты женат? Я знаю, что это совсем не мое дело, потому что я всего лишь твоя… твоя куртизанка, или как там ты предпочитаешь меня называть, но я решила, что хочу это знать.

Итак, она все же задала самый, возможно, трудный вопрос.

– Да, Беа, я женат. Я был женат дважды. Моя первая жена умерла… – В сказанных спокойным тоном словах отразилась глубокая печаль. – А вот вторая жена очень даже жива.

– Но она не живет с тобой?

Ритчи вздохнул, но не от раздражения, а от молчаливого принятия неизбежного.

– Нет, Маргарита со мной не живет. Между нами уже много лет нет супружеских отношений. Она не вполне в здравом уме. Врачи признали ее умалишенной, поэтому пришлось поместить ее в частную лечебницу в Уимблдоне, где она может вести безопасную и комфортную жизнь, где за ней обеспечен должный уход… и где она точно не повредит ни себя, ни кого-нибудь еще.

Ритчи замолчал, будто рот его и челюсть свело от напряжения. Глядя на него, Беатрис вспоминала его обнаженные спину и плечи с многочисленными шрамами, оставшимися от порезов и ожогов.

Значит, все это – дело рук Маргариты? Это казалось наиболее разумным объяснением.

Беатрис хотела было задать еще несколько вопросов, но, посмотрев на Ритчи, сдержалась. Он словно опустил завесу между собой и болезненными воспоминаниями. Стоило ей открыть рот, как Ритчи снова заговорил, более жестким голосом:

– Что столь внезапно побудило твой интерес, Беатрис? Я давным-давно ожидал осторожных вопросов, потому что для женщин свойственно интересоваться подобными вещами.

Беатрис сжала зубы, разрываемая противоречивыми эмоциями: сочувствием, досадой, любопытством. Она сожалела, что вообще явилась к нему домой, но понимала, что просто не могла поступить иначе.

Она высвободила свою руку, так как это мешало ей размышлять трезво.

– Как я уже сказала, я не считала себя вправе это делать… но потом кое-кто нанес мне визит и поведал некоторые горькие истины.

– Юстас Ллойд, – произнес Ритчи ровным, сдержанным голосом.

От слов его веяло холодным презрением.

– Да, тот самый человек, которого ты, по всей видимости, погубил ради меня. – Беатрис схватила свою перчатку и принялась вертеть ее, чтобы хоть чем-то занять руки. – Хотя, если бы ты потрудился посоветоваться со мной, я бы сказала тебе, что совсем этого не хочу.

Ритчи снова забрал у нее перчатку и отбросил ее вместе со второй, а также и сумочкой подальше. Избавляется от всего, что можно использовать в качестве оружия?

– Ллойд преувеличивает. Я всего лишь проследил, чтобы за последние пару недель ему не удалось заключить две или три выгодные сделки. А также чтобы его лишили членства в двух моих клубах – где, к слову сказать, его регулярно ловили на карточном мошенничестве. – Он внимательно всматривался в глаза Беатрис, ожидая, что она начнет протестовать. – Едва ли это можно назвать погибелью, Беа, к тому же Ллойд очень предприимчивый человек. Возможно, он отыщет других доверчивых юных девушек, которые согласятся позировать обнаженными перед его фотокамерой, и ему удастся сколотить состояние на порнографии.

Гнев клокотал в груди Беатрис, особенно едкий оттого, что она не знала, на кого его обратить. На Ритчи? На Юстаса? На Полли, или Чарли, или Джейми, или кого бы то ни было еще, кто раскрыл Ритчи личность таинственного фотографа? Возможно, ей следовало в большей степени злиться на саму себя? Лишенная перчаток, на которых можно было бы выместить гнев, Беатрис сжала руки в кулаки и, прежде чем поняла, что творит, забарабанила ими в крепкую, мускулистую грудь Ритчи.

– Да, я в самом деле была доверчивой. Признаю! А он подмешал мне опия в шампанское, чтобы притупить чувства, – вскричала она, когда он твердо схватил ее за запястья. – Но я и сама хотела это сделать. Понимаешь ты это? Я жаждала совершить что-то дерзкое и запретное. Я вовсе не образец добропорядочной дамы, Ритчи, и никогда им не являлась. А почему, по-твоему, я так легко согласилась спать с тобой за деньги?

Ритчи усилил хватку.

– Он опоил тебя? – Лицо, которое она считала таким привлекательным, напряглось и сделалось угрожающим. Несущим смертельную угрозу. Внезапно Беатрис показалось, что Ритчи даже стал выглядеть старше. – Я убью его. Не просто погублю, а сотру подонка с лица земли!

– Не глупи! Юстас не причинил мне вреда. – Увидеть Ритчи в гневе было впечатляющим зрелищем и даже немного пугающим, но Беатрис вдруг испытала глубокое первобытное возбуждение. Да что с ней такое творится?