Хрупкое сокровище

Аннотация

Двадцатисемилетняя вдова миллионера Ванесса Торп считает, что у нее есть все. А любовь… Любовь ей не нужна…

Бронуин Джеймсон Хрупкое сокровище Глава первая Тристан Торп уже видел ее на фотографиях. Он ожидал красоты. Таких жен, как ему было известно, мужчины не прочь заполучить в любовницы. Но он оценил эту красоту, лишь когда распахнулась парадная дверь коннектикутского дома в колониальном стиле и на пороге появилась женщина пяти с небольшим футов роста, от которой захватывало дух. Ванесса Торп. Вдова его отца. Враг. На каждой фотографии из светской хроники она выглядела прекрасно и изысканно… Тристан же размышлял, сколько тут настоящего. Платиновые волосы? Пухлые губы? Миниатюрное, но с идеальными формами тело… А скольким она обязана богатству его отца? Он не раздумывал о бриллиантах у нее на шее и в ушах. Он знал, что они настоящие. Эти бриллианты значились в перечне имущества Стюарта Торпа. Но здесь, сейчас, впервые видя ее во плоти, Тристан не замечал ничего поддельного. В блеске ее серебристо-зеленых глаз, в ее улыбке была сама искренность. Теплее августовского солнца у него за спиной, солнца, выглянувшего после дождя, была эта улыбка, освещавшая ее лицо. — Это… ты. Два ее слова — и все переменилось. Тристан разглядел ужас в ее глазах. Ей хотелось уйти. Черт, вероятно, ей хотелось захлопнуть дверь у него перед носом. Долгий полет из Австралии и послеполуденные пробки на дорогах, да еще сильный ливень с ураганным ветром привели его в раздражение, поэтому он не находил удовольствия в такого рода столкновении. Однако Тристан Торп прислушался к голосу разума и сохранил спокойствие. — Сожалею, что разочаровал тебя, герцогиня. — Но поскольку его сожаление было фальшивым, Тристан сопроводил свое приветствие такой же неторопливой и насмешливой улыбкой. — Очевидно, ты ожидала кого-нибудь еще. — Очевидно. Тристан изогнул бровь. — Разве ты не говорила, что меня здесь радушно примут в любое время? — Не помню… — Два года назад, — напомнил он ей. После того, как умер ее муж. Ей пришлось позвонить ему, жившему на другом конце света, и сообщить о смерти его отца. Так почему бы не выказать щедрость? Бывшая официантка, которую ждет наследство в целых сто миллионов, могла себе позволить великодушие. Сейчас она выглядела не такой уж великодушной. Скорее, она была даже негостеприимной. — Зачем ты приехал, Тристан? Суд будет только в следующем месяце. — Если в нем вообще будет необходимость. Она сощурила глаза от удивления и возникших у нее подозрений. — Ты передумал? Не станешь оспаривать завещание? — Совсем нет. — Тогда чего ты хочешь? — Кое-что произошло. — Тристан сделал паузу, наслаждаясь моментом. Ради этого он летел почти десять тысяч миль. Ему хотелось растянуть удовольствие, увидеть, как она замечется, прежде чем он сразит ее. — По-моему, ты передумаешь насчет даты суда. Секунду она пристально смотрела на него. Он заметил на ее лице только раздражение. У нее за спиной, где-то в огромном особняке, зазвонил телефон. Звонок отвлек ее, она бросила взгляд через плечо и сжала губы, после чего заговорила. — Если это еще одна из твоих попыток помешать исполнению воли Стюарта… — враждебность в ее глазах и голосе подтверждала, что она думала именно так, — пожалуйста, обратись к моему адвокату, как ты и делал в случае всяких происшествий последние два года. В этом отношении ничего не изменилось. Теперь, если ты меня извинишь… О, нет. Он не позволит, чтобы ему сказали: «Пошел прочь!» Этим надменным тоном. И еще повелительно вздернутый идеальный маленький подбородок… Тристан не стал размышлять ни о приличиях, ни о хороших манерах. Чтобы помешать ей закрыть перед ним дверь, он шагнул вперед. Чтобы не позволить ей уйти, он схватил ее за руку повыше локтя. За обнаженную руку, понял он, когда, потрясенный, осознал, какое у нее теплое и мягкое женственное тело. Ее дыхание стало прерывистым. Без сомнения, она изумилась тому, что он посмел к ней прикоснуться. — Ты не закроешь передо мной дверь. Ты не захочешь, чтобы я сказал это при всех. — Неужели? — Если ты умна… — А она была умна. Они имели дело друг с другом большей частью через адвокатов, но он всегда по достоинству ценил ум этой платиновой блондинки, — …ты оставишь это между нами. Их глаза встретились. Он отпустил ее руку, но не отвел взгляд, даже когда услышал быстро приближавшиеся, шаркавшие по мраморному полу холла шаги. — Ответь на звонок, если нужно, — сказал он. — Я могу подождать. Владелица шаркавших тапочек остановилась и прокашлялась. Тристан перевел взгляд на аккуратную женщину среднего возраста, ростом даже ниже Ванессы. Несмотря на ее небрежный наряд — джинсы и футболка, — он понял, что перед ним домоправительница. Может быть, подсказкой служила старомодная метелка из перьев для смахивания пыли, высовывавшаяся у нее из-под мышки. — Извините, что помешала. — Обращаясь к своей хозяйке, женщина окинула взглядом Тристана. Неприязнь в ее взгляде означала, что домоправительница его узнала. — Энди нужно поговорить с вами. — Спасибо, Глория. Я отвечу на звонок в библиотеке. — А ваш… гость? — Проводи его в гостиную. — Незачем. — Тристан повернулся к Ванессе. — Я прожил здесь двенадцать лет. Не заблужусь. — Может, Глория принесет тебе чай? Или прохладительный напиток? — А это не опасно? Домоправительница не то фыркнула, не то рассмеялась. Однако было не похоже, чтобы Ванесса оценила его насмешку. Губы ее плотно сжались. — Я не заставлю тебя долго ждать. — Не спеши ради меня. Она бросила на него через плечо долгий ледяной взгляд. — Поверь мне, я никогда ничего не делаю ради тебя, Тристан. Ванесса ушла, разговаривая со своей служащей. Он не мог разобрать слов, но низкий регистр ее голоса подействовал на него так же, как ее улыбка в миллион ватт. Его бросило в жар, как в тот миг, когда он схватил ее за руку… от того прикосновения он до сих пор ощущал покалывание в ладони. Он согнул и разогнул пальцы, и это помогло. Он опустил взгляд ниже ее плеч, и от этого ему стало хуже. На ней было маленькое платье — должно быть, сарафан, хотя молочно-белая кожа, которую открывал этот сарафан, видела мало солнца. Платье было стильным, дорогим и женственным. У двери в библиотеку она дала последние распоряжения домоправительнице, которая поспешно удалилась. Чтобы приготовить ему чай с лимоном, молоком и… мышьяком, предположил он. Какое-то время он слышал только шарканье тапочек домоправительницы, а потом, словно почувствовав спиной прикосновение внимательного взгляда, обернулся. Ванесса стояла неподалеку и задумчиво смотрела на него. Застигнутая врасплох, она сделала резкое движение в сторону, и его взгляду на миг открылось обнаженное бедро под взлетевшей юбкой. Его кожу вновь ожгло. Их глаза встретились, и он увидел у нее на лице какую-то мимолетную вспышку, сразу же исчезнувшую, когда Ванесса отвела взгляд. Она вышла из комнаты. Но в его крови словно остался ее след. Черт возьми, его не должно тянуть к ней. Он этого не допустит. С раздраженным ворчанием он закрыл глаза и потер затылок. Двадцать шесть часов он провел в пути, а кажется, что давным-давно оставил свой дом на Северных Пляжах, чтобы отправиться в аэропорт в южном конце Сиднея. Он устал — все это время держался на адреналине и на своей целеустремленности. Как он мог доверять сейчас своим чувствам? Как мог полагаться на себя в сумятице чувств, которые испытывал, вернувшись в Иствик, штат Коннектикут? В дом, где он вырос, где был нежно любим и защищен, пока уютное одеяло без всякого предупреждения не сорвали с него, подростка? Тебе и не снилось такое, милый? Мы собираемся жить в Австралии. Ты, и твои сестры, и твоя мама. Это будет замечательно, верно? Спустя двадцать лет он вернулся, и его обостренная реакция — жар, перемежавшийся с горечью, — была связана не только с Ванессой Торп. Он выдохнул и заставил себя пройти внутрь. Конечно, она многое здесь поменяла. Цвета, обстановку, атмосферу. Его шаги отдавались эхом в похожем на пещеру холле, взмывали к высокому, в два этажа, потолку и отскакивали от стен, выкрашенных в светло-голубой разных оттенков. Тристан, помнивший тепло родного дома, каким его знал в детстве, теперь чувствовал себя здесь посторонним. Он увидел напольную вешалку из красного дерева с зеркалом и приставной стол, акварели с морским пейзажем, вазу, в которой стояли цветы на длинных стеблях. Здесь во всем была идеальная гармония — как в самой Ванессе Торп, все было выполнено так же тщательно, как ее план поймать в ловушку мультимиллионера в три раза старше ее. В течение двух лет Тристан оспаривал завещание, согласно которому она получала все, не считая символического наследства, отписанного ему, единственному сыну Стюарта Торпа. Это был преднамеренный поступок: завещатель предпочел, чтобы в выигрыше оказалась жена, а не сын. Тристан подавал ходатайство за ходатайством, ища лазейку, угол зрения, довод. Он никогда не сомневался, что победит. Он всегда побеждал. Наконец, неожиданно, ему посчастливилось. Ему стала известна анонимная информация, противоречившая тому, что его юридическая команда узнала о молодой вдове. А что касается первоначальных сведений, то придраться было не к чему: святая Ванесса со всеми ее благотворительными комитетами, и безвозмездной работой, и безграничной преданностью больному мужу не вызывала никаких подозрений. Однако на втором круге осторожных расспросов всплыло еще одно мнение о Ванессе Торп. Не было твердых доказательств — впрочем, слухов из разных источников было довольно, — чтобы указать на дым, которого, как известно, не бывает без огня. Факт двухгодичной давности, вероятно, будет нелегко подтвердить, но в этом, может быть, не возникнет необходимости. Он рассчитывал на признание вины, и тогда он закончит с этим и его мать получит все, что принадлежало ей по праву. Победа не избавит ее от разочарований, не вычеркнет из памяти пережитые ею несчастья, но послужит тому, что вопиющая несправедливость ее соглашения о разводе будет исправлена. На двадцать лет позже, но все станет на место. Это было бы справедливо. И наконец Тристан успокоится. Ванесса положила трубку и облокотилась на стол в библиотеке, ослабев от чувства облегчения. Планы изменились. Энди не приедет с минуты на минуту и не осложнит тем самым ее встречу с Тристаном Торпом. А она по опыту знала, что все, связанное с Тристаном, оказывается крайне трудным. Он это доказывал раз за разом — мешал утверждению завещания, наотрез отказывался от компромисса, угрожал не сдаваться до тех пор, пока не получит то, что должен получить. А все потому, что он сопоставил ее возраст, ее происхождение и подумал: «Ага, авантюристка». Ванесса звонила ему, предоставляла возможность по справедливости разделить имущество. Она считала, что он этого заслуживает, даже несмотря на то, что Стюарт решил иначе. Но Тристан оставался непреклонным. Алчный, бессердечный упрямец и задира. Впрочем, ее не запугать. Ванесса потерла руку. Его прикосновение, что ее раздражало, было теплым, и глаза его, переливчатого синего цвета, как летнее небо на Зунде, тоже излучали тепло. Его протяжное произношение, и запах дождя от его одежды, и контраст между цивилизованным костюмом и нецивилизованным… В дверь библиотеки постучали, и она, виновато вздрогнув, подняла голову. Но это была только Глория. — Все в порядке, милочка? Вам нужно уйти? Потому что если нужно, то я займусь самим. Последнее слово она произнесла с презрительным фырканьем, заставив Ванессу улыбнуться. С секунду Ванесса раздумывала, а не уйти ли, ведь это наверняка выведет его из себя. Однако ей нужно было выяснить, что он хочет и почему решил лично сообщить свое очередное возражение. Нет, ей не верилось, что он обнаружил что-то новое. По крайней мере что-то такое, что могло повлиять на распределение имущества. — Все в порядке, спасибо. Энди должен был отменить нашу поездку в город, но это к счастью. Что касается самого… — произнесла она с насмешливой улыбкой, вставая, — то я справлюсь с ним. — Я знаю, вы очень стойкая, но он огромный… — Да, при нокауте будет много грохота. Глория хмыкнула. — Вам бы надо позаботиться о том, чтобы он не побил ничего ценного, когда рухнет. Но если захочет устроить скандал, то я здесь. — Нет, — проговорила Ванесса, становясь серьезной, — вас здесь не будет, потому что ваш рабочий день закончился полчаса назад. Идите домой и возитесь со своим Бенни. Как только я закончу с нашим гостем, я все равно поеду в Лексфорд. — Там все в порядке? В Ле… — Все в порядке, — повторила Ванесса. — Увидимся завтра. А теперь — кыш! Ванессе захотелось выпить стакан воды, прежде чем оказаться лицом к лицу с врагом, которого она боялась. Она пошла на кухню… и по дороге наткнулась на него — не в гостиной, как было приказано, но в угловой комнате. Нет, нет, нет. Ее сердце учащенно забилось от волнения. Это было ее пространство. Единственная комната, украшением которой служили ее вещи. Единственная комната, достаточно уютная и маленькая, чтобы уединиться здесь с хорошей книгой или с друзьями. Тристан Торп не вписывался в эту картину. Ни к друзьям нельзя было его отнести, ни связать с чем-то с маленьким и уютным. Он имел успех в качестве профессионального регбиста в Австралии, и она понимала, почему его присутствие на поле было вызовом. Все объяснялось не только его ростом, шириной плеч и мощью мужской фигуры. Он также был полон целеустремленности и решительности, и эту его жесткость не могли скрыть ни его сшитый на заказ костюм, ни холеная внешность. Ванессе было не по себе, пусть он и стоял спиной к двери, а значит, не пронизывал ее взглядом синих глаз и не подавлял решительным выражением грубо вылепленного лица. Она не привыкла видеть мужчину у себя в доме, особенно настолько мужественного мужчину. Но он здесь, сказала она себе. Таков, каков есть. Справляйся! Эта прагматическая мантра помогла ей многое преодолеть за двадцать девять лет, и трудности были посерьезнее, чем борьба с Тристаном. Большинство проблем решилось благодаря ее неожиданному счастливому браку со Стюартом, и она не могла себе позволить отступление, Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Она вошла в комнату, и он поднял голову, как только услышал ее шаги, и повернулся к ней лицом. Она вздернула подбородок на дюйм выше, расправила плечи и приняла спокойный, вежливый вид. Пусть он называет ее герцогиней. Ей было все равно. А потом она заметила, что привлекло его внимание — что он осторожно держал в больших руках, — и ее сердце ёкнуло от беспокойства. Мне не все равно! Это была «Девочка с цветами» — наиболее ценимая в ее коллекции статуэтка Лладро. Раздражение, должно быть, отразилось у нее на лице, потому что он пристально взглянул на нее. — Плохие новости? Ванесса понимала, что он говорит о телефонном звонке, и кивком указала на статуэтку. — В том случае, если ты это уронишь. Он повертел статуэтку в руках. У него, как у регбиста, были волшебные руки, по словам Стюарта. Но волшебные или нет, ей не хотелось, чтобы Тристан прикасался к ее вещам. Ей не хотелось при взгляде на них через неделю, месяц, год вспоминать этого мужчину в своем доме. Да, она собиралась держаться на расстоянии, но не смогла. Ей пришлось пересечь комнату и взять у него статуэтку. — Когда я говорил о плохих новостях, я имел в виду телефонный звонок. Их пальцы соприкоснулись, и Ванесса почувствовала более сильное беспокойство, чем ожидала. Она поставила статуэтку. — Нет, плохих новостей нет, — сказала она. И указала на кресло. — Может, сядешь? — Мне удобно стоять. Он облокотился на шкафчик, стараясь выглядеть непринужденно. Но его выдавали напряженность в уголках рта и подергивавшаяся щека. Не говоря уже о том, что его синие глаза слишком пристально разглядывали ее лицо. Прямо лев, решила она, стоящий в обманчиво-ленивой позе в траве вельдта: каждый мускул его напряжен в ожидании подходящего для прыжка момента. Раскрасьте ее кожу черной и белой краской, сделайте ее зеброй, потому что она — его добыча. Ванесса так живо представила себе эту картину, что у нее мороз пошел по спине, но она автоматически выпрямилась. Не позволяй врагу видеть твой страх. Этот урок она затвердила в детстве и старалась внушить его своему младшему брату, Лу. Это был урок, который не раз пригодился ей в ее новой жизни, когда она приспосабливалась к испытующим взглядам тех, кто составлял общество Иствика. Как бы ей ни хотелось увеличить расстояние между собой и врагом, она не отступила и встретила его тревожащий взгляд. — Может быть, ты расскажешь мне об этом новом повороте дела? Потому что я не в состоянии найти хоть что-то, что могло бы изменить характер твоих притязаний на имущество Стюарта. — Ты помнишь каждую букву в этом завещании, Ванесса. — А ты пытался исказить каждую букву этого завещания. — Ты оказалась достаточно умной, чтобы побить нас… тогда. Ванесса вздохнула. — Я и представления не имею, о чем ты говоришь. Перестань вести эту игру, Тристан. У меня нет ни времени, ни терпения. Он долго не отвечал, хотя она с запозданием поняла, что он уже не облокачивается на шкафчик. Тристан выпрямился, и теперь расстояние между ними сократилось. Но она отказывалась признать, что ее беспокоит его близость. — Это он самый? Она моргнула, сбитая с толку его вопросом. — Кто? — Мужчина, которого ты ждала сегодня днем. Тот, которому ты улыбалась, когда открыла дверь. Тот, кто звонил. Он сошел с ума? — Он самый? О ком ты говоришь? — Я спрашиваю, не этот ли мужчина — Энди, верно? — будет стоить тебе сто миллионов долларов? Сердце Ванессы сжалось от потрясения и ужаса, когда она поняла, в чем дело. — Ну? — спросил он, не давая ей прийти в себя, не давая ответить. — Это он — тот мужчина, с которым ты спала, когда была замужем за моим отцом? Глава вторая О боже мой! Он говорил о нарушения супружеской верности. О том условии, что осталось в завещании с первой женитьбы Стюарта, на матери Тристана. Когда Тристан дал им понять, что намерен оспаривать завещание, ее адвокат, Джек Картрайт, тщательно, в деталях изучил каждое условие и убедился в том, что Ванесса все поняла и не преподнесет ему никаких неприятных сюрпризов. Она больше и не думала об этом условии. Не было причин. Но вот теперь Тристан заявлял, что у нее был любовник… что у нее до сих пор есть любовник. Несмотря на потрясение, она не удержалась от смеха. — Что тут смешного? — Это нелепо. Откуда ты такое взял? — Мой адвокат навел справки. Есть слухи. Она недоверчиво уставилась на него. — Прошло почти два года с тех пор, как начался этот спор, и теперь ты решил сочинить слухи? — Я ничего не сочинял. — Нет? Тогда откуда вдруг взялись эти слухи? — Я получил письмо. — От кого? — Это имеет значение? — Да, имеет. — Ее недоверие перерастало в негодование. — Имеет значение то, что кто-то на меня клевещет. Он молча глядел на нее. — Я даю тебе возможность говорить со мной здесь и сейчас конфиденциально, — наконец произнес он. — Или ты предпочитаешь говорить об этом в суде? Предпочитаешь под присягой отвечать на все вопросы о том, кто, где и как часто?.. Тебе хочется, чтобы все твои светские друзья услышали… — Ты, ублюдок, не смей даже думать о том, чтобы распространять эту ложь. — Не ложь. — В его глазах что-то опасно сверкнуло. — Если это понадобится, я намерен копать глубоко, Ванесса, чтобы докопаться до всех твоих грязных маленьких секретов. Я выясню о тебе всю правду. До последней подробности. Ванессе надо было уйти, успокоиться, подумать, но, когда она попыталась покинуть комнату, он преградил ей путь. А когда она попробовала смутить его пристальным взглядом, он подошел ближе, загоняя ее в угол, где она не могла пошевелиться, не дотронувшись до него. Ее душила ярость. Ванессе хотелось говорить ледяным, повелительным тоном, но ее голос задрожал от гнева. — Ты начинаешь с того, что приходишь ко мне домой без приглашения. Грубо со мной обращаешься. Угрожаешь мне своей отвратительной ложью. А теперь прибегаешь к физическому нажиму. Мне не терпится увидеть, что ты попробуешь сделать дальше. Их взгляды пересеклись, как две молнии, — в каждом враждебность и вызов. И она не могла отступить, даже когда он перевел взгляд на ее губы. Даже когда он что-то тихо и неразборчиво пробормотал — может быть, ругательство, может быть, угрозу. Потом его губы коснулись ее губ, заглушая ее негодующее восклицание. Секунду она была слишком потрясена ощущением его губ, прижавшихся к ее губам, чтобы отреагировать. Все было новым, неиспытанным, незнакомым. Его дерзкий поцелуй, шершавая кожа, резкий вкус дождя, и солнца, и мужчины. Все было неожиданным, кроме электрического разряда, от которого вспыхнула ее кожа и напряглась грудь. То же самое случилось, когда он до нее дотронулся, когда наблюдал, как она уходит, когда она обернулась у двери в библиотеку и заметила, что он пристально смотрит на нее. Ее сердце учащенно забилось, и она попыталась успокоиться. Но он слегка пошевелился, и она почувствовала, как его пиджак задел ее обнаженную руку. Почему-то это скользящее прикосновение согретой телом ткани показалось ей интимнее самого поцелуя. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но они уперлись ему в грудь, и ее ладони ощутили медленный стук его сердца. Потрясенная, она осознала, что не только прикасается к нему, но и отвечает на его поцелуй. Это происходило долю секунды. О, нет. Тысячу раз нет! Ее глаза в ужасе широко раскрылись, и она оттолкнула его с удвоенной решимостью. Его губы задержались на ее губах на одну рассчитанную секунду, прежде чем он отпустил ее. Она все поняла. Он ее провоцировал. Черт бы его побрал. И черт бы побрал ее предательское тело. Яростный гнев затуманил ей глаза, и она неосознанно размахнулась, собираясь его ударить. Он легко увернулся и схватил ее за руку. Это разъярило ее еще сильнее. Она попыталась вырваться и задела «Девочку с цветами» Лладро, поставленную ею же на шкафчик. Ванесса не успела подхватить падавшую изящную статуэтку. Она ударилась о мраморный пол и разбилась со звоном, не стихавшим несколько долгих секунд. Ванесса прижала к губам дрожащую руку, словно это могло заглушить ее страдальческий крик. Но когда она попыталась нагнуться, Тристан помешал ей, удержав за руку. — Брось. Это всего лишь украшение. Украшение, да, но эту статуэтку подарили ей еще в детстве. Это был символ ее происхождения и всего того, что она мечтала забыть. Лишь символ, напомнил ей внутренний голос, голос ее практичности. Это происшествие означало только одну вещь: она позволила Тристану Торпу лишить ее невозмутимости, вывести ее из себя. Но она согласится скорее есть землю, чем доставит ему удовольствие узнать, как сильно он взволновал ее. — С тобой все в порядке? Его смягчившийся голос застал ее врасплох, но она пожала плечами, одновременно отстраняясь от его руки. Вероятно, он беспокоился, что она начнет рыдать и причитать. Или что повернется и в ярости бросит еще несколько украшений ему в голову. Без сомнения, его голова была такой же твердой и холодной, как мраморные плитки под ногами. Она повернулась и взглянула ему в глаза. — У меня все будет отлично, когда ты уйдешь из моего дома. — Наслаждайся своим домом, пока можешь, герцогиня. — Что это значит? — Дом перестанет быть твоим, когда я докажу твою супружескую измену. И дом, и все эти красивые вещи, о целости которых ты так беспокоишься. Все, оплаченное деньгами Торпов. — Желаю удачи, — холодно сказала она. Ее снова охватил гнев. Ей надо было уйти, пока она не начала швырять в него всем, что под руку попадется, только для того, чтобы показать, как мало вещи значат для нее. — Извини, у меня еще одна встреча. Если у тебя есть что добавить, пожалуйста, передай это через моего адвоката. — И это все? — Почти… Последнее: пожалуйста, закрой дверь, когда будешь уходить. Тристан не собирался следовать за ней. Закрыв парадную дверь, он намеревался поехать в офис своего поверенного в Стэмфорде. Он должен был доставить письмо. У него были инструкции нанять лучшего детектива — группу детективов, если необходимо, — чтобы расследовать каждый слух о ее тайных свиданиях и любой ценой найти этого таинственного мужчину. Хотя он поддел ее, заговорив о сегодняшней встрече с тем самым мужчиной, он не верил, что она настолько глупа, чтобы открыто афишировать своего любовника. Сосредоточившись на том, что она сказала и чего не сказала, на том, что он сделал и чего лучше бы не делал, Тристан поехал прямо через перекресток, где сходились улицы Уайт-Берч и Бофорд, когда ему следовало бы повернуть направо. Через полмили он понял свою ошибку и подъехал к тротуару. Дожидаясь возможности занять место в потоке машин, он упрекал себя за то, что пропустил поворот. А заодно и за то, что так испортил свою первую встречу с Ванессой Торп. Конечно, она его провоцировала. Все в ней было дразнящим, она подстрекала его задолго до этой встречи лицом к лицу, когда он узрел ее сногсшибательную красоту. Но неужели надо было реагировать на каждое раздражающее высказывание, на каждый испытующий взгляд в глаза… на этот ее жест, когда она презрительно вздергивала подбородок? Неужели надо было ее целовать? Чертовщина была в том, что он не помнил, чтобы у него имелся выбор. Они ссорились, а через секунду он прижал ее к стене и попробовал на вкус ее соблазнительные губы. А вот тут уж точно была чертовщина из чертовщин, потому что от одного лишь поцелуя он утратил всякий контроль над собой. Ему хотелось гораздо большего, нежели один этот быстрый поцелуй. Хотелось прикоснуться к притягательной ямочке на подбородке, почувствовать кремовую мягкость кожи, тугую крепость грудей… Он мог объяснять все долгим днем, недосыпом, будоражащей суматохой, связанной с возвращением в Иствик, но в конце концов понял, что сам виноват. Он позволил ей воздействовать на него. Он больше не повторит этой ошибки. Поток движения уменьшился, он взглянул в зеркало, и тут мимо промчался кремовый автомобиль с открывающимся верхом. Тристану незачем было проверять номерные знаки, чтобы понять, что это она. Все в списке имущества, из-за которого они спорили последний год, неизгладимо отпечаталось в его мозгу. Он не собирался следовать за ней, как и не собирался больше ее целовать, но когда Тристан занял место в потоке машин, у него появилось предчувствие, что дальнейшее разочарует его еще меньше, чем тот непродуманный поцелуй. — Я так довольна, что ты это предложил, — сказала Ванесса. Это означало встречу у воды в Олд-Пойнтон, где легкий ветерок, доносившийся с пролива Лонг-Айленд, смягчал жар послеполуденного солнца и где Ванесса, дыша свежим морским воздухом, чувствовала, что возбужденность, вспыльчивость покидает ее отчасти. А «ты» относилось к Энди Силвермену, который предложил прогуляться и поговорить на открытом воздухе, когда звонил с намерением изменить планы. Энди вырос в том же районе Йонкерса, что и семья Ванессы, и Ванесса вспомнила его, как только увидела в «Двенадцати дубах», в учреждении для детей с ограниченными возможностями, где последние семь лет жил ее младший брат. Они регулярно встречались, чтобы обсудить программу Лу и его успехи, и Энди стал для нее больше, чем консультантом ее брата. Теперь она считала его другом… единственным другом, который знал и понимал Лу и трудности, вызванные его аутизмом. — Тяжелый день в загородном клубе? Обсудим?.. — Да разве мы только что не сделали этого? Ну они, как всегда, поговорили о Лу и о том, почему Энди отменил их поездку в город. Грозы, такие, как сегодняшняя, были одним из пусковых механизмов, которые нарушали спокойствие Лу, лишая его столь необходимого ему чувства заведенного порядка. — У твоего брата все время неудачные дни, — добавил Энди. — Но ты ведь к этому привыкла. Нет. Она сомневалась, что когда-нибудь скажет, будто привыкла к аутизму Лу или к тому, что у него бывает очень тяжелое состояние. Но она сдалась под проницательным взглядом Энди. Он знал, что сегодня ее беспокоит не только Лу. — Я не уверена, что ты захочешь это услышать… — колеблясь сказала она. — Но я же профессиональный слушатель. Реплика Энди вызвала у нее улыбку. — Вы взимаете дополнительную плату за консультации во внерабочее время, доктор Силвермен? Они дошли до конца дорожки. Энди остановился и прислонился к каменной стене, которая отделяла аллею от пляжа. И скрестил руки на груди. Его открытое лицо и спокойное выражение на нем были очень полезны ему в профессиональном отношении. — Продолжай и говори начистоту. Тебе ведь это необходимо, как ты сама понимаешь. Она отвела взгляд от своего собеседника и принялась смотреть на двух виндсерферов, которые при порывах ветра скользили по чистой синей поверхности пролива. Потом один из спортсменов сбавил скорость, пошатнулся и упал в воду, его магическое путешествие на ветру закончилось. — Как было бы хорошо, если бы мы все падали так мягко, верно? — вслух подумала она. — Не понимаю. Она еле заметно вздохнула и снова сосредоточилась на Энди и на его предложении говорить начистоту. — Дело в Тристане Торпе. Энди сочувственно поцокал языком. — Как всегда. — Он здесь. В Иствике. — Из-за суда? Я думал, суд будет только в следующем месяце. — Он здесь, потому что считает, что нашел способ меня одолеть, не обращаясь в суд. Торп заблуждается, но это не помешает ему причинить мне неприятности. — Только в том случае, если ты ему позволишь… Она рассмеялась, коротко и невесело. — Как я могу его остановить? Он вбил себе в голову, что я отвратительная, хитрая прелюбодейка, и он здесь, чтобы это доказать! К его чести, Энди лишь едва моргнул при этом разоблачении. — Не вижу проблемы, если нет доказательств. — Конечно же, нет доказательств! — Но ты расстроена, потому что люди могут этому поверить, несмотря на твою невиновность? — Я расстроена, потому что… потому что… Потому что он этому верит. Потому что он поцеловал меня. Потому что я не могу не думать об этом. — Слухи могут больно ранить, — произнес Энди, ошибочно истолковывая ее молчание. — Но твои друзья достаточно хорошо тебя знают, чтобы не поверить в то, что он может рассказывать о тебе. — Мои друзья меня знают. Но он… — горячо возразила она, — но он всегда думал обо мне худшее. Теперь он считает, что я не только воспользовалась впечатлительным мужчиной постарше, но что у меня на стороне был любовник, с которым я делилась добычей, полученной нечестным путем. Энди долго и внимательно глядел на нее. — Ты действительно из-за него утратила равновесие, да? Да. Но в том смысле, о котором ей не хотелось думать, не то что говорить. Она позволила ему поцеловать ее, она вдохнула его запах, а потом подняла на него руку, хотя презирала насилие как следствие ярости, сложных баталий и неконтролируемых эмоций. — Он так меня рассердил. Мне хотелось ударить его, Энди. — Но ты не ударила. Только потому, что он меня остановил. — Я пригласила его в свой дом, когда мне хотелось захлопнуть дверь у него перед носом. Я пыталась быть вежливой и спокойной. Но он такой… такой… И я утратила равновесие. Внезапно она поняла, что больше не может стоять спокойно. Взяв Энди под руку, она заставила его пойти обратно к скоплению бутиков для туристов и закусочных напротив маленького пляжа и пристани для яхт. — Кто-то послал ему письмо. С обвинением. Кто бы мог такое сделать? — Он показал тебе это письмо? Ванесса покачала головой. И откликнулась на его недоуменный взгляд: — Ты думаешь, что этого письма, может быть, не существует? — На твоем месте, — осторожно сказал он, — я бы постарался увидеть письмо. — Зачем ему выдумывать про это письмо и приезжать сюда, чтобы доказать то, о чем говорится в письме? Это имеет смысл, только если он считает, что может доказать утверждаемое. А уж это имеет смысл, только если кто-то — вроде его корреспондента — убедил его в том, что есть какие-то улики против меня. Но это абсурд, потому что она никогда не спала с мужчиной. Ни разу. — У меня нет ни тренера по теннису, ни тренера по плаванию, — продолжала она. — Я регулярно нанимаю только одного мужчину — Бенни и то для случайной работы, чтобы доставить удовольствие Глории. Я регулярно вижусь с Джеком, моим поверенным, но все знают, что он недавно женился и скоро станет отцом. — И ты видишься со мной. Она остановилась как вкопанная и покачала головой с видом внезапного озарения. Обычно они встречались в стенах «Двенадцати дубов», в одной из официальных комнат для встреч или в библиотеке, либо гуляли по обширному участку, который занимал приют. Но иногда они действительно встречались в соседнем городе, Лексфорде, за ленчем или за кофе. А также раза два здесь, на берегу, где жил Энди. — Ты думаешь, какая-нибудь сплетница могла увидеть… — она помахала рукой между ними, не в состоянии вымолвить «нас» тоном, который придал бы их дружбе неплатонический характер, — и неправильно это истолковать? — Вполне возможно. Ванесса уставилась на него, широко раскрыв глаза. Потом у нее вырвался смешок. — Забавно, да? — проронил Энди. — Извини. Я не хотела тебя обидеть. Ты знаешь, что я люблю тебя, как брата. — Я это знаю, но как насчет того, кто за нами наблюдает? Я никогда не мог взять в толк, почему ты скрываешь Лу и держишь в тайне твои визиты в «Двенадцать дубов». Если бы добрым людям Иствика было известно о твоем брате, они бы понимали, почему тебе нужно так часто сюда приезжать и встречаться со мной. Как обычно, Энди был прав. Но до сих пор она считала; что незачем разглашать эти самые важные сведения о своей жизни. Только Стюарт, а также несколько доверенных врачей и некоторые старые друзья доиствикской поры ее жизни знали о Лу. Вместе они решили никому не говорить о его долгом пребывании в «Двенадцати дубах». — Ты стыдишься… — Конечно, нет! Если бы это помогло, я бы заплатила за публикацию в «Нью-Йорк таймс». Но в чем был бы смысл? В результате ограниченные люди, которые ничего не понимают, только стали бы вести досужие разговоры и показывать пальцем. — И это общество, в котором ты хочешь жить? — Нет. Это общество, жизнь в котором я выбрала, когда вышла замуж за Стюарта. Потому что в этот выбор входили первоклассный приют «Двенадцать дубов», где Лу были обеспечены прекрасная окружающая обстановка, надлежащее лечение и все, что ему требовалось, чтобы расти и развиваться как личность. До встречи со своим будущим мужем она даже не мечтала о такой дорогостоящей возможности. Если на то пошло, она уже исчерпала все возможности и просто не знала, как быть с Лу, с его все чаще проявлявшимся буйством, когда он превращался из мальчика в мужчину. — Кроме того, — продолжала она, — не все в Иствике люди недалекие. Если бы мои друзья знали о Лу, они бы захотели навещать его, помогать, а ты ведь знаешь, как Лу относится к новым друзьям и переменам в своем заведенном порядке. Я счастлива, навещая его и выполняя безвозмездную работу, и не буду счастливее, если об этом станут говорить по всему городу. Они снова зашагали. Энди молчал, явно несогласный с ней. Неужели она вела себя как эгоистка, оберегая свою легкую жизнь? После смерти Стюарта ей хотелось довериться друзьям, потому что она чувствовала себя такой одинокой. Впрочем, у нее была Глория, женщина с таким же происхождением, как у нее самой, знавшая Лу. Плюс Энди. Два лучших друга, ведь в отличие от ее иствикских друзей они помнили ее еще просто Ванессой Котцур. — Мне нужно увидеть это письмо, — сказала она со спокойной решимостью, возвращаясь мыслями к своим сегодняшним проблемам. Энди мрачно кивнул. И произнес: — Тебе также нужно объяснить ему про меня. Ванесса воспротивилась всем своим существом. Она едва передвигала ноги, когда вместе с Энди приближалась к улице, где припарковала свою машину. — Возможно, мне удастся это сделать, не упоминая о Лу, — наконец нашла она компромиссное решение. — Я скажу, что безвозмездно работаю в «Двенадцати дубах». — Что было правдой! — Скажу, что мы вместе разрабатываем программу… музыкальной терапии, которую я собираюсь финансировать. И что я интересуюсь верховой ездой в качестве терапии. Она действительно собиралась сделать очень значительные пожертвования из имущества Стюарта, когда его получит, чтобы помочь с осуществлением обеих этих программ, а также хотела оплатить пребывание в приюте подростков из семей с низким доходом. Но оказалось, она не убедила Энди. — Он ищет доказательство супружеской измены, Ванесса. Он постарается получить о тебе сведения. — И что выяснит? Что я езжу в Лексфорд два-три раза в неделю, езжу в приют для детей с особыми потребностями, где я в списке работающих безвозмездно? — В приют, где живет человек с такой же фамилией, как у тебя. Любой детектив, если он не совсем дурак, усмотрит здесь связь. Неужели ему никогда не надоедало быть таким спокойным, логичным и правым? Но она сама уже подумала о следующей взаимосвязи, которую мог бы усмотреть профессиональный детектив — или его зоркий работодатель. Лу Котцур переехал в «Двенадцать дубов» в том же месяце, когда его сестра Ванесса бросила два места официантки, чтобы выйти замуж за Стюарта Торпа. Человека, который использовал свое влияние, чтобы молодой Лу попал в тот приют, и оплатил его пребывание там. Фатальная неизбежность разоблачений. Она поняла это даже раньше, чем Энди заговорил, когда они остановились возле ее машины. — Как я вижу, у тебя две возможности, Ванесса. — Мне лучше самой выбрать? Он не ответил улыбкой на попытку проявить неуместную веселость. — Или ты позволишь Торпу провести расследование, а значит, рискуешь, что он станет распространять неприятные для тебя сведения о том, почему ты скрываешь брата от своих новых светских друзей. Или ты все расскажешь ему сама и объяснишь свои мотивы. Вот твой выбор, Ванесса. Глава третья Не было выбора. Сидя в машине, наблюдая, как Энди размашистым шагом удаляется в направлении пристани для яхт, Ванесса ясно поняла, что ей следует делать. Ей надо быстро проглотить свой яд, пока не успела подумать о том, каким горьким он окажется. Она вытащила из сумочки сотовый телефон. Уставилась на кнопочную панель и смотрела на цифры так долго, что они поплыли у нее перед глазами. Тогда она закрыла глаза, выжидая, пока не откатит волна ужаса. Это не имеет к тебе отношения, принялась внушать ей ее миз Прагматик. Подумай о Лу. Подумай о том, как мучительно это будет для всех в «Двенадцати дубах», если детектив поедет туда и станет допрашивать «с пристрастием» персонал и постоянных обитателей приюта. У нее не было номера сотового телефона Тристана, но в ее телефонном справочнике значилось несколько иствикских отелей. Насколько трудно будет его найти? Оказалось, что не очень трудно. На второй попытке портье в отеле «Марабелла» сразу соединил ее с его номером люкс. Она уже не могла изменить свое решение или сделать что-либо еще, кроме как глубоко вдохнуть и мысленно застонать: «Почему «Марабелла»?» Почему он выбрал этот отель в средиземноморском стиле, ресторан которого ей так нравился? Но может быть, этот отель выбрала его секретарша. Или агент бюро путешествий. — Алло. Ванесса так сильно вздрогнула, что едва не уронила телефон. Когда она пришла в себя и прижала к уху сотовый телефон, Тристан повторял свое приветствие и спрашивал, есть ли связь. Да, это был его голос, глубокий, низкий, с протяжным произношением, голос, на который наложили отпечаток годы, проведенные Тристаном в Австралии. Его голос так хорошо сочетался со слегка выгоревшими на солнце кончиками его густых каштановых волос, с темной от загара кожей, но явно не соответствовал его осторожному и пристальному взгляду. — Это Ванесса. Ванесса Торп. Молчание. — Я не ожидала найти тебя в номере. — Ты не ожидала… И все-таки позвонила? — Я думала, что, может быть, ты ушел обедать. Я собиралась оставить сообщение. — Не такое сообщение, как то, что ты оставила мне раньше? Ванесса медленно сосчитала до пяти. — Мне нужно с тобой поговорить. — Я слушаю. — Я имела в виду, встретиться и поговорить. — Завтра? Но завтра у нее были назначены встречи в комитетах и поездка в Лексфорд: она хотела выяснить, как там Лу, как он пережил сегодняшнюю грозу. У нее оставался лишь один свободный час рано утром. — Сегодня вечером для меня было бы удобнее. У тебя есть планы? — Я заказал обед внизу. — Я уверена, что за тобой сохранят столик. — Я уверен, что сохранили бы. Если бы я их попросил. — Ты нарочно стараешься вызвать у меня неприязнь к тебе? — Не думаю, что мне нужно стараться. Или тебе… — Ты обедаешь один? — Почему ты об этом спрашиваешь? Тебе хотелось бы разделить со мной трапезу? — Мне хотелось бы поговорить с тобой. Если ты обедаешь один, мне кажется, разговор возможен и он не помешает твоим планам. — Я попрошу, чтобы стол в ресторане накрыли еще для одной персоны. — Нужен только стул, — быстро проговорила она. — Я не буду есть, поэтому, пожалуйста, не жди меня. Я приеду через час. — Предвкушаю встречу, герцогиня. Тристан на самом деле предвкушал встречу с Ванессой. Ему не терпелось услышать, как она объяснит свой поворот от вон из моего дома к мне нужно поговорить. Он мог бы облегчить ей эту встречу, если бы повидался с ней внизу в баре первого класса или в более уединенной библиотеке. Мог бы предложить приехать к ней домой, чтобы ей не пришлось ехать в город. Но после того, как он стал свидетелем ее свидания в Олд-Пойнтон и узнал, что она кинулась к любовнику, едва покончив с насмешками над обличающим ее письмом, у него не было желания что-либо облегчать для Ванессы. Итак, она хотела поговорить с ним. Скорее всего, будет плести небылицы, сочиненные во время того жаркого сердечного свидания на побережье. Возможно, попытается объяснить свои тайные встречи с любовником. На этот раз она не застанет его врасплох. Он налил второй бокал вина и отодвинул обеденную тарелку. Заказав уединенный столик в конце террасы, он мог делать вид, будто наслаждается едой и мерцающим лунным светом, отражавшимся от потемневших вод пролива. А иначе он бы не сводил глаз с двери, ожидая, что увидит мерцающие, как свет луны, белокурые волосы. Однако спустя несколько минут он почувствовал ее присутствие. Распознал ее шаги. Он начал было вставать со стула, но она жестом велела ему сесть. Ее теплая улыбка предназначалась только официанту, который принялся заботливо ее усаживать — не напротив, но по диагонали от него. — Мадам тоже сможет наслаждаться видом, — пояснил официант. Ванесса поблагодарила Джозефа. Пока она заказывала какой-то нелепый затейливый кофе, Тристан, откинувшись на спинку стула, безуспешно пытался не замечать, что на ней все тот же розовый сарафан. Может быть, она еще не ездила домой? И все это время провела в Олд-Пойнтон… занимаясь… Чем она занималась? Только гуляла? Только вела разговор? Он долго и пристально глядел на нее, ожидая, пока уйдет Джозеф. Ожидая, что она признает его присутствие. Он отпил глоток своего sauvignon blanc — очень изысканного вина. — Пробки на дорогах? Ванесса возилась с сумочкой, искала ей место на столе, но резко подняла глаза. — Ты же сказала «час». — Я тебя задержала? — Выражение ее лица было вежливым, голос — прохладным и сухим, как вино в его бокале. — Если у тебя еще одна встреча, надо было сказать, когда я звонила. Я не предполагала… — Я планировал встречу только с моей кроватью. Сегодня был долгий день. Они взглянули друг на друга через столик. В ее глазах мелькнуло понимание. — Извини. Должно быть, ты начал день еще вчера, в другом полушарии. — Итак, чего ты хочешь? — Я хочу увидеть то письмо. Тристан изогнул бровь. — Ты не веришь, что оно существует? — А почему я должна этому верить? — Из-за него я сегодня пролетел десять тысяч миль. — Это слова. Он откинулся на спинку стула, неотрывно глядя ей в глаза. — Если не существует ни любовника, ни письма, тогда почему ты встревожена? — Я выгляжу встревоженной? — Ты приехала сюда. В ее глазах вспыхнуло раздражение, но, прежде чем она успела ответить, вернулся Джозеф с ее кофе. Она улыбнулась молодому официанту. Тристан прокашлялся, напомнив о своем присутствии, и с ее лица исчезло теплое выражение. Точно так же было, когда она обнаружила Тристана у себя на пороге. — Я приехала сюда, чтобы увидеть то письмо. Если оно существует. — О, оно существует, герцогиня. Как и твой любовник. — Он повертел в пальцах бокал, помолчал секунду и продолжил: — Несколько молод, верно? — Джозеф? — Любовник. В Олд-Пойнтон. — Как ты… Ты ехал за мной сегодня днем? — Ненамеренно. — Ты ехал за мной случайно? Пятьдесят миль? Он небрежно пожал плечом. — Я не туда повернул. Ты пронеслась мимо. Я подумал, что неплохо бы выяснить, кого тебе понадобилось так срочно увидеть. Ванесса уставилась на него через столик. Ее охватил ужас, она чувствовала себя оскорбленной. Долгую секунду она пыталась взять себя в руки и не швырнуть в него чем-нибудь. Ближе всего к ней стоял ее кофе мокка с корицей и небольшим количеством молока, нетронутый и все еще достаточно горячий для того, чтобы нанести серьезный ущерб. Обуреваемая этим желанием, она так сильно стиснула ручку чашечки, что испугалась, как бы ручка не треснула. Это будет нехорошо, Ванесса. Неосмотрительно. Несдержанно. Невежливо. Наперекор всему тому, что ей нравилось в усвоенном ею образе жизни. Благодаря силе воли Ванесса ослабила хватку, но не рисковала заговорить. И даже смотреть на него не могла, боясь снова разгневаться. Чтобы напомнить себе, что она в общественном месте, в элегантной обстановке, что ей нужна выдержка, она взглянула поверх Тристана на других обедающих в ресторане. Даже во вторник вечером знаменитый ресторан «Марабеллы» был почти полон. Обедают богатые туристы, деловые люди в пиджачных парах и элегантно одетые местные жители. Многих она узнала. Некоторых она знала достаточно хорошо, чтобы называть своими друзьями. Фрэнк Форрестер, один из старых приятелей Стюарта, игравший с ним в гольф, наклонил седую голову и подмигнул Ванессе, встретившись с ней взглядом. Она улыбнулась в ответ и облегченно вздохнула: Фрэнк пришел без жены. Только не хватало, чтобы к ним поспешила Делия Форрестер, хлопая ресницами и щеголяя перед новым мужчиной в городе своей недавно искусственно увеличенной грудью. А если бы Делия была здесь, то обязательно заметила бы Тристана. И обязательно подошла бы, а дальше было бы все, как сказано выше, потому что Делия только так себя и вела в присутствии мужчин, несмотря на мужа, перед которым старательно притворялась, будто любит его до безумия. — В чем дело, герцогиня? Боишься, что тебя увидят со мной? Ванесса снова сосредоточилась на Тристане. Когда она взглянула ему в глаза — проницательные, спокойные, ярко-синие, как океан, а сейчас потемневшие, будто вода в океане ночью, — у нее едва не закружилась голова. — Вовсе нет, — твердо сказала она. — Мы здесь, чтобы обсудить дела. Я не против того, чтобы меня с тобой видели, Тристан. Наша с тобой встреча ничем не отличается, скажем, от встречи на берегу двух людей, намеренных поговорить о делах. — Твоя встреча сегодня днем была деловой? Вскинув подбородок, она встретила его сардонический взгляд. — Я безвозмездно работаю в приюте для людей, ставших инвалидами из-за проблем с развитием. Приют находится поблизости от Лексфорда. Энди работает там в качестве консультанта. — И ты встречаешься с ним в связи с твоим безвозмездным вкладом в дела приюта? На берегу? После работы? — Обычно нет. — Она облизала губы. Надо выбирать слова осторожно и тщательно. — Видишь ли, Энди — не только коллега. Мы выросли по соседству, ходили в одну и ту же школу. Он хороший друг, и мы действительно иногда встречаемся после работы. И не всегда для того, чтобы поговорить о моем безвозмездном труде. При его профессии Энди хорошо умеет слушать. — А сегодня… сегодня днем… тебе нужно было… — Высказаться, — закончила за него она. — Обо мне. — О ком еще? — Ты рассказала ему о нашем поцелуе? Она покачала головой. — Это не было поцелуем. — Вот как? — Это было «поигрыванием мускулами», что ты и сам знаешь. В его глазах промелькнуло удивление. — Неужели это было так плохо? — Если говорить о поцелуях, то далеко не так уж хорошо. Он лениво рассмеялся, что чертовски взволновало Ванессу. — Надо сказать, что я умею целоваться получше. — На что я отвечу так: ты никогда не получишь второго шанса. Она должна была чувствовать отвращение от перспективы еще одного поцелуя, настоящего поцелуя… Она резко выпрямилась, испугавшись того, что уставилась на его губы, того, что позволила морскому воздуху и чарам полнолуния отвлечь ее от задачи сегодняшнего вечера. Довольно, предупредила ее миз Прагматик. Переходи к делу и — прочь отсюда. — Энди не мой любовник. Никогда им не был. И никогда не будет. Если в том письме названо его имя, то это будет только справедливо, если он все узнает. — Там нет имен. — Я могу посмотреть? — Сейчас это невозможно. Письмо у моего адвоката. — Пожалуйста, пошли завтра копию в офис моего адвоката. — В первую очередь, — ответил он с удивительной уступчивостью. — Отлично. — Решительно кивнув, она потянулась к своей сумочке. На их столик упала тень. И в тишине раздался скрипучий, характерный голос давнишнего курильщика. Это был Фрэнк Форрестер. — Извините за вторжение, но я не мог уйти, не поздоровавшись с моей второй любимой блондинкой. Вблизи Фрэнк выглядел на десять лет старше своего возраста — болезненным, худым и сутулым. Ванесса улыбнулась ему, надеясь, что он не заметит, как ее потряс его вид. — Твое общество не может быть вторжением, — заверила она его. — Хочешь присоединиться к нам? Выпить кофе или стаканчик спиртного на сон грядущий? — Нет, нет. Я собираюсь домой, — произнес он и не двинулся с места. — Тристан, познакомься с Фрэнком Форрестером. Фрэнк, это сын Стюарта. Из Австралии. — Неужели? — Фрэнк медленно покачал головой. — Ты вырос с тех пор, как я в последний раз тебя видел, парень. Должно быть, прошло не меньше пятнадцати лет. — Двадцать, — уточнил Тристан. Он встал и пожал руку Фрэнку. Тот похлопал его по спине. — Добро пожаловать обратно в Иствик, парень. Добро пожаловать домой! Ванесса удивленно моргнула. Она не учла, что они могут быть знакомы, пусть бывший президент банка и водил дружбу со Стюартом. А что касалось добро пожаловать домой, то мысль о том, что место Тристана здесь, в Иствике, почти так же лишала ее равновесия, как и тот факт, что сегодня днем она увидела его у себя в доме. — Наверное, ты здесь по делу, — задумчиво произнес Фрэнк. — Ты создал компанию телесвязи, не так ли? Слышал, что благодаря ей ты стал одним из крупных тихоокеанских игроков. — Я удивлен, что ты о нас слышал. — Твой отец был честолюбив. Он с гордостью рассказывал о твоих успехах. Если это было сюрпризом для Тристана, то он не подал виду. — Я недавно распродал компанию. Когда Тристан улыбнулся, Ванесса Должна была заставить себя сосредоточиться на его словах. А не на волевом подбородке или изгибе губ. Не на внезапном воспоминании о том, как эти губы коснулись ее губ… Он продал свой бизнес. Означает ли это, что его поездка не ограничена временем? Что ничто не помешает ему остаться в Иствике так долго, как ему будет нужно? — Ты должен как-нибудь вечером прийти пообедать, — предложил Фрэнк. — Если задержишься в городе больше одного-двух дней. — Это зависит… — Ванесса почувствовала на себе проницательный взгляд его синих глаз, — от моего дела. — Ты остановился у Ванессы? Это даже лучше. Почему бы вам обоим не прийти? Остановился у нее? У нее в доме? Ни в коем случае. Они оба заговорили одновременно. — На самом деле он остановился не у меня. — Я остановился здесь. В «Марабелле». Фрэнк вытащил из кармана визитную карточку. И сунул ее в руку Тристана. — Тем больше причин, чтобы с нами пообедать, парень. Позвони мне, когда твои планы прояснятся. Они попрощались, и Фрэнк направился к выходу. Потом остановился и обернулся. — Поло будет в этот уик-энд, Ванесса? — Да, в воскресенье. Но я не… — Идеально! Почему бы тебе не присоединиться к нам? — Поло? — Голос Тристана выражал сомнение. — Моей жене нравится этот спорт. Шампанское, знаменитости, аргентинские игроки верхом на лошадях. Конечно, Делии нравилось поло. Воскресный матч устраивался фондом «Попечители Иствика», одним из предпочитаемых Ванессой благотворительных учреждений, поскольку оно проявляло заботу о молодых людях из групп риска. Это могли бы быть она сама и Лу, если бы их жизни не приняли другой оборот. — Там будут все, — продолжал Фрэнк. Она заметила во взгляде Тристана решимость и поняла: он пойдет на матч поло. И воспользуется этой возможностью, чтобы расспросить о ней знакомых. — Верно, Фрэнк. Там будут все видные люди. — Она улыбнулась, но ее улыбка была такой же неестественной, как ее веселый тон. — К несчастью, это означает, что все приглашения розданы несколько месяцев назад. — Делия найдет билет, если понадобится. Дай мне знать, парень. У Ванессы упало сердце. Она глядела вслед Фрэнку, удалявшемуся нетвердой походкой. Делия сможет заполучить дополнительное приглашение, если очень этого захочет, если воспользуется своим сладким обаянием — намного слаще сахара и чековой книжки Фрэнка. Ванесса была не в силах воспрепятствовать такому развитию событий, не показавшись мелочной или злопамятной. Сейчас ей хотелось только одного — поскорее сбежать. Но когда она взяла сумочку, то почувствовала, что теперь Тристан сосредоточил внимание на ней. Как только он остановил на ней свой проницательный взгляд, она поняла, что будет дальше. — Кто такая Делия? — спросил он. Двадцать лет назад, когда Тристан уехал из Иствика, Фрэнк был женат на своей первой жене. Теперь Ванесса должна была рассказать о новой, более молодой жене, и он, конечно же, проведет сравнение. Все это Ванесса уже слышала раньше. Она и Делия не были родственными душами — как хотелось верить Делии, когда она впервые оказалась в неспокойных водах иствикского общества. Но они обе неизмеримо улучшили свой финансовый и социальный статус, когда вышли замуж за мужчин значительно старше их. Она не могла судить о мотивах Делии, но она сама вышла за Стюарта из-за его денег. Этот был единственный факт, который Тристан понял абсолютно правильно. Глава четвертая — Делия — нынешняя жена Фрэнка. — Его нынешняя жена? — переспросил Тристан. — Сколько же именно насчитывается миссис Форрестер? — Делия — третья. Ничего необычного в таком богатом месте, как округ Фэрфилд, с такими состоятельными мужчинами, как Фрэнк Форрестер. Или Стюарт Торп. — Она давно стала миссис Форрестер? — Делия и Фрэнк познакомились на подобном благотворительном матче поло прошлым летом. По-моему, она работала внештатной журналисткой и решила уделить особое место Фрэнку в статье о деловых лидерах, которые, уйдя на отдых, жили здесь, на Золотом берегу. Вскоре после этого они поженились. Ванесса осторожно выбирала слова и, будто защищаясь, наклонила подбородок, поэтому Тристан, насторожившись, сощурил глаза. — Любовь с первого взгляда? — Этому так трудно поверить? — Я не встречался с Делией. Как, по-твоему?.. — Я не настолько близка с Делией и, честно говоря, мне неудобно ее обсуждать. Ванесса взяла изящную маленькую сумочку под мышку, показывая своим видом, что уходит. — Может, мне следует что-то знать о ней, прежде чем я заведу с ней знакомство? — Он указал на дверь, предлагая Ванессе идти первой. В ее зеленых глазах появилась настороженность, а губы слегка сжались, потому что ей хотелось бы уйти, но — одной. Ужасно, ведь он собирался проводить ее до машины. И получить ответ на свой вопрос о Делии. — Почему вы с ней не близки? — настаивал он. Они уже прошли мимо столиков и теперь пересекали вестибюль ресторана. Она шла не так уж медленно, но Тристан не прикладывал никаких усилий, чтобы не отстать. Он удержал руку у нее на спине, направляя ее к лифтам. — Я бы решил, что у вас много общего. Она резко остановилась и повернулась к нему. В ее глазах засверкали зеленые искры. — Не позволяй себе лишнего, Тристан. Ты никогда не встречался с Делией. И тебе только кажется, что ты знаешь меня. Она так быстро повернулась, что ее волосы коснулись его руки и плеча. Несколько прядей легли на темный пиджак, и Тристан вдохнул ее изысканный цветочный запах. От искушения у него кружилась голова. Свободной рукой он поднял с пиджака пряди волос и обмотал их вокруг пальцев. Он представлял ее волосы в точности такими: тонкими и мягкими, как шелк. Но они оказались удивительно прохладными, в отличие от ее горячей шеи и горячих мягких полных губ. Их взгляды встретились, и Тристан мгновенно забыл об этой прохладе из-за разряда энергии, затрещавшего в воздухе. — Это вызов? — спросил он. Она медленно моргнула, как будто растерявшись. — Что ты имеешь в виду? — Ты предлагаешь узнать тебя лучше? У них за спиной раздался сигнал, оповещающий о прибытии лифта. Едва слышимый электронный сигнал отвлек Ванессу, она подняла голову и отвела взгляд. Тристан был вынужден отпустить ее волосы. Из лифта, держась за руки, вышла какая-то пара, эти двое были настолько поглощены друг другом, что прошли бы прямо через него и Ванессу или через стадо в панике разбегающихся бизонов, если бы он не посторонился. — Вовсе нет, — ответила она, когда они снова оказались наедине. — Это была констатация факта. Ты не встречался с Делией Форрестер и все-таки предполагаешь, что между нами есть сходство. — Вы непохожи? — Мы разные. — Она глядела ему в глаза. — Очень разные. Он думал, что она скажет больше, но она сделала еле заметный жест: мол, забудь об этом. И двинулась прочь. Он догнал ее двумя большими шагами. — Я собираюсь воспользоваться лестницей, — твердо сказала она. — Тебе незачем меня сопровождать. — Я провожу тебя до твоей машины. — Незачем. Стоянку обслуживают работники гостиницы. Он не стал спорить, только продолжал идти рядом с ней, чтобы благополучно проводить ее до машины. Правильное решение. То же самое относилось к прекращению разговора о Делии Форрестер: он скоро сам выяснит, чем они отличаются друг от друга. Ожидая ее машину, они чопорно вели легкую светскую беседу об отеле и его первоклассном обслуживании, а когда появился ее «мерседес кабриолет», заговорили о машине. Потом, прежде чем она уселась на место водителя, возникла минутная неловкость, и Ванесса поторопилась холодно и церемонно произнести «до свидания». — До скорого свидания. — Тристан кивнул, отпуская работника гостиницы, а потом встретился взглядом с Ванессой поверх низкой дверцы спортивного автомобиля. — Я увижу тебя на матче поло. Фрэнк сказал, там будут все. Я предполагаю, включая тебя. — Пожалуйста, не делай этого, — умоляюще сказала она. — Пожалуйста, не расспрашивай там обо мне. Ты причинишь вред другим, если будешь задавать вопросы, распространять слухи и привлекать внимание к нашей вражде. Подумай об этом и поступи правильно. — Я поступаю правильно, — заверил он ее. И напомнил себе: Я никогда в этом не сомневался. Она сжала губы, и он заметил, что в глубине ее глаз промелькнула какая-то тень. Что бы за этим ни крылось, он узнает, дал себе слово Тристан. Он наблюдал, как блестящий автомобиль плавно выехал из-под портика отеля на проезжую часть улицы. — Если тебе нечего скрывать, герцогиня, тогда зачем эта просьба? Чего ты боишься? И кого, черт возьми, ты оберегаешь? В квартале от «Марабеллы» Ванесса выдохнула удерживаемый в легких воздух. Наконец она могла снова дышать и думать — с чем у нее были трудности в обществе Тристана. Сегодня вечером она напрасно потратила время. Неужели она действительно думала, что сможет сидеть за одним столиком с Тристаном и делать вид, будто с ней все в порядке? Ведь он поставил ее мир с ног на голову. Все изменил для нее своим приездом, своими нападками и страстным поцелуем. — При чем здесь поцелуй, — горячо укорила она себя, но что толку… Ванесса сжала руль. Даже теперь, спустя несколько часов после того поцелуя, она ощущала волну жара. Из-за чего? Жаль, но она не знала. До сих пор она никогда не испытывала ничего подобного. Никогда. У нее не было никаких бойфрендов, никаких шальных поцелуев. Только работа и уход за Лу. А потом появился целый новый мир возможностей благодаря ее дружбе со Стюартом Торпом. — Почему он? — Она ударила по рулю сжатой в кулак рукой. — Почему это должен быть он? Сегодня вечером, к несчастью, она увидела своего врага с неожиданной стороны. Тристан улыбался при лунном свете, дразнил ее своим умением целоваться, вел себя обаятельно и непринужденно с Фрэнком Форрестером, проводил ее до ее машины, как джентльмен. Из ее горла вырвался приглушенный хрип, и она снова ударила по рулю. И что ты собираешься делать в связи с этим, герцогиня? — Ничего, — пробормотала Ванесса. Она пошевелилась на сиденье и снова принялась думать. Ладно, в связи с этим ненужным влечением она ничего не будет делать. Ее настоящая проблема заключалась не в этом. У нее по-прежнему не было доказательств вескости письма, а Тристан думал, что у него есть основания лишить ее обеспеченности и уверенности в будущем Лу. Остановившись у перекрестка, она огляделась. На улице слева от нее находился офис «Картрайт и партнеры». Это было место ее частых поездок за последние два года. Сегодня днем она должна была узнать здесь новость о приезде Тристана и о его намерениях очернить ее. Как адвокат Стюарта, а теперь — ее адвокат, Джек Картрайт, один из немногих, знал о Лу. Сейчас Ванессе пригодились бы его ясная голова и логика. Она взглянула на часы на приборной доске и поморщилась. Хотя Джек и его жена Лили были близкими друзьями Ванессы, через месяц они ждали первого ребенка и появиться у них так поздно было бы непростительно. Утром она в первую очередь позвонит Джеку и договорится о встрече. Чем раньше, тем лучше. Ванесса плохо спала. Она встала и оделась еще до рассвета, но не звонила Картрайтам, пока часовая стрелка не остановилась на «семи». Потом она упрекнула себя, потому что Джек уже ушел в офис. Она поболтала о том о сем с Лили, но та вскоре заметила в ее голосе напряжение. — Все в порядке, Ванесса? — Нет. Тристан Торп в городе. Мне нужно поговорить с Джеком. Я позвоню ему в офис. — У меня есть мысль получше. Почему бы тебе не приехать и не позавтракать с нами? — предложила Лили. — Джек будет дома примерно через час. Ванессе не хотелось бесцеремонно нарушать их планы на утро, но Лили настаивала. И в восемь часов Ванесса проследовала за своей беременной подругой на кухню двухэтажного дома Картрайтов, построенного в колониальном стиле. Это был дом светлый, веселый и радушный — под стать пылкой Лили. Лили недавно появилась в кругу ее друзей, а точнее, в Клубе дебютанток, и Ванесса сразу же почувствовала их сходство. Возможно, потому, что Лили тоже росла в трудных условиях, в отличие от остальных дебютанток. В первые месяцы брака Лили тоже прикладывала усилия, чтобы приспособиться к этому привилегированному обществу. Она и Джек преуспели на поприще создания образцового супружества, и теперь на лице Лили отражалось заслуженное счастье. — Джека еще нет дома. — Лили игриво закатила глаза. Это означало, что она не против его отсутствия. Ее муж вскоре появится, и это вполне ее устраивало. — Я звонила, чтобы дать ему знать о твоем приезде, поэтому он не задержится. Угостить тебя кофе? Чаем? Соком? — О, пожалуйста, тебе незачем меня обслуживать. Сядь. — И не сбавлять в весе, да? — Вот именно. — В первый раз Ванесса позволила своему взгляду задержаться на животе другой женщины и ощутила незнакомое ей желание. Ванесса замаскировала свою растерянность улыбкой. — Ты уверена, что там не близнецы? — Иногда я могла бы поклясться, что там трое. — Заваривавшая чай Лили на мгновение застыла. В ее выразительных синих глазах появилось мечтательное выражение. — Хотя я была бы не против. Конечно, она не была бы против. Ее искренность в сочетании с заботливостью и мудростью сделали ее замечательным работником сферы социальных проблем. Благодаря этим же свойствам она станет замечательной матерью. Счастливые у нее будут дети, подумала Ванесса. — Итак, — с чайником в руке Лили вразвалку подошла к столу и осторожно опустилась в кресло, — расскажи мне о Тристане Торпе. — Он приехал вчера. Остановился в «Марабелле». При встрече с глазу на глаз он еще хуже. — Ты уже его видела? Пожалуйста, расскажи. С чего ей начать? — Вероятно, мне незачем что-либо тебе рассказывать. Ты вскоре все узнаешь из пересудов. — Все? — Вчера вечером я встретилась с ним в ресторане «Марабелла». — Ты с ним обедала? — Лили удивленно округлила глаза. — Кто-нибудь выжил? Ванесса состроила гримасу. — Это чудесное избавление. Туда зашел Фрэнк Форрестер. — С Делией? — Нет, но он скажет ей, что случайно нас встретил. Ты же знаешь Делию. Ей нужно знать все на свете. — К несчастью, да. Делия прямо-таки когти вонзала в Лили. Тому не было очевидной причины, если не считать дружбы Ванессы с дебютантками. Эта новая — и мерзкая — сторона Делии Форрестер очень беспокоила Ванессу, когда она думала о… — Эй, в чем дело? Ванесса моргнула и поняла, что Лили задала ей вопрос, удивленная ее внезапной встревоженностью. — Я думала о том, как эти люди — Делии этого мира — могут растерзать человека без всякой причины. Кто-то что-то нашепчет, сделает злобное замечание, и не успеешь опомниться, как о тебе все говорят. — Она вздохнула. — Ты слышала обо мне какие-нибудь слухи? — Какие слухи? — Ну, что я тайно встречаюсь с мужчиной. Что встречаюсь с ним несколько лет. — Откуда это пошло? — Лили сузила глаза. — Тристан?.. — Он говорит, что получил письмо, письмо от кого-то отсюда… — она раскинула руки, как бы охватывая Иствик и этот дом, — с доказательствами. В глазах Лили что-то промелькнуло, и она, выпрямившись, открыла рот, собираясь заговорить, но тут послышались шаги. Появился ее муж, и выражение ее лица изменилось, стало веселым, мягким и любящим. Хотя Джек поздоровался с Ванессой и извинился за опоздание, это было лишь мимолетное признание ее присутствия. Потому что потом он улыбнулся жене, наклонился и целомудренно поцеловал ее в лоб, нежно и бережно опуская руку ей на живот. О такой близости двоих людей Ванесса не знала и по своему опыту даже не мечтала испытать ее. Внезапно она ощутила комок в горле, ее охватила острая тоска. Это было глупо, ведь она не хотела любви, семейных отношений. У нее было все, чего ей хотелось, все необходимое и важное, и для чего-либо еще не оставалось ни места в ее жизни, ни времени, ни эмоциональной энергии. — Итак, я слышал, что этот Тристан Торп в городе. — Джек выпрямился. — Он приехал сюда, чтобы причинять неприятности? — Он получил письмо, — вставила Лили, и ее муж замер. Сузив глаза, он взглянул на Ванессу. — Такое же, как другие? — Другие? — глупо повторила Ванесса, и в то же мгновение до нее дошло, что имелось в виду. Несколько месяцев назад Джек и Кэролайн Китинг-Спенс получили два анонимных вымогательских письма. Ванесса покачала головой, упрекая себя за то, что не приняла во внимание эту связь. — Я не знаю. Я еще не видела это письмо. — Ее сердце учащенно забилось. — Вы действительно думаете, что, может быть, это тот же человек? Который, как считает Эбби, убил Банни? Глава пятая У Тристана тоже была встреча за завтраком. Не с адвокатом, но с частным детективом, которого нанял его адвокат, чтобы убедиться в достоверности утверждений о супружеской измене Ванессы. Детективом оказался отставной полицейский, пунктуальный профессионал с привлекательной внешностью. Как бы то ни было, Тристан отказался от его услуг. Решение Тристана было мгновенным, инстинктивным. Сидя в кофейне и наблюдая, как тот поглощает высокую стопку блинов и при этом подробно перечисляет свои способы выслеживания, Тристан представил себе лицо Ванессы, призывавшей его к честной игре. Так же, как прошлым вечером, он ощутил воздействие ее эмоции, когда она взглянула ему в глаза, напоминая, что все это касается только их двоих. Нет, он не изменил свое решение, он только изменил тактику. Вместо того чтобы нанимать третьего участника для раскапывания улик против Ванессы, он сам возьмется за лопату. Вместо того чтобы послать письмо ее адвокату, он сам отвезет ей письмо. Доставит письмо лично. Сворачивая в переулок Уайт-Берч, он подъехал к тротуару, чтобы уступить дорогу трейлеру с лошадьми. Поскольку ему пришлось снижать скорость и тормозить, он понял, что ведет машину слишком быстро. Хуже того, он осознал: его спешка вызвана тем, что, в отличие от первого визита в ее дом, теперь он предвкушал встречу с ней. Это было волнение, да, волнение, окрашенное воспоминаниями о ее улыбке, о ее вкусе и внутренней страстности, проявившей себя, когда Ванесса смело встретила его неуступчивую тактику. Узнай ее получше, но не забудь, зачем тебе это надо. После того как исчез громыхающий трейлер, Тристан поехал медленнее. Он позволил себе смотреть по сторонам, разглядывать большие, удаленные от дороги дома на возделанных землях. Хмурясь, он принялся обдумывать слова Фрэнка Форрестера, приветствовавшего его возвращение домой. Сегодня он тоже не чувствовал, что вернулся домой, — даже когда свернул на подъездную аллею, где учился ездить на велосипеде, когда проезжал мимо дерева, первого дерева, на которое когда-то влез, когда увидел лужайку, где впервые ударил по футбольному мячу. Тристан чувствовал лишь смесь прежней горечи и еще более острого волнения из-за предстоящей встречи. Он снова должен был напомнить себе о своей цели. Ему пришлось испытать сильное разочарование, когда домработница — Глория — открыла дверь и веселым голосом сообщила ему, что миссис Торп нет дома и что она ждет ее ближе к вечеру. Ладно. Может, так даже лучше. Если Глория не против разговора, он попробует другой путь. — Я не выпил тот чай вчера. — Он улыбнулся и был вознагражден подозрительным прищуренным взглядом Глории. — Приглашение остается в силе? — Наверное, я могу заварить чай. Она отступила и позволила ему войти в холл первым. — Итак, — сказал он, вскидывая лопату и переворачивая первый ком земли, — вы давно работаете у миссис Торп? * После встречи с Глорией Тристан вернулся к себе в отель, чтобы наверстать упущенное в делах. Он совсем недавно продал свою долю в «Телфор» и до сих пор ежедневно отвечал на звонки и электронную почту. Кроме того, у него была должность в правлениях двух компаний плюс заманчивое предложение поучаствовать в новом бизнесе, что и повлияло на его решение продать прежний. Он все еще обдумывал то направление и следил за парой других возможностей. То, что он был так занят, вполне его устраивало. Он не понимал, как можно ничего не делать, и погружение в обычный для него мир дел было идеальным доказательством его связи с реальностью. Ему это требовалось, учитывая последние двадцать четыре часа. Он взял трубку звонившего телефона, предполагая услышать голос своего ассистента, но был разочарован. Делия Форрестер не стала ждать, пока он позвонит. Ему не очень понравилась слишком фамильярная манера этой женщины, но, несмотря на это, он принял ее приглашение прийти на их вечеринку в воскресенье, когда будет матч поло. После звонка он почувствовал, что его внимание притупилось, поэтому пошел в бассейн отеля. Тристану захотелось хорошенько поплавать, чтобы избавиться от накопившейся излишней энергии в теле и в крови. Но после двух усердных кругов он уже спокойнее работал руками и ногами. Нет, его ничто не заставит подчиниться ситуации, уступить женщине и ненужному влечению. Он стал размышлять о встрече с Фрэнком Форрестером, пытаясь вспомнить, как Фрэнк и его первая жена — Лин? Линда? Лидия? — проводили уикэнды за городом, в доме Торпов. А теперь, несмотря на их оживленный разговор, он не мог не заметить, что Фрэнк выглядел измотанным. Неужели и отец его мог так же сильно состариться? Неужели был таким же болезненным и сутулым? Измотанным. Из-за того, что не хотел отставать от молодой, энергичной, честолюбивой жены, когда ему не следовало усердствовать, когда он должен был находиться в обществе давней спутницы жизни и быть довольным покоем, который заслужил в течение десятилетний упорного труда. Неосознанно Тристан повысил темп. Его подстегивали эти мысли и одновременно стремление не думать о своем отце с Ванессой. Слишком молода, слишком жива, слишком страстна. Все не так. В конце круга он заставил себя плыть медленнее и освободиться от тягостных раздумий. Перевернувшись на спину, он оттолкнулся от края и… увидел ее. Она стояла на краю бассейна, словно вызванная силой его мысли. А может, и нет, решил он, бросив на нее еще один, долгий, взгляд. Одетая в бледно-голубой костюм, с заколотыми волосами, спрятав глаза и половину лица за большими солнцезащитными очками, она выглядела старше, холоднее: вся — изысканность, спокойствие и деньги. Однако Ванесса не казалась счастливой. Именно этого он ожидал, еще когда решил не оставлять письмо у Глории. Он знал, что о письме зайдет разговор, что она разыщет его, но не предполагал, что она появится так рано. Ведь ему сказали, что у нее весь день будут важные встречи благотворительного комитета. Несмотря на все это, он почувствовал такой же прилив адреналина, как прошлым вечером в ресторане и сегодня утром, когда он подошел к ее двери. Такой же, только ему стало еще и жарко. Чтобы успокоиться, Тристан проплыл очередной круг и вернулся обратно. Потом вылез из бассейна, лениво не торопясь взял свое полотенце с шезлонга, стоявшего рядом. Все это время он чувствовал, что она за ним наблюдает, и нежелательная реакция его тела полностью погубила хороший результат расслабляющих последних кругов в бассейне. Когда он подошел к Ванессе, она не шелохнулась. Не шелохнулась, даже когда он остановился чересчур близко. Интересно, спросил он себя, может, ее туфли — такие, как надо, на каблуках, подобранные к костюму — приросли к кафелю, которым был выложен пол бассейна. — Одета не для того, чтобы окунуться, нет? Она уже слегка хмурилась и после его вопроса только сильнее сдвинула брови. И облизала губы, словно у нее пересохло во рту. — Я пришла сюда не для того, чтобы плавать. — Жаль. Погода подходящая. — Да, жарко, но… — Хочешь спрятаться от солнца? — Тристан кивнул в сторону ближайшего зонта. — Нет. — Она покачала головой. — Я пришла лишь за письмом. Глория позвонила мне и сказала, что ты приезжал, но отказался передать ей письмо для меня. — Вчера вечером ты меня попросила, чтобы это осталось между нами. — Поэтому ты пробрался в мой дом и задавал вопросы моей домоправительнице? Он предполагал, что ей это может не понравиться. — Глория любезно приготовила мне чай. — И любезно рассказала все, что тебе надо было знать? — Она сказала мне, что у тебя весь день встречи. И однако ты здесь. Он ощутил ее растущее раздражение, но она оглянулась по сторонам, отводя взгляд на группы туристов и скромно державшийся поблизости персонал. Если ей и не терпелось всадить в его босую ногу свой острый как нож каблук или, не раздеваясь, броситься в бассейн, то она удержалась от этого. Ее подбородок с изящной ямочкой чуть приподнялся. — Я пришла за письмом. Оно у тебя или нет? — Оно у меня, хотя… — он похлопал себя по бедрам и груди, где мог бы найти карманы, будь он одет, — не со мной. Несмотря на ее громадные темные солнцезащитные очки, он заметил, как она перевела взгляд с его рук на торс. Потом, будто внезапно осознав, что она делает и куда смотрит, Ванесса резко подняла голову. — Я не имела в виду с тобой. Оно в твоей комнате? — Да. Ты хочешь подняться и забрать его? — Нет, — чопорно ответила она. — Я хотела бы, чтобы ты поднялся и принес его. Я подожду в салоне. Ванесса не дала ему возможности продолжать поддразнивать ее. Она быстро повернулась на каблуках и ушла. А он следил, как она удаляется по длинной террасе. У Ванессы же перед глазами все стоял его образ: нагое загорелое тело, мокрое и блестящее после плавания в бассейне. Она добралась до прохладной тени в отеле. Выбрала уединенное место подальше от окон террасы и принялась обмахивать лицо, пока ждала. И ждала, и ждала. Она заказала воду со льдом и взглянула на часы. Оказалось, что на самом деле она ждет чуть больше пяти минут. За двадцать четыре часа почти ничего не произошло и, однако, многое изменилось. Все это ничего не значило… все, кроме, может быть, нагого тела. В конце концов, он раньше был спортсменом высшего класса, и любая женщина с нормальным зрением обнаружила бы, что восхищается этими крепкими мускулами. В этом не было ничего личного. Ванесса фыркнула, злясь на саму себя. И не стала снова смотреть на часы. Если предположить, что он примет душ и оденется, то придет не позже, чем через десять минут. И хотя она учитывала, что он будет принимать душ и одеваться, ей не хотелось представлять себе, как он принимает душ и одевается. Чтобы убить время, она оглядела салон и вздрогнула: за столиком неподалеку она заметила Верна и Лиз Крамер. Ей нравились Крамеры, но ее ужасала перспектива вновь их всех знакомить, вновь вести притворно-веселый разговор — наподобие того, что происходил с Фрэнком прошлым вечером. Ей хотелось только получить письмо и уйти. Письмо. Ее охватила дрожь при воспоминании о цели ее прихода. Ванесса ощутила прежнюю тревогу, отступившую в ту минуту, когда она увидела, как сильное, загорелое тело Тристана без всяких усилий рассекает лазурную воду. Наконец она получит это «доказательство». И сможет решить, что делать дальше: учесть совет Энди и рассказать все или последовать совету Джека и открыть как можно меньше. После утреннего обсуждения вопроса за завтраком у нее было мало времени, чтобы взвесить эти возможности. Ее прельщал вариант Джека, потому что ничего не делать, ничего не говорить всегда было легче. Но лучше ли это для Лу? Она не знала. И только надеялась, что, увидев письмо — ее сердце застучало, когда в дверях появилась высокая, хорошо ей знакомая, полностью одетая фигура, — она решит. Ванесса отвела взгляд и сделала большой глоток воды. Он остановился рядом с ее стулом, держа конверт в руке. Ванессе пришлось закрыть глаза, потому что от беспокойства закружилась голова. — С тобой все в порядке? — спросил он. Она кивнула. Уголком глаза она увидела, что Лиз Крамер смотрит в их сторону, и быстро набрала воздух в легкие. — Мы можем найти более уединенное место? Боюсь, что сюда вот-вот подойдут еще несколько старых друзей. К его чести, он не обернулся и не стал осматриваться. — Внизу есть библиотека для гостей. Я также мог бы устроить комнату для переговоров… — Библиотека прекрасно подойдет. Спасибо. Тристан отошел в сторону, держа руки в карманах, пока она вертела в своих руках конверт. Он пытался не замечать бледность и тревогу на ее лице. И то, как дрожали ее пальцы, когда она достала из конверта сложенный лист бумаги. Но он не мог не обращать внимания на свое сердце, сжавшееся у него в груди, на желание подойти и… черт… что именно сделать? Забрать у нее проклятое письмо? Забыть причину, по которой он не отдал письмо сегодня утром, чтобы лично вручить его Ванессе и оценить ее реакцию? По логике вещей, она бы так не нервничала — с ее выдержкой и невозмутимым спокойствием, — если бы не была виновна. Черт возьми, ему требовалась эта вина. Ему нужно было подтолкнуть ее к тому, чтобы она вспылила и призналась. Но она выглядела слишком испуганной и уязвимой, и он не мог. Пока еще не мог. — Белая бумага, — прошептала она, и так тихо, что он не разобрал бы слов, если бы так пристально не глядел на ее лицо. На ее губы. Она внезапно подняла широко раскрытые ошеломленные глаза и встретилась с ним взглядом. — Это оригинал? Не копия? — Это оригинал. — Она продолжала сидеть, изучая бумагу и конверт, и он спросил: — Разве ты не собираешься прочесть письмо? Может быть, она пыталась овладеть собой или откладывала неизбежное, потому что теперь развернула письмо и быстро пробежала его глазами. Дочитав до конца, целую минуту пристально смотрела на страницу. Он не мог понять, о чем она думала, ему было ясно только то, что она думала. В тишине большой библиотеки, где не было никого, кроме них, он мог почти слышать, как вращаются колесики и включаются механизмы ее мыслительного процесса. Но когда она наконец заговорила, то не о том, что в письме нет конкретного доказательства, чего он ожидал от нее. Она спросила: — Зачем кому-то понадобилось это делать? — Затем, чтобы у тебя были неприятности. — Ну, тут они добились успеха, — сухо проговорила она, снова его удивив… и напомнив ему о ее первой озадачивающей реакции. Он кивнул на письмо. — Ты сказала о белой бумаге. — Она также поинтересовалась, копия ли это. — Что происходит, Ванесса? О чем ты умалчиваешь? — Я… Ванесса медлила. Сердце у нее сжалось от нерешительности. Несмотря на инструкции Джека разглашать как можно меньше, ей хотелось поделиться с Тристаном своей бедой. Вчера — нет. Там, у бассейна, — ни в коем случае. Но этот человек повел себя так предупредительно: быстро принес письмо, отвел ее в уединенную комнату, не задав ни одного вопроса, отошел в сторону и дал ей возможность спокойно прочесть письмо. Кроме того, если она расскажет ему о письмах, это отвлечет его внимание от нее и от секрета, которым ей не хотелось делиться. Об этом он, вероятно, все равно узнает, если уже не узнал, из городских слухов. — Месяц-другой назад, — приняв решение, медленно начала она, — два человека, которых я знаю, здесь, в Иствике, получили по анонимному письму. Я думала… раньше я думала… что это письмо, возможно, связано с теми. — Теперь ты так не думаешь, потому что бумага — другая? — И нет никаких требований. Он замер. — Ты хочешь сказать, что в тех письмах были вымогательские требования? — Да. — Что они требовали? Какое связующее звено? — Ты знал Банни Болдуин? — спросила она. — Ее настоящим именем было Лусинда, но все ее звали Банни. Она была замужем за Нейтаном Болдуином, другом Стюарта. Я думала, ты мог их знать, когда жил здесь. — Прошло двадцать лет. — Ты вспомнил Фрэнка Форрестера. — Он и его первая жена проводили много времени в нашем доме. Она отвела взгляд, ей почему-то причинило острую боль внезапное суровое выражение его глаз. Наш дом. Чувствовал ли он до сих пор привязанность к дому? Неужели поэтому он был полон такой решимости вернуть себе имущество? Ей хотелось спросить, узнать его истинные мотивы, но он напомнил ей о теме их разговора. — Как я понимаю, эта Банни Болдуин — связующее звено между письмами? — Да. — Ее желудок болезненно сжался, когда она подумала о бедной Банни. Хотя та сама была склонна к интригам — и сделала некоторые опасные выводы насчет того, почему Ванесса вышла замуж за богача Стюарта, — она также приходилась матерью одной из самых близких подруг Ванессы. — Банни умерла несколько месяцев назад. Думали, что от сердечного приступа, но Эбби, ее дочь, обнаружила, что пропали дневники Банни. Короче говоря, теперь эту смерть снова расследует полиция. — Из-за нескольких пропавших дневников? — Ты слышал об «Иствик Соушл Дайэри»? Он ответил уклончиво: — Освежи мою память. — Это полный сплетен бюллетень с новостями и колонка веб-сайта о том, кто есть кто и кто чем… или кем… занимается в Иствике. Банни была автором заметок и редактором, и ее дневники содержали ее заметки, указания на источники плюс весь материал, который она предпочитала не печатать. — Предпочитала не печатать? — По-видимому, она считала некоторые истории слишком скандальными, или дискредитирующими, или потенциально клеветническими, чтобы их печатать. — Эти дневники украли, и вор пытался шантажировать людей, названных в дневнике? — Такое объяснение кажется убедительным. — И ты считаешь возможным, что тот же человек послал мне это письмо? — Да, считала. Но здесь другая почтовая бумага. — Ты думаешь, что шантажист использует каждый раз одну и ту же бумагу? — Не знаю. Не знаю, что думать. А ты знаешь? — Нет даже намека на вымогательство, — сказал он после минутной паузы. — И если бы этот человек действительно собирался шантажировать, он послал бы письмо, которое ты держишь в руках, тебе. Чтобы вынудить тебя заплатить за его молчание. Да, он был прав. Хотя… — Ты думаешь, здесь нет связи с Банни и дневниками? Потому что вряд ли возможно третье анонимное письмо, источник которого мог быть таким же, как у первых двух. Он молча смотрел на нее долгую секунду. — Что ты пытаешься мне внушить? — Я пытаюсь понять мотивы, стоящие за этим письмом. — И? — Что, если вор что-то прочел в этих дневниках и неверно понял? Что, если человек, о романе которого здесь говорилось, вовсе не я? — Не вижу здесь объяснения того, почему он послал мне это письмо. Ванесса сузила глаза. — Ты вовсе не готов слушать мою версию, ведь так? — Я уже слышал. — И что теперь? Постараешься получить обо мне сведения? — Да, — произнес он, не сводя с нее синих глаз. — Я также думаю, что мы должны поговорить с полицией. — С полицией? — Ты сказала, что они расследуют смерть Банни и, по-моему, вымогательские требования. В полиции должны увидеть это письмо и выяснить, имеется тут связь или нет. Глава шестая — Я слышала, что Тристан Торп в городе. В результате небрежного замечания Фелисити Фарнсуорт, упавшего, словно кирпич, в спокойное озерцо разговора, происходившего после ленча, все обратили взгляд прямо на Ванессу. Черт возьми. Ванесса надеялась, что драма, связанная с предстоявшей свадьбой Эммы — та хотела скромную, ее же родители пригласили половину Иствика, — отвлечет внимание от нее самой. Во всяком случае, она предпочитала бы такой ход событий, в том числе и на регулярных ленчах Клуба дебютанток. Эти женщины — Фелисити, Лили, Эбби Толбот, Эмма Диарборн и Мэри Дювалл — были ее подругами. Умные, сердечные, добрые, они включили ее в свою группу, в свои благотворительные комитеты и доверились ей. Теперь, больше, чем когда-либо, ее тяготило чувство вины, потому что она была не такой уж откровенной. В течение шести лет регулярных встреч она обходила молчанием свое прошлое и причину, по которой вышла замуж за Стюарта и присоединилась к обществу Иствика. Впрочем, она не скрывала своих опасений, когда вела борьбу с Тристаном из-за завещания. Поэтому подруги и засыпали ее теперь вопросами. — Он приехал из-за спора насчет завещания? — спросила Эбби. — Где он остановился? — поинтересовалась Кэролайн. — Ты с ним встретилась, Ванесса? — Так ты видела этого упрямца? — не отставала от подруг Фелисити. Ванесса осторожно опустила на стол свою чашечку кофе. — Да, я с ним встретилась. — Я также поссорилась с ним, поцеловала его, жадно оглядывала его в плавках и сопровождала в полицейский участок. — Он остановился в «Марабелле», и он действительно здесь из-за завещания. В каком-то смысле… — Ты удивительно спокойна, — заключила Эмма. — Он прекращает спор? — спросила Фелисити. — Он должен понимать, что его усилия напрасны. — Тристан так не думает, — ответила Ванесса. — На самом деле он здесь, потому что считает, что нашел способ одержать победу надо мной. Они откликнулись едва ли не одновременно. Насмешливые замечания, вопросы. Она рассказала им о письме и о содержавшихся в нем утверждениях, о пункте относительно нарушения супружеской верности в завещании Стюарта и, наконец, об утренней встрече с детективами, занимавшимися делом Банни. Последовала тишина. Эбби пришла в себя первой, хотя она побледнела и выглядела взволнованной. Она не только потеряла мать при неожиданных и подозрительных обстоятельствах, но должна была бороться не на жизнь, а на смерть, чтобы ее подозрения признали. — Что сказали полицейские? Многое, про себя ответила Ванесса: большей частью они задавали смущавшие ее вопросы об отношениях с Тристаном и — несуществующим — мужчиной, о котором говорилось в письме. Своим подругам она сказала: — Они отнеслись к нам достаточно внимательно, когда мы показали им письмо. Задали нам много вопросов, но в конечном счете я не уверена, что они склоняются к мысли, будто за всем этим стоит одно и то же лицо. — Почему же нет? — Эбби подалась вперед. — Письмо написано в точности так же, как другие. Фелисити кивнула. А Эмма произнесла: — И почему бы этому человеку не попытаться шантажировать Ванессу? — Ты бы заплатила? — Фелисити повернулась к Ванессе. — Если бы это письмо получила ты? — Зачем я стала бы платить, если утверждение ложное? Две ее подруги переглянулись, ни одна не смотрела в глаза Ванессе, и в последовавшей тишине Ванесса почувствовала, что все у нее внутри перевернулось. — Вы думаете, что у меня был любовник… когда я была замужем за Стюартом? — Нет, дорогая. — Эмма прикрыла своей ее руку. — Мы не думаем так. — Тогда… кто? — Об этом были разговоры, — обронила Кэролайн. И они не сказали ей? — Ты должна признать, что рассказываешь далеко не обо всем в своей жизни. Фелисити была права. Ванесса и в самом деле раньше о многом умалчивала, теперь у нее появилась прекрасная возможность довериться своим подругам и запастись их советами. Для этого, в конце концов, и нужны подруги. Однако слова застряли у нее в горле. Потом Лили вернулась из туалетной комнаты, и все начали расспрашивать ее, почему она так долго не возвращалась. — Я случайно встретила Делию Форрестер, — объяснила Лили, — и никак не могла отделаться от нее. — Бедняжка, — прошептала Кэролайн. — Что ей было нужно? — спросила Эмма. — Пустяк. — Лили скривилась. — Ей нужно дополнительное приглашение на благотворительное поло. Ванесса, кажется, она пригласила твоего доброго друга Тристана Торпа. Поло оказалось игрой крутой, стремительной, требовавшей физических сил. После нескольких таймов — и благодаря нескольким зрителям-экспертам — Тристан разобрался в замысловатых правилах игры и уже получал удовольствие от головокружительного темпа. Фрэнк представил ему свою жену, назвав «моей любимой блондинкой» и таким образом связав ее с женщиной, о которой говорил как о своей второй любимой блондинке в ресторане «Марабелла». В первые несколько секунд Тристан наотрез отказался признать эту связь. Две женщины были абсолютно разными. Тристан отдал должное словам Ванессы, отрицавшей их схожесть. С ее блестящей внешностью и слащавыми, как сахар, манерами Делия была именно такой женщиной, какую он ожидал — и хотел — найти в доме своего отца. Ванесса Торп такой не была. Если он неверно оценил характер Ванессы, может, ошибался и относительно других вещей? С тех пор как он увидел реакцию Ванессы на письмо, он много думал о мотивах отправителя. И предположил, что кто-то хотел свести счеты с Ванессой. Еще находясь в Австралии, Тристан допускал, что напористая и честолюбивая молодая женщина могла легко нажить много врагов. Но с тех пор как он приехал в Иствик, худшее, что он о ней слышал, было: «Она не открывает своих карт». Раздались громкие одобрительные возгласы болельщиков, и Тристан ненадолго отвлекся от своих мыслей. Игрок под номером «три» из местной команды забил гол, сравняв счет. Мысли Тристана вновь потекли в том же русле. Опрашивая жителей Иствика, Тристан понял, что у Ванессы есть воздыхатели. Многие встречали его холодным взглядом или пожимали ему руку с подчеркнутой сухостью. Другие из опрашиваемых были более прямы. Верн Крамер, например, открыто заявил, что сочувствует его положению, но не одобряет его тактики. Верн был еще одним из старых друзей его отца. И весьма горячим поклонником поло. Сейчас Верн с большим жаром протестовал против судейского решения. Его жена отступила назад и, насмешливо качая головой, отреклась от него: — Я его не знаю. Тристан подождал минуту, наблюдая, как судья назначает пенальти по воротам местной команды. Потом обратился к Лиз Крамер: — Как поживаете, миссис Крамер? — Спасибо, хорошо. — Ее ответ был вежливым, но тон — холодным. Такое отношение к нему Лиз причинило Тристану острую боль. Лиз Крамер была близкой подругой его матери, часто приходила к ним в гости, и он вспоминал о ней с нежностью. — А ты, Тристан? Доволен, что вернулся домой? — Мой дом — в Сиднее. Это деловая поездка. — И ты ею доволен? Ее голос звучал язвительно. Это означало, что она знает, какие у него цели. — Не очень. — Тогда я желала бы знать, почему ты упорствуешь. — У меня есть причины. Наблюдая за схваткой на игровом поле, он почувствовал, что Лиз не отводит взгляд от его лица. — Как твоя мать? — Выздоравливает. — Она была больна? Тристан увидел в ее глазах искреннее беспокойство. Внезапно он осознал, что из всех, с кем он разговаривал с тех пор, как приехал в Иствик, Лиз была первой, кто спросил о его матери. Он решил сказать Лиз правду. — У нее рак груди. Это были тяжелые для нее годы. — Мне жаль это слышать. Несколько минут они молча наблюдали за игрой. Потом Лиз сказала: — Надеюсь, она нашла счастье, за которым гналась. Тристан нахмурился. — Гналась? — Когда она оставила твоего отца. — Я бы не стал говорить «оставила». Ведь ее вытолкнули ни с чем. — Она взяла тебя, Тристан, самую большую ценность, приобретенную в браке. Стюарт долго не мог с этим смириться. Но все-таки смирился. С помощью красивой новой жены. В толпе он нашел взглядом Ванессу — как уже находил бесчисленное множество раз за последние несколько часов. Несмотря на море шляп, мешавших ему разглядеть ее, он заметил изысканность туалета и то, что она заколола свои удивительного цвета волосы и спрятала их под красивым маленьким сооружением из кружев и тюля. Он не искал ее. Но он поднял глаза, и она возникла перед ним, как солнечный свет. — Ему так повезло, что он нашел Ванессу. Она — сокровище. Тристан снова взглянул на Лиз и обнаружил, что она видела, за кем он наблюдал. — Сегодня я это слышал уже не раз, — сухо сказал он. — Сокровище. Умница. Ангел. — Чувствуешь себя так, будто тебя видят с рогами и с трезубцем? — До некоторой степени. С мягким смешком Лиз подняла пустой бокал из-под шампанского и взглянула в глаза Тристану. В первый раз он отметил чувство юмора Лиз, впрочем давно знакомое ему. — Если тебе хочется сделать первый шаг к спасению, можешь сходить и принести мне новую порцию. Ванесса чувствовала, что он за ней наблюдает. Снова. Но когда она повернулась в том направлении — а весь день она точно знала, где он стоит, сидит, прохаживается, — то обнаружила, что ее воображение сыграло с ней шутку. Снова. На этот раз он был поглощен разговором с Лиз Крамер. Тристан наклонил голову к женщине ниже его ростом, и на лоб ему упала прядь волос, слегка окрашенных солнцем. Он выглядел моложе, сердечнее и непринужденнее, чем Ванессе доводилось видеть его до сих пор. Потом кто-то заслонил от нее Тристана, и она отвернулась. У нее учащенно билось сердце, а во рту пересохло. Ты встревожена, сказала себе Ванесса. И встревожена из-за того, что именно он мог обсуждать с Лиз и с бесчисленным множеством других людей. И кого ты дурачишь? Очевидно, не ее практичное «я». Она понимала, что происходящее с ней не имеет никакого отношения к их конфликту и полностью связано с самим этим мужчиной. Неужели он нарочно не обращает на нее внимания? Нет, ответила миз Прагматик. Он делает то, что собирался делать. Общается, знакомится, разговаривает. И абсолютно ничего не узнаёт. Что он может обнаружить? Да ничего, кроме слухов и шепотков о ее скрытности. Вспомнив о разговорах, о которых ей рассказали подруги, она на время позабыла о Тристане. Впрочем, быть предметом сплетен — в этом для нее не было ничего нового: когда Ванесса росла, на нее показывали пальцем. У этой девочки брат вроде чудака. Вы слышали, что ее папочку снова арестовали вчера вечером? В их семье — такие неудачники. Ей было все равно, что говорят о ней другие. Но ей не хотелось, чтобы ее подруги считали ее скрытной и недоверчивой. И она очень сожалела о том, что потеряла дар речи, когда должна была рассказать им о причине своего таинственного поведения. Тристан направился к ней с бутылкой «Вдовы Клико» в одной руке и двумя бокалами — в другой. Одетый просто, в светло-серый костюм и белую рубашку с открытым широким воротом — как сотня других мужчин в толпе, — он привлекал к себе внимание своим атлетическим сложением, своей осанкой, тем, как он двигался — с изяществом и решительностью спортсмена. Ее потряс взрыв чувств, как будто хлопнула пробка от шампанского и пузырьки заиграли у нее в венах. Нехорошо, Ванесса. Совсем нехорошо. Она снова повернулась к Фелисити и Риду, Эмме и Гарретту, Джеку и Лили… и обнаружила, что, пока она занималась самоанализом, они двинулись дальше. — Я заметил, что у тебя нет шампанского. — Уголок рта Тристана изогнулся в полуулыбке. — Спасибо, — сказала она немного хрипло. — Спасибо, нет. — Эта бутылка прямо из тайника Лиз Крамер, только что открыта. Без газа. Честное слово бойскаута. — Ты так говоришь, но ты не похож на бойскаута. Могу ли я верить твоему слову? Казалось, она с ним флиртовала. Она, Ванесса Котцур Торп, не флиртовавшая никогда в жизни. Он наполнил один из тонких бокалов, потом передал ей бутылку. — Возьми, — сказал он. — Чтобы я мог защитить мою честь бойскаута. Их пальцы легко соприкоснулись, когда она брала бутылку. Он поднес бокал ко рту, взглянул ей в глаза поверх бокала и сделал долгий, медленный глоток. Продолжая глядеть ей в глаза, не говоря ни слова, он протянул ей бокал, и в ее крови зашевелилось искушение. Ей хотелось взять у него бокал, коснуться его губами там же, где касались губы Тристана, почувствовать его жар на ледяном бокале. Больше того, ей хотелось встать на цыпочки и слизнуть с его губ золотистую влагу. Поцеловать его так, как и в первый раз. — Ты все еще не веришь мне? Ванесса облизала губы. — Не в том дело. Я не собираюсь пить. — Ты ведешь машину? — Я не пью. Она снова принялась смотреть на игровое поле, притворяясь, будто наблюдает за ходом игры. Сегодня Тристан, казалось, расслабился и наслаждался происходящим скорее как событием светской жизни, а не возможностью получать сведения о ней. Может быть, он принял близко к сердцу ее просьбу, высказанную ею, когда они покинули «Марабеллу»? А может быть, он ожидал подходящего момента. Шум игры слышался близко от боковой линии, и воздух сгустился от запаха пота, земли и жарких схваток между игроками. Ванесса моргнула и сосредоточилась на игре. Из-за нарушения правил раздался свисток судьи, и в результате начался горячий спор: кто перешел чью линию из-за мяча. — Тебе нравится здесь, на матче поло? — спросила она с неподдельным любопытством. — Мне нравится игра. — Но не остальное? — Сегодня я провожу время лучше, чем думал. Я не предполагал, что так много людей меня вспомнят или захотят со мной познакомиться. Учитывая твою популярность, я думал, что могу оказаться парией. Тристан и Ванесса вдвоем чувствовали себя не так уж легко и расслабленно, но прежнее напряжение отступило… сменилось другим. Ванессе вспомнился тот единственный раз, когда она сидела на лошади. Уроки верховой езды были подарком ко дню рождения от Стюарта, но, когда инструктор подсадил ее в седло, она не получила никакого удовольствия от ощущения, что она наездница. Она очень сожалела, что больше не касается земли, что не знает, будет ли продолжаться это возбуждение или она свалится на землю, опрокинется на спину. Ванесса искоса бросила осторожный взгляд на Тристана и обнаружила, что он наблюдает за ней. У нее бешено забилось сердце. Хмурясь, она быстро отвела взгляд. Так ты опрокинешься на спину, объявила миз Прагматик. — Тебя тревожит то, что они могут подумать? — спросил он. — Они думают, что я братаюсь с врагом. — Я не враг, Ванесса. Твой настоящий враг — это человек, написавший то письмо. Во время прогулки по игровому полю в перерыве между таймами Ванессу и Тристана разлучила Делия. Больше Ванесса его не видела. Нет, неправда, она не могла его не видеть, но больше она с ним не разговаривала, — пока не направилась к своей машине в конце дня. А тогда Тристан внезапно подошел к ней. — Тебе понравился второй тайм? — спросила она. — Я потеряла тебя во время перерыва. — Я не знал, что перерыв сводится к этому. — К прогулке по полю? Это освященная временем традиция и идеальная возможность пообщаться. Разве ваши австралийские футбольные матчи не предусматривают этого? — В нашей традиции общения на первом месте — дети. В перерыве между таймами все они собираются на поле, чтобы ударить по мячу. — По-моему, при этом шума больше, чем когда гуляют по полю. — Да, намного. — Похоже, ты прекрасно чувствовал себя в этом обществе. — И ты тоже, Ванесса. Ты словно родилась для этой жизни. — Мои родители работали у таких, как те, что здесь присутствуют. Некоторое время я наблюдала за этой жизнью. — И мечтала так жить? Она пожала плечами. — Какая девушка не мечтает? Это мечты Золушки. Они остановились возле ее машины, последней машины, оставшейся в одном из рядов на стоянке. Ванесса принялась искать в сумочке ключи, а он спросил: — Почему мой отец? — Он обвел рукой стоянку, все еще полную «бентли», «порше», «мерседесов». — Ты хотела такой жизни, но любой мужчина, которого бы ты выбрала, обеспечил бы тебе такую жизнь. Почему мой отец? Ее ошеломил этот вопрос и его подтекст. Она, Золушка, заманила в ловушку богатого мужчину из-за детской мечты. Ванесса упрекнула себя за глупость. Она же знала, что он так думает, с тех пор, как заговорила с ним в первый раз. — Мне не встречался мужчина добрее, великодушнее и думавший о других больше, чем Стюарт Торп. — Как насчет иных твоих нужд, Ванесса? Она медленно покачала головой. Она намеревалась держать в секрете платонический характер их отношений с покойным мужем, чтобы не умалять достоинства Стюарта как мужчины и не давать повода для сплетен. — Ты молода, — упорствовал Тристан. — Разве ты не хотела иметь семью? — Нет. Она уже вырастила своего брата, приняв на себя заботу о нем, когда сама была почти ребенком. У нее не осталось эмоциональней энергии для своих детей. — Нет, — повторила она более твердым тоном. — Я не хотела иметь семью, и мне не нужен был любовник. Твой отец дал мне все, что я хотела, все, о чем я когда-либо могла мечтать, и даже больше. И он решил завещать свое имущество мне. Почему ты не можешь принять эти факты? Почему не можешь вернуться в Австралию и оставить меня в покое? Глава седьмая Вернуться в Австралию и оставить ее в покое? Нет, Тристан не мог так поступить. Он всегда доводил дело до конца. Ему нужно было все знать о Ванессе, но еще до того, как он подошел к ней на стоянке после матча поло, он признался, что главный его мотив стал другим. Именно по этой причине он спросил Ванессу, почему она выбрала его отца. Когда он увидел ее улыбку, ему чертовски быстро понадобилось себе напомнить, почему ему нельзя сесть в ее машину, отвезти к нему в отель и сделать ее своей. Судя по ее ответу, по ее твердости, Ванесса искренне любила своего мужа. Или была прекрасной актрисой. И если он ошибался насчет ее отношений с его отцом, неужели он ошибался и насчет других вещей? Всю ночь подобные вопросы и противоречивые ответы не давали ему заснуть. На рассвете он отправился в бассейн отеля и проплыл сто кругов. После этого Тристан собирался вернуться в свой номер люкс и заняться работой, как обычно по утрам в понедельник. Но вместо работы он покатил в пригород, переулок Уайт-Бёрч. Тристану нужны были факты. Не только о Ванессе, но и об отце, с которым он не говорил с тех пор, как уехал из Иствика в двенадцатилетнем возрасте. Он подъехал к уединенному и тихому особняку и нашел Ванессу в саду. Солнце взошло меньше часа назад, утро было пока таким же пастельным, как ее отливающие платиной волосы. И таким же прозрачным, как ее ночная рубашка желтовато-розового цвета. Образ ее был мягким и воздушным, Тристана приковала к месту ее красота. Их разделяло двадцать ярдов газона и многочисленные розовые кусты, но он почувствовал, что она внезапно замерла, заметив его присутствие. Он приблизился к ней. Она запретна. Она любила твоего отца. Она пять лет была его женой. В одной руке, скрытой под перчаткой, она держала букет цветов с длинными стеблями, в другой — тоже защищенной перчаткой — ножницы смертоносного вида. — Надеюсь, я не слишком тебя испугал. — Я думала, что это Глория, что она приехала пораньше. Он понимал, что их влечет друг к другу. Она чувствовала то же самое, что и он, — Тристан видел это в ее глазах, догадывался по легкому румянцу ее щек. — Я хотела поговорить с тобой о том, что я сказала вчера… или о том, чего я не сказала. О твоем отце. О завещании. Может быть, у тебя сложилось впечатление, что Стюарт не хотел, чтобы ты что-нибудь получил. Это не так. — Он оставил мне тысячу долларов. Чтобы показать, что он меня не забыл. — Он сделал бы тебя бенефициарием, Тристан, если бы ты приехал его повидать, когда он просил. Проигнорировать его письмо — это было жестоко. Он был твоим отцом, и он умирал. Неужели ты не мог поступиться своей гордыней и позвонить? — О каком письме идет речь? — Он хотел тебя увидеть или по крайней мере поговорить с тобой, объяснить свою позицию в истории ваших отношений. Я предложила ему написать — для него это было бы легче, чем попытаться объяснить все по телефону. — Она пристально уставилась на него. — Ты не получил письмо? И когда я пыталась позвонить… Он не отвечал на ее звонки, потом — на ее все более настойчивые сообщения. А потом было уже слишком поздно. Его отец был уже час как мертв. — Если он так хотел поговорить со мной, почему, черт возьми, он не сделал это раньше? — Потому что он был таким же гордым и упрямым, как ты! Он излил в том письме свою душу, и, когда ты не ответил, когда он не получил в ответ ничего, кроме холодного молчания, он сдался. — Но ты не сдалась. Он понял это по ее глазам. Она настояла, чтобы Стюарт написал письмо. И звонила, когда его отца поместили в больницу. Ванесса хотела помирить их: мужа, которого она любила, и его единственного сына. — Именно тогда он решил насчет завещания. Он сказал, что у тебя в Австралии своя жизнь. Ты добился успеха. Тебе не нужны его деньги, и тебе не нужен он сам. Она была права. В тридцать лет он уже не нуждался в отце. А только с горечью вспоминал те годы, когда тосковал по отцовской поддержке. — Он никогда не забывал, что ты его сын. Чем выше поднималась твоя звезда, тем больше историй он находил в прессе. — Его сын знаменитый футболист… — Да нет, Тристан! Он что-то узнавал о тебе как о сыне. Но, конечно же, он выучил все о вашей игре по австралийским правилам и читал все сообщения о матчах. Он смотрел игры по кабельному телевидению. Однажды ночью я обнаружила, что он сидит впотьмах в комнате, где смотрел игру. Когда он заговорил, в его голосе я услышала слезы. Потом он мне сказал, что то была твоя двухсотая игра и что в перерыве между таймами показали специальную передачу о тебе. Он был так горд, а я так чертовски сердилась на вас обоих, потому что вы ничего не делали для того, чтобы покончить с разрывом между вами. — Она помолчала, а потом продолжила: — Почему для тебя так важно это наследство? Твой успех в футболе сменился бизнесом. Ты только что продал свою компанию, и, по-видимому, выгодно. Тебе не нужны эти деньги. — Деньги — не все, герцогиня. — Тебе нужен этот дом? Он имеет особое значение для тебя? — Уже нет. А для тебя? — Он много значил для Стюарта, поэтому я отвечу: да. — Я спрашиваю о тебе. Ты счастлива здесь, живя этой жизнью? Она взглянула ему прямо в глаза. — Да. Я люблю свою работу, которую выполняю безвозмездно. Мне нравится почти все в моей жизни. Мне нравится то, что обо мне заботятся. — Не говоря уже о вещах, которые можно купить за деньги. — Меня не волнуют эти вещи. Разве? — Ты сказала мне, что любишь свою машину. Твоя одежда — не из дешевого магазина. И как насчет безделушек? — Он подошел к ней совсем близко. — Если вещи не имеют для тебя значения, тогда почему ты так расстроилась, когда та статуэтка разбилась вдребезги? — Это был подарок. — От Стюарта? — Одна женщина из Нью-Йорка, у которой работала моя мать, подарила мне ту статуэтку, когда мне исполнилось двенадцать лет. — Щедро с ее стороны. — И да и нет. Для нее это был только добрый жест по отношению к бедной дочке горничной. Но для меня… та маленькая статуэтка стала моим талисманом. Я хранила ее как напоминание о моем прошлом. Впрочем, не имеет значения то, что она разбилась. — Ванесса еле заметно пожала плечами. — Мне она больше не нужна. Однако тогда он видел, как она горевала. — Может быть, она тебе и не нужна, но это имеет значение. — Нет. Значение имеет то, как Стюарт хотел разделить свое богатство. Мы говорили с ним об этом — о благотворительных учреждениях и о лучшем способе помощи, — но все приостановлено из-за твоей юридической претензии. Почему ты упорствуешь? — Дело в справедливости, Ванесса. В моей матери. Знаешь ли ты, что она ничего не получила после развода с отцом? После пятнадцати лет брака… ничего. — Так ты себя считаешь ничем, Тристан? И твоя мать так считала? То же самое он слышал от Лиз Крамер. Она взяла тебя, Тристан, самую большую ценность в этом браке. — Она считала, что ей повезло, когда она получила полную опеку надо мной. — Стюарт думал, что он и Андреа начнут переговоры и достигнут соглашения о совместной собственности и совместной опеке. Он не хотел терять тебя, Тристан. — Тогда почему он не стал добиваться того, чтобы оставить меня у себя? Ванесса грустно покачала головой. — Он не хотел забирать тебя у твоей матери. — Он нас вышвырнул. Он развелся с моей матерью. Это был его выбор, Ванесса. — У меня сложилось впечатление, что виновата Андреа, — произнесла она после минутного колебания, — что у нее был роман… о котором Стюарт узнал и — простил ее в первый раз. Тристан замер. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду… Что ты знаешь об этом? — Ты не думаешь, что мне нужно знать все? Она кивнула. — Он принял ее обратно, потому что все еще любил ее и потому что она пообещала, что это в первый и последний раз, ведь она чувствовала себя такой одинокой из-за того, что он слишком усердно работал. Он принял ее обратно, и, когда она объявила, что беременна, он был вне себя от радости. — Я знаю, что близнецы — не от Стюарта, — мрачно заверил ее он. — Я знаю, что они мне только сводные сестры. — И именно это разбило его сердце, разве ты не понимаешь? Андреа никогда ему об этом не говорила. Она позволила ему думать, что они — от него, и продолжала встречаться с их отцом и до того, как они родились, и после. Когда он снова ее с ним застал, когда он сделал тест на отцовство и обнаружил правду… тогда их браку пришел конец, Тристан. Стюарт принимал супружескую измену близко к сердцу. Он не был обязан ей верить, но поверил. Просто нельзя было не поверить. Но это возвращало их к его причине пребывания здесь, в Иствике. К причине, по которой он желал так страстно нанести поражение Ванессе. — Именно поэтому он добавил то условие к своему завещанию, — медленно проговорил Тристан — тоном не вопроса, а утверждения. Не потому, что он подозревал Ванессу в обмане, но из-за неверности его матери. Не единственный раз изменившей, как она внушала Тристану, но совершившей множество измен. И это показывало в истинном свете ее последующий выбор. Ее согласие на развод. Ее бегство в Австралию — в погоне за отцом близнецов. Ее возражения, когда он стал оспаривать завещание Стюарта. — Андреа знает, почему ты здесь? Это то, чего она хочет? Когда он не ответил, Ванесса добавила: — Я так и думала. Но он действовал в этом направлении в течение двух лет и был убежден в правоте своих шагов даже сейчас. Он не остановится, не услышав правду от своей матери. И не обдумав — вдали от Ванессы, от ее зеленых глаз — все, что он узнал сегодня утром. — Мне нужно идти. Я должен принять несколько решений. Надежда затрепетала в ее глазах, как крыло птицы. — Ты дашь мне знать… как только решишь? — Тебе — первой. Он кивнул, прощаясь, и сделал, может быть, десять больших шагов, прежде чем она его окликнула. Он остановился. Оглянулся через плечо и снова был потрясен тем, как она выглядела. Ее тело и ноги вырисовывались в солнечном свете сквозь тонкую как паутинка розовую ткань ночной рубашки. — То письмо, о котором я тебе говорила, письмо от твоего отца, — я сохранила его копию. Она твоя, Тристан. Если хочешь, я могу пойти и принести ее тебе. Глава восьмая После того как Ванесса предложила отдать ему копию письма, Тристан не двинулся с места. Пристально глядя на нее, он сказал, что если она собирается за чем-нибудь пойти, то лучше — за дополнительной одеждой. Не обращая внимания на упоминание об одежде, Ванесса пригласила его подождать в холле, пока она не найдет письмо и коробку с фотографиями, газетными вырезками и другими памятными вещами, которые хранил Стюарт. Когда все оказалось в его руках, Тристан вежливо поблагодарил ее. Вероятно, он собирался отвезти все это к себе в отель. После его отъезда Ванесса почувствовала пустоту и тревогу. Ей не давали покоя множившиеся вопросы. Дважды она брала телефонную трубку, потом — ключи от машины и сумочку. Ванессе хотелось расспросить Тристана. Догадывался ли он, кто написал письмо, которое привело его в Иствик? Будет ли он по-прежнему искать подтверждения тому, о чем говорилось в письме? Или больше не станет оспаривать завещание? Если бы только он раньше отвечал на ее звонки или дал ей возможность все объяснить, они могли бы избежать этой неприятной ситуации. Во вторник утром она вышла в сад. По вторникам Ванесса ездила в «Двенадцать дубов», и она срезала достаточно цветов, чтобы хватило на несколько букетов, а затем поставила их в воду. Потом она пошла на кухню и приготовила горячие булочки с шоколадом и вишней. Когда Ванесса представляла себе широкую улыбку на лице брата при виде его любимого угощения, она сама всегда улыбалась. Булочки получились великолепными. От удовольствия она улыбнулась еще шире. Потом повернулась, подняла глаза, и… ее улыбка застыла, а ее ноги приросли к полу. Но лишь на долю секунды. Как только их взгляды встретились, Ванессе стало жарко. — Откуда ты взялся? — спросила она хриплым от удивления голосом. В ее голосе прозвучали также нотки удовольствия — из-за того, как смотрел на нее Тристан, да и потому… ну, просто потому, что он был здесь. — Меня впустила Глория. Ванесса прижала руку к колотившемуся сердцу. — Два утра подряд ты подкрадываешься ко мне. Ты должен прекратить это. — Я только уравниваю счет. Ты удивляешь меня все время. — Он оглядел ее желтое платье и снова перевел взгляд на лицо. — Хотя по крайней мере сегодня ты одета. — Где Глория? — Убирает… вещи… которые ты мне одолжила. Письмо и фотографии? Она широко раскрыла глаза. — О нет. Тебе незачем было их возвращать. — Они мне не нужны. — Может быть, но я хочу, чтобы они были у тебя. Этого хотел бы Стюарт. В его глазах что-то мелькнуло. Печаль? Сожаление? Но он пожал плечами, и это что-то пропало. Тристан прошел в комнату. — Ты печешь? Итак, он не хотел говорить ни о письме, ни о своем отце. — Да, пеку булочки. Шоколад и вишня. Кокос. — Они так же хороши, как их запах? Она улыбнулась. — Лучше. — Ты умеешь готовить еще что-нибудь? — Я опытный кулинар. У него вырвался смешок. — Может быть, мне следовало согласиться с Фрэнком и остановиться здесь, а не в «Марабелле»? — О, я не думаю, что это удачная мысль, — воспротивилась она. — Пытаться жить вместе в одном доме… — Нет, — сказал он чересчур серьезно. — Мысль неудачная. Чтобы снять возникшее напряжение, она предложила ему кофе. — Я получу что-нибудь с кофе? Булочки, пробормотала ей на ухо миз Прагматик. Он говорит о булочках. — Наверное, я могу дать тебе одну. — А остальные — для?.. Готовя кофе, она ответила автоматически: — Для ребят в «Двенадцати дубах». — Это там ты безвозмездно работаешь? Где работает твой друг Энди? — Да. — Интересное название. «Двенадцать дубов». Ванесса вскинула на него глаза. На его лице она не заметила ничего, кроме любопытства. Она же привыкла не говорить о «Двенадцати дубах», защищать эту сторону своей жизни от чужих. — Это название поместья, — осторожно объяснила она. — Громадный старый дом в георгианском стиле с отдельным помещением для слуг, конюшнями и маленькой фермой. Владелец завещал его приюту для людей, у которых проблемы, связанные с развитием. — Что ты там делаешь? — Я помогаю врачам. По вторникам — искусства и ремесла. По четвергам мы готовим. Она почувствовала, что он смотрит на нее иначе, с уважением или восхищением, которых она не заслуживала. Если бы не Лу, она никогда бы не узнала о «Двенадцати дубах». — Я делаю не очень-то много, да и то не совсем бескорыстно. — У меня возникла мысль поехать с тобой. Плохая мысль. — Почему? — Сегодня днем я должен успеть на самолет. Ее пульс учащенно забился. — Куда ты летишь? — Повидать мать. — Ты возвращаешься в Австралию? — Я хочу слетать во Флориду. Моя мать переехала в Штаты в прошлом году. — Я не знала, — пробормотала она. — Это то, что я приехал тебе сказать. На тот случай, если я не вернусь. Всего несколько дней назад она просила его уехать домой, оставить ее в покое, но теперь… — Это означает, что ты все здесь закончил? — Не совсем. Он подошел к ней и протянул руку. Ванесса спросила: — Это предложение мира? Извинение? Прощание? — Может быть, все вместе. — Он взял ее за руку. — И, может быть, я делаю то, что должен сделать. Исправить ситуацию. — Для тебя это важно, да? — Да. — И важно поступать правильно? — А это — всегда. — Значит, теперь, когда ты знаешь о мыслях, чувствах и желаниях своего отца, ты поступишь правильно? Исправишь ситуацию? — Это всегда было моим намерением, Ванесса. — Он сменил тему разговора. — Помнишь тот вечер, когда ты пришла меня повидать, в «Марабелле»? — Что именно из того вечера?.. — Ты злословила о моей… искусности. Он имел в виду свою искусность в поцелуях. — Если память мне не изменяет… я сказала, что ты никогда не получишь второго шанса. — А я тогда решил, что дам тебе шанс передумать. Он прощался. Он уезжает и, возможно, не вернется. Что плохого, если она уступит искушению, почувствует его губы на своих губах — теперь, когда между ними двоими нет той вражды, которая распалила их и стала причиной их первого поцелуя? Если она подойдет к этому как к эксперименту, как к новому опыту… — Пять секунд. — Она расправила плечи и посмотрела ему в глаза. — У тебя есть пять секунд на то, чтобы доказать свою искусность. Мгновение он пристально глядел на нее. Ванесса пожала плечами. — Соглашайся или отказывайся. Он потянул ее за руку к себе. Продолжая смотреть ей в глаза, поднял ее руку к своим губам. Сначала он поцеловал кончики ее пальцев, один за другим, а потом прижался губами к середине ладони. В этом была неожиданная утонченность, обольщение, а когда он осторожно укусил бугорок на ладони у большого пальца — откровенная чувственность. Ванесса ощутила жар у себя в крови, в груди и бедрах, кожа ее пылала. Ей хотелось большего, настоящего поцелуя, прикосновения его рук, но он отпустил ее. Вот так. Он ушел, не произнеся ни слова, но она поняла, что именно он хотел бы сказать. Прощальным поцелуем он просил извинения за тот, другой, и подтверждал, что может поступать правильно. Абсолютно правильно. Он уже подошел к парадной двери, когда она вспомнила другую причину этого визита. — Подожди! — крикнула она ему вслед. — Письмо Стюарта. Я хочу, чтобы оно было у тебя. Она не знала, слышал он ее или нет. Он не остановился и не оглянулся. Эмма Диарборн хотела, чтобы ее свадьба была скромной: только жених Гарретт Китинг, семья и самые близкие друзья. Но потом она уступила своим родителям, и… пышное бракосочетания состоялось в бальном зале Иствикского загородного клуба, а в списке гостей празднества оказались видные люди местного общества. После церемонии дебютантки устремились друг к другу с возгласами радостного облегчения, которое все они испытывали, ведь свадьба прошла так красиво. А еще они хотели похвалить Фелисити, подружку невесты, замечательно спланировавшую церемонию. — Как это ты сделала, Фелисити? — Эбби Толбот покачала головой. — Ты гений. Фелисити улыбнулась. Она постоянно улыбалась с тех пор, как влюбилась в Рида Келли. Ее улыбка была такой же яркой и сверкающей, как огромный розовый бриллиант в ее обручальном кольце. — Посмотрите на них. — Лили обратила внимание подруг на танцующих. — Можно ли быть счастливее? Эмма и Гарретт танцевали вальс, занятые только друг другом. Ванесса заметила Делию, направлявшуюся прямо к их группе, на лице Делии читалась решительность. Ванесса нахмурилась. Но прежде чем она успела предупредить дебютанток, Делия оказалась возле них, в облаке шифона от Валентино и в густом аромате духов, которые изготавливали во Франции специально для нее. — Мы все веселимся? — поинтересовалась Делия с улыбкой. Взгляд ее остановился на животе беременной Лили. — О, милая, ты становишься огромной. Не вредно ли тебе столько стоять? Лили заверила ее, что она хорошо себя чувствует. Делия, будучи Делией, не обратила внимания на слова Лили. — Где твой дорогой муж? Разумеется, он тобой не пренебрегает… Это он вон там? Разговаривает с твоим поклонником, — добавила Делия, кладя свою руку на руку Фелисити и понижая голос. — Надеюсь, сегодняшний день был не слишком тяжелым для вас обоих. Жених Фелисити, Рид, одно время был помолвлен с Эммой, но она расторгла помолвку, когда в ее жизни снова появился Гарретт. Потом Рид и Фелисити встретились, и хотя поначалу их отношения складывались не так уж гладко, все худшее осталось позади. — Как мило с твоей стороны, что ты беспокоишься о нас, Делия. — Фелисити захлопала ресницами. — Но почему нам должно быть тяжело? Делия бросила на нее жалостливый взгляд. Потом сосредоточилась на своей следующей жертве — Эбби. — А где твой великолепный мужчина, Эбигейл? Я не видела его сегодня вечером. — Люк не мог присутствовать на церемонии, к несчастью. — Вот как? Он пропускает свадьбу одной из твоих лучших подруг? И так скоро после кончины твоей бедной матери? — Он уехал по делу. — Он надолго уезжает, не так ли? Ты уверена, что по делу? Знаешь, эти мужчины могут быть такими… — Вероятно, мы знаем о мужчинах меньше, чем ты, Делия, — вставила Ванесса со снисходительной улыбкой. — Не думаю, что многие женщины знают о них столько же, сколько знаешь ты. Делия рассмеялась, но ее глаза засверкали от злобы. Ответ, который она обдумывала, вряд ли был бы лишен яда. Ванесса собрала все свое мужество. Однако внезапно напряжение нарушил возглас Мэри Дювалл: — О, смотрите! По-моему, Эмма собирается бросать букет. Мы не должны это пропустить! Конечно, Мэри ошиблась, но они стали расходиться, желая оказаться как можно дальше от острого, будто бритва, языка Делии. Фелисити, захотевшая потанцевать, ушла на поиски Рида. Лили взяла под руку Эбби и предложила той пойти утолить жажду. Задержались только Ванесса и Мэри. — Тонкий маневр, — обратилась Ванесса к Мэри. — Мне нужно было что-то сказать. Моя очередь была следующей. — По-моему, ты не рисковала. Тебя давно не было в Иствике, так что Делия не стала бы применять смертоносное оружие. Мэри не ответила. Она выглядела бледной и смущенной. Извинившись, она заторопилась в туалетную комнату. Ванесса нахмурилась, глядя ей вслед. Она плохо знала Мэри Дювалл. Старая школьная подруга Эммы, Эбби и Фелисити, Мэри жила в Европе с тех пор, как окончила колледж, но недавно вернулась в Иствик по просьбе своего умирающего дедушки. С ней определенно что-то происходило, и Ванесса не могла не задуматься: а не связано ли это с Банни и дневниками? Может быть, Мэри тоже была жертвой попытки вымогательства? О двух сорванных попытках было известно, но что, если были посланы другие письма? Другие жертвы могли согласиться оплатить молчание шантажиста. Ванесса снова взглянула туда, где они оставили Делию. Не она ли занималась шантажом? Нет, Делия не выбрала бы такое оружие, как сочинение писем. Справа от себя Ванесса заметила абрикосовое платье от Валентино. Она повернулась, чтобы проследить, куда направляется Делия. Казалось, та нацелилась на кого-то у входа. Нынешней миссис Форрестер было незачем заниматься шантажом. Незачем — с безумно любящим ее мужем, благодаря которому у нее были платья, сшитые в единственном экземпляре, и неограниченные возможности пластической хирургии. Ванесса отвернулась и увидела, что ее манит к себе Лили. Рядом с ней стоял Джек. Прекрасно. Ванессе хотелось поговорить с ними наедине, выспросить у Джека о недавних событиях, связанных с вымогательскими письмами, и узнать, не получал ли он известий от адвокатов Тристана. Прошло уже три дня с тех пор, как Тристан расстался с ней у нее на кухне. В течение двух лет она ничего так страстно не желала, как положить конец вражде с Тристаном Торпом. Теперь ее желание исполнилось, и она чувствовала огромное разочарование. И все из-за того проклятого поцелуя. Горе мне с тобой, недовольно покачала головой миз Прагматик. Впрочем, что двадцатидевятилетняя девственница знает о поцелуях? Но нам обеим ясно: он только доказывал свою правоту, сводил счеты, брал очки в одном испытании, потому что был на грани проигрыша в другом. Ванесса направилась к Лили и Джеку, но не сделала и пяти шагов, как почувствовала, что возле двери что-то происходит… там, где она последний раз видела Делию. Ванесса оглянулась через плечо и узрела причину всех ее тревог в последнее время. Тристан Торп. Он пробирался сквозь толпу, и лицо его выражало решительность. Он выглядел мрачным, неприветливым и великолепным. И он направлялся к ней. Глава девятая Что Тристан делал здесь? Почему он вернулся так скоро? И что заставило его явиться без приглашения на свадьбу Эммы? Ее сердце учащенно забилось от безрассудного желания промчаться через бальный зал и броситься в его объятия. Она уже сделала несколько спокойных и размеренных шагов в том направлении, когда перед ней вырос Джек Картрайт. — Ты уходишь? — спросил он. — Нет. Я собиралась… кое-кого повидать. — Этот кое-кто танцует лучше меня? — Джек повернулся в ту сторону, куда она направлялась, и обнаружил, что этого кое-кого тоже перехватили. Ванессу опередила Делия. Делия взяла его под руку и подалась к нему, почти касаясь его своим роскошным телом. Ее идеально причесанная голова откинулась назад, словно Делия о чем-то его просила. А когда она повела его танцевать, Ванессу охватила ревность. Она отвернулась… но недостаточно быстро. Зоркий взгляд Джека остановился на этой паре. — Что здесь делает Торп? — Танцует с Делией, кажется. — Будем надеяться, что только танцует. Делия откинула голову, чтобы пристально глядеть Тристану в лицо. Ее пальцы коснулись его волос. Как она смеет так его лапать, здесь, на свадьбе Эммы, на глазах у половины Иствика и ее собственного мужа! — Насчет танца… — Джек снова привлек ее внимание. — Моя жена намекнула, что ты, возможно, окажешь мне честь. Ванесса вздохнула. Она знала, что не перестанет наблюдать за Делией и Тристаном. Это как фильм ужасов. Ее будет притягивать эта картина и отталкивать, она будет чувствовать отвращение, но не сможет отвести взгляд. Однако, танцуя с Джеком, она по крайней мере сумела бы притворяться равнодушной. — Я не прочь потанцевать. — Она улыбнулась и подала ему руку. — Спасибо. Танцуя с Делией, Тристан по-новому оценил выражение «широко улыбайся и терпи». Она спасла его от швейцаров, которые последовали за ним в зал, поэтому он был перед ней в долгу. Но, войдя в зал, он увидел Ванессу и ненадолго лишился способности здраво мыслить. Вот тут и вмешалась Делия. — Он мой гость, дорогие. Незачем проверять список. Если вы не хотите беспокоить Диарборнов в разгар свадьбы их единственной дочери… Как он мог отказать ей, когда она пригласила его танцевать? Но если она снова дотронется до его шеи или позволит себе еще один намек сексуального характера, он бросит ее. И если его после этого вышвырнут, пусть будет так. Он наберется терпения и подождет снаружи — как ему и следовало сделать, — а тогда предъявит Ванессе новое твердое доказательство. Этот тип из «Двенадцати дубов» либо был ее любовником, либо нет. В таком случае Тристану надо было знать, кто, черт возьми, этот парень и почему она старается его спрятать, как позорную тайну. Он сразу же заметил, когда она начала танцевать. И как он мог не заметить? Классическая красота Ванессы сияла даже в бальном зале, переполненном бриллиантами и предназначенной для особого случая шикарной одеждой. Дело было не в ее платье — сдержанном серебристо-синем мерцании — и не в спокойном блеске ее драгоценностей, отражавших свет многочисленных люстр бального зала. Дело было в ней. И дело было в нем. Он не мог перестать желать ее. Он не мог не наблюдать за ней. И прежде чем закончится сегодняшний вечер, он сдержит свое обещание и узнает все ее секреты. — А, вот почему ты появился здесь. Тристан перевел взгляд на Делию и обнаружил, что она глядит на Ванессу. В тоне Делии и выражении ее лица было что-то, от чего у него волосы встали дыбом. Но он сохранил хладнокровие и, воспользовавшись естественными для вальса движениями, постарался повернуть свою партнершу спиной к Ванессе. — Не догадываюсь, о чем ты говоришь. Делия засмеялась. — Все в порядке, дорогой. — Она прижалась к нему и заговорила театральным шепотом: — Я сумею сохранить твой секрет. — Нет никакого секрета, Делия. — Нет? — Она широко раскрыла глаза с притворной доверчивостью. — Значит, я неправильно истолковала эти долгие взгляды? Черт возьми, неужели он себя раскрыл? — Столько лет быть замужем за старым, больным мужчиной… — продолжала Делия тихо и доверительно. — Я не хочу сказать ничего плохого о твоем отце, дорогой, но я могу понять, почему она мечтает о тебе. Мне тоже недостает секса с молодым, крепким мужчиной. Ванесса наблюдала за ним? И именно это имела в виду Делия? — Мы очень похожи, она и я. Хотя миз Надменная никогда не признает это. Она состоит в Клубе дебютанток. — Делия фыркнула. — Как будто она когда-нибудь была дебютанткой! — А ты была дебютанткой? Делия моргнула. Потом, словно осознав, что зашла слишком далеко, отделалась смехом. — Конечно, я не была дебютанткой. Я была слишком занята тем, чтобы хорошо проводить время. — Тебе это нравится? — Конечно, дорогой. Я люблю этот образ жизни и все, что он предлагает, — точно так же, как наша Ванесса, Шикарная одежда, шикарные драгоценности, шикарные мужчины. — С чрезмерной фамильярностью она погладила его плечо, и ее голос стал на октаву ниже. — Особенно я люблю мужчин. От Делии было не так легко отделаться, как от швейцаров. Выпитое ею французское шампанское и его молчаливое потворство во время танца привело к тому, что ее заигрывания стали еще более дерзкими. Когда она предложила отправиться в его номер в отеле, Тристан поставил точку. Он подвел ее к мужу и предложил ему забрать ее домой. Потом он пошел разыскивать Ванессу. Она все еще танцевала, но с мужчиной постарше, которого он не узнал и с которым не хотел знакомиться. После того как танец завершился, она не обратила внимания на предложенную им руку. — Я уже достаточно танцевала. — А я — нет, — коротко ответил он и обнял ее. — Мне нужно отдохнуть. Тристан не сдавался. — Похоже, тебе было весело с другими твоими партнерами. — И вполовину не так, как тебе. А, значит, причина в Делии. Ванесса и вправду наблюдала. Он крепче прижал ее к себе. Идеальное — пылкое и благоухающее — противоядие от яда Делии. Он поднес их соединенные руки к своим губам и поцеловал кончики ее пальцев. Она отшатнулась, словно он ее укусил. — Зачем?.. — спросила она. — Только стараюсь добиться, чтобы ты расслабилась. — Он снова притянул ее к себе. — Сейчас ты танцуешь как кукла. — А может быть, это потому, что я предпочла бы танцевать с куклой? Он улыбнулся, представив себе это. — Ты из-за Делии?.. Ей незачем было отвечать. Тристан узнал ее ответ по тому, как она сжала пальцы, лежавшие на его руке, и по тому, что она споткнулась. Он прекратил ее дразнить и сжалился. Наклонившись, он сказал ей на ухо: — Мне не было весело. — Тогда почему ты с ней танцевал? — Благодаря ей меня не вышвырнули отсюда. Наконец она немного расслабилась. Но Тристан понимал, что ей хочется знать, почему он явился без приглашения на свадьбу, и что ему надо будет сказать ей об этом. А тогда в его объятиях уже не окажется теплой, расслабленной идеальной женщины. Опять вражда. Черт! Когда она откинула голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, он подумал, не поцеловать ли ее? Чтобы она не задала неизбежный вопрос, чтобы выиграть время, а еще потому, что он провел последние три дня, жалея о потерянной возможности у нее на кухне. Когда она бросила ему вызов, отведя на поцелуй «пять секунд», ему захотелось в ответ потрясти ее незабываемым поцелуем, и он знал, что добьется этого. — Надеюсь, ты относишься не слишком серьезно к словам Делии. — По-видимому, вы не дружите. — Нет. Я думаю… Я думаю, она воображает, что мы — родные души из-за… кажущихся сходными черт. Мы не похожи. Совсем. Ей нравится интриговать. — И ссорить?.. Она кивнула. — Ты не думаешь, что она могла послать мне письма? — Потому что, насколько он мог судить, Делия была единственным человеком в иствикском обществе, настроенным против Ванессы. — Эта мысль действительно приходила мне в голову, но Делии нравится лично одаривать человека своими драгоценными измышлениями. Она жаждет отклика. — Ванесса сделала резкий вдох и широко раскрыла глаза. — Ты сказал «письма», во множественном числе. Тебе посылали письма. Поглощенные друг другом и своим разговором, они остановились. Другая пара налетела сзади на Тристана, и он заслонил Ванессу от любопытных взглядов. — Мы должны поговорить об этом где-нибудь в уединенном месте. — Ты сказал «письма»? — настаивала она. — Есть второе письмо. Оно пришло во вторник. Он повел ее в сад, чересчур далеко, что было мучительно для нетерпеливого воображения Ванессы. К тому времени, когда они прошли мимо бассейна и разбившихся на группки свадебных гостей, которые высыпали из бального зала в сад, украшенный огнями в виде гирлянд, у Ванессы накопилось множество вопросов. — Ты ездил во Флориду. Откуда этот человек знал, где тебя найти? — Письмо доставили в «Марабеллу» до моего отъезда. Я думал, что это письмо Стюарта, — то, которое ты мне дала и сказала, что оно должно быть у меня. Я думал, что это ты мне его прислала. — А когда ты понял, что письмо не от меня? — После того, как вчера вечером поговорил с моей матерью. Я не мог заснуть. Положил конверт в карман и решил снова прочитать письмо. Письмо, которое он вернул, потому что думал, что никогда снова не станет его читать. Впрочем, это другая история. Сейчас ей нужно было узнать об этом втором письме, адресованном Тристану. — Это письмо… от того же человека? — Кажется, да. — Те же утверждения? — Даты. Часы. Места. Относящиеся ко встречам с ее мнимым любовником? Ванесса покачала головой. Очевидно, эта последняя неделя прошла впустую. Вместо гнева Ванесса почувствовала, что на нее нахлынула удушливая волна разочарования. — И ты поверил этой выдумке? — Это не все. — Он полез во внутренний карман пиджака. — Фотография. Она не взяла у него фотографию. Даже в тускло освещенном саду она разглядела того, кто был изображен на перевернутом вверх ногами снимке. — Кто он, Ванесса? Если он не твой любовник, тогда кто? — тихо спросил Тристан; в его голосе не слышалось ни обвинения, ни враждебности, и ее сердце обрадованно забилось. Эта неделя и вправду что-то дала им. Он готов был слушать. Она подняла подбородок, встретилась с ним взглядом и с легкостью произнесла: — Его зовут Лу Котцур. Он мой брат. — Почему ты раньше не рассказывала мне о своем брате? После того как она открылась ему, они ушли со свадьбы, ища уединения: они не хотели, чтобы их прерывали. Он вел машину, а Ванесса говорила. Она испытала облегчение оттого, что наконец смогла рассказать о Лу, о его аутизме и о чудесах, которые произошли с ним в «Двенадцати дубах», изменив его поведение и вселив в него веру. Тристан дал ей выговориться. А потом она догадалась, что они приехали на берег. Днем пляж был бы заполнен туристами, но ночью они оказались наедине при лунном свете. И Тристан вновь задал ей тот же вопрос. — Я хотела рассказать, — искренне ответила она. — В тот вечер, когда я приехала в ресторан, после разговора с Энди в Пойнтон, я собиралась тебе рассказать. — Но не рассказала. — След нашей первой встречи был еще слишком свеж — мы не могли справиться с раздражением. А потом к нам подошел Фрэнк. — Три дня назад утром на кухне ты сообщила мне о «Двенадцати дубах». Это была идеальная возможность рассказать все. — Да. Я знаю. Я упустила эту возможность. Он не ответил, и она, повернувшись, увидела, что он барабанит пальцами по рулю и пристально смотрит на нее из-под слегка сдвинутых бровей. Может, он смотрел на ее губы? И думал об еще одной упущенной возможности? Но она сразу же перевела взгляд и уставилась в ветровое стекло. Сосредоточься, упрекнула ее миз Прагматик. Это твой шанс прояснить последние недоразумения. Не отвлекайся от цели. — Кто-нибудь знает о Лу? — Глория. Энди. Джек и несколько медиков. Но больше никто в Иствике. Никто из моих друзей. — Почему же? — Не легкий вопрос. Я не уверена, что ты поймешь. — Подвергни меня испытанию. — Я отвечала за Лу с тех пор, как была подростком. — Что случилось с твоими родителями? — Это длинная история, как-нибудь в другой раз расскажу. — Надо надеяться, что никогда. — Но даже когда они были рядом, они редко могли помочь. Они работали или… — она пожала плечами, — ну, неважно. Я была на восемь лет старше, поэтому мне пришлось присматривать за моим маленьким братом с тех пор, как он был в пеленках. — Ты сама была всего лишь ребенком. — Пожалуйста, не жалей меня, потому что я никогда не возражала. Я хотела присматривать за ним, — пылко произнесла она. — Нужно было, чтобы кто-то за ним присматривал. — Из-за аутизма. Ванесса кивнула. — Он всегда был… не таким, как другие. А ты же знаешь, как могут к этому относиться дети. — Я не из той команды, но да, знаю. Она бросила на него быстрый взгляд. — Когда ты переехал в Австралию? — Длинная история, в другой раз расскажу. На секунду Ванессу согрело связавшее их взаимопонимания, и это чувство помогло ей избавиться от некоторых мучительных сомнений. Может быть, и хорошо, что поделюсь с ним. Он способен понять больше, чем я думала. — Во всяком случае, — увереннее продолжала она, — я росла, защищая Лу от оскорблений и местных хулиганов, и я должна была отчаянно сражаться со всеми, кто не хотел признать, что у него серьезная проблема. Я отвечала за его благополучие в течение нескольких лет до того, как моя мать умерла и я получила право опекать. — Сколько тебе было лет? — Двадцать один год. В краткой паузе, последовавшей за ее ответом, Тристан, должно быть, считал. Два года вдова. Пять лет замужем… — И тогда появился Стюарт Торп. — В ответ на мои молитвы, — сказала она. — Как вы встретились? — Я уверена, ты знаешь, что я была официанткой. — Я спросил не об этом. Расскажи ему, прошептала миз Прагматик. Расскажи ему все, и твоя репутация станет безупречной. — Одно из моих мест работы было в городе, в ресторане рядом с офисом Стюарта. Он был завсегдатаем. Привлекательный мужчина, всегда дружелюбен, всегда помнит, о чем мы говорили неделю назад. Однажды он пришел сразу после звонка из школы Лу. Лу получил последнее предупреждение из-за своего агрессивного поведения, и я стала в тупик. Я рассказала все Стюарту, и он предложил пойти со мной в школу. Его длинные пальцы на руле сжались и выпрямились. Непроизвольная реакция? На ее слова о посещении школы Стюартом? — Я отказалась от его предложения. — Почему же? — Я отвечала за Лу, и, честно говоря… — она взглянула на Тристана сквозь ресницы, — я спросила себя, чего мой покровитель захочет в ответ. На следующей неделе Стюарт принес сведения о «Двенадцати дубах». — В ответ на твои молитвы. Он прошептал сказанную ею раньше фразу, иронизируя над ней, и это больно задело Ванессу. — У меня не было столько денег, сколько требовалось для «Двенадцати дубов», — тем не менее продолжила она. — И мне становилось плохо при одной мысли о том, чтобы доверить Лу попечению чужих. Я выбросила те брошюры, но Стюарт настаивал. В следующий уик-энд он прислал машину, чтобы мы с Лу могли поехать туда и посмотреть. Я увидела там молодых людей, таких довольных и уверенных, и я поняла, какие возможности открываются для Лу. — Итак, он предложил тебе брак и все, что с этим связано, в обмен на «Двенадцать дубов». Она подняла подбородок и взглянула ему в глаза. — Стюарт и я заключили контракт. Я хотела, чтобы о Лу заботились всю его жизнь. Взамен я стала Стюарту подругой, компаньонкой, хозяйкой его дома. Но у нас были отдельные спальни. Я была его женой только на словах. Я никогда не была его любовницей. Глава десятая — Вот почему я так смеялась, когда ты утверждал, что я изменяла мужу. Меня поразил абсурд ситуации. Ты клялся, что докажешь мою вину… — она не удержалась от смущенного смешка, — когда было бы легче доказать, что у меня не могло быть любовника! Тристан уставился на нее. — Ты намекаешь на то, что у тебя никогда не было любовника? Она молчала. Было бы легко доказать, что у нее не могло быть любовника. Переспав с ней? Обнаружив, что она нетронута? — Ты девственница?! — А в это так трудно поверить? — Тебе тридцать лет… — Неполных, — перебила она. — Тебе вот-вот исполнится тридцать, и ты вдова. Ты так чертовски красива, что могла бы получить любого мужчину, какого захотела бы. Да, этому трудно поверить. — Ты считаешь меня красивой? — Я знал, что ты красива, еще до того, как оказался у тебя на пороге, а потом ты открыла дверь… — Он вскинул и уронил руку, не в силах найти слова, чтобы описать то впечатление. — Как ты узнал? Ты сказал, что знал до того… — Я видел твою фотографию. На сайте вашего клуба. Она сощурила глаза, но не сумела скрыть свое удивление. Или удовольствие. — Ты хотел разузнать обо мне? — Предпочитаю знать, с чем столкнусь. — Это помогло? — Нет. Минуту они сидели молча. Вдвоем в машине, ночью, они ощущали атмосферу интимности и, однако, не могли по-настоящему расслабиться. Он чувствовал, что нужно что-то сказать, что-то другое, а не готовые соскользнуть с губ фразы: «Это все меняет» и «Поедем в мой номер». Эти слова казались преждевременными. Она никогда не спала с его отцом! Она никогда не спала ни с одним мужчиной… Он пошевелился на сиденье, повернулся, чтобы взглянуть на нее. — Спасибо, что ты мне все рассказала. Я ценю твою честность. — Гора с плеч. — От ее легкого движения рукой серебристое платье сверкнуло в лунном свете. — Могу я взамен кое о чем тебя попросить? — Если это не еще один «пятисекундный» вызов. Он заметил, что она была готова улыбнуться. — Мне бы хотелось знать, чего ты добился во Флориде, — сказала она. — Ты же ездил навестить свою мать. Тристан обнаружил, что говорить об этом было легче, чем он предполагал. Может, благодаря ее честности. Может, из-за успокаивающего воздействия пляжа, воды и бархатно-темной ночи. Может, потому, что они уже поделились столь многим, что он чувствовал, будто Ванесса знает его едва ли не лучше, чем самые близкие родственники. Она предложила погулять, и он согласился. Когда они прогуливались, он сообщил ей, что его мать в конце концов подтвердила то, что он узнал от Ванессы и из письма Стюарта о ее супружеской измене с отцом близнецов и о непредвиденных последствиях этого. Но не сказал Ванессе о том, как его мать пыталась оправдать свой обман, и о том, что пролила несколько ведер слез, прося у него прощения. Он не мог остановиться и рассказал о близнецах — его сводных сестрах — и о Перте, городе, где он постоянно жил, пока не началась его карьера. Рассказал о пережитом потрясении, когда появился в новой стране в середине учебного года. Маленький янки с незнакомым акцентом, ничего не знавший ни об одной из местных спортивных игр! — Вот почему ты занялся австралийским футболом? — высказала она свою догадку. — Чтобы приспособиться? — Это было легче, чем крикет. По крайней мере, я знал, как бить по футбольному мячу. Внезапно она споткнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее. — Все в порядке? — Каблук застрял. — Она попыталась высвободить туфлю, но у нее ничего не получилось. Тристан наклонился и обнаружил, что тонкий каблучок плотно заклинило в щели между двумя из покрывавших пешеходную дорожку плитами. — Положи руки мне на плечи, — предложил он. — Потребуется некоторое время, чтобы вызволить тебя. — Сбоку есть пряжка. Разве ты не видишь? Да, он видел. Но получал удовольствие от этой уникальной перспективы: Ванесса опирается на него и его рука мягко сжимает ее ступню. Нет, он не хотел торопиться. Сквозь чулки «паутинка» он чувствовал тепло ее кожи. Тристана окутал дразнящий аромат роз. Он погладил ладонью ее икры, и ему показалось, что она порывисто вдохнула, а ее руки сжали его плечи. Он медленно поднялся, прижимаясь всем телом к ее телу, и она ответила на его поцелуй с тихим вздохом облегчения. Именно такого поцелуя он желал в то утро на кухне; казалось, это был поцелуй, которого Тристан ждал всю свою жизнь. В конце концов они оторвались друг от друга. — Что теперь? — спросила она. — Я могу отвезти тебя домой. Или могу отвезти тебя ко мне в отель. Твой выбор, Ванесса. Ванесса выбрала его отель, потому что хотела, чтобы это осталось между ними. Только они, эта ночь и все, что обещал их поцелуй. Он припарковал свою машину и выключил двигатель. — Что мы делаем? — неожиданно спросила она. — Ты хочешь пойти наверх? Да или нет? Все десять минут, пока они ехали с берега, ее практичная сторона кричала «нет». Но кроме этого было «да», искушающий шепот в ее забившемся быстрее пульсе, в трепете ее тела, а таким она не знала свое тело до того, как этот мужчина появился в ее жизни. Может быть, сознание того, что он снова отступит, повлияло на ее выбор. Она могла получить эту ночь, могла насладиться этим опытом, могла попрощаться и продолжать жить реальной жизнью. И все это до того, как в полночь ей исполнится тридцать лет. Она сделала быстрый вдох и кивнула. — Да. Он взял ее за руку и повел к лифтам. Ванесса старалась унять дрожь в коленях. Она приняла решение. И она была уверена, что справится с этим… опытом. Наверху, в его номере люкс, она была уже не так уверена. Когда за ними закрылась дверь, Ванесса занервничала. Она добилась отсрочки, делая вид, будто интересуется интерьером, не спеша исследуя гостиную и… отводя взгляд от постели, которую мельком увидела в приоткрытую дверь, ведущую в его спальню. Она изучила весь номер люкс, включая балкон и ванную. Не торопясь пошла обратно в гостиную и остановилась как вкопанная. Голый до пояса Тристан сидел на корточках перед молчащим стерео. Мягкий свет лился из торшера, играя на мускулах его спины. Может быть, у нее вырвалось какое-то восклицание, потому что он поднял глаза и резко встал. И в ту минуту у него было такое напряженное, суровое и недосягаемое выражение лица, что ей захотелось убежать. У Ванессы пересохло во рту. У нее учащенно забилось сердце. И она не могла двинуться с места. На его щеке дернулся мускул, и она поняла, что он тоже нервничает. Почему-то это ее успокоило. — Ты не хотела бы выпить? — спросил он. — Если бы я когда-нибудь начала пить, то сегодня ночью. Но… нет. Он стоял и еще секунду молча наблюдал за ней. Она больше не могла выносить это напряжение. — Что теперь? — Сними драгоценности, — тихо сказал он. Она подняла руку и прикоснулась к изящному ожерелью из бриллиантов и сапфиров. — Оно тебе не нравится? — Нет. — А платье? Он медленно двинулся к Ванессе через комнату. Остановился перед ней, окинул ее долгим одобрительным взглядом. — Мне нравится это платье. — Я рада, — просто сказала она. В глубине его глаз появилась неожиданная нежность, когда он взял Ванессу за руку и притянул к себе. Он поцеловал ее, сначала ласково, легко касаясь губами. Поцелуй, подтвердивший все обещания его взгляда. Ванесса положила руки ему на грудь, изучая, провела пальцами по грубым волосам и горячей, гладкой коже. Он слегка укусил ее нижнюю губу, и та оказалась между его зубами, что вышло очень неожиданно и невероятно чувственно. Ванессе стало жарко, и у нее закружилась голова от желания. Она подалась ближе к нему и закрыла глаза. Ее руки скользили по его плечам, она запустила пальцы ему в волосы, и у нее вырвалось приглушенное восклицание, когда она обнаружила, до чего же они мягкие. Он воспринял это как приглашение и поцеловал ее еще крепче. Его язык скользнул ей в рот. Она отдалась чувству безграничного удовольствия. Время, казалось, навсегда остановилось. В ее венах пело желание, когда она прижималась губами к его губам. Он покрыл поцелуями ее губы и подбородок. Взглянул ей в глаза и прошептал: — Лучше? Она улыбнулась. — Повернись. Она повернулась в его объятиях. Ее сердце помчалось, как птица в полете, пока она ждала того, что будет дальше. Он погладил ее руки, едва их касаясь, и обхватил ее плечи. Потом подался вперед и проговорил ей что-то на ухо. Ее грудь стала напряженной и тяжелой. Кожа запылала. И она должна была попросить Тристана повторить его просьбу, потому что не поняла слов. — Подними вверх свои волосы. Обеими руками она высоко подняла длинные локоны. Почувствовала его руки у себя на затылке, а потом упало расстегнутое ожерелье. Он поймал его одной рукой, мгновение — и к ожерелью присоединились ее серьги. Когда он уткнулся лицом в ее обнаженную шею, у Ванессы подкосились колени. Но он обхватил ее за бедра и удержал, при этом покрывая страстными поцелуями одно ее плечо, а потом — другое. У нее вырвалось тихое восклицание. Ее охватило неодолимое желание прижаться к нему. Он снова ее обнял. Она почувствовала, как он возбужден. Выгнув спину, она прижалась к нему еще крепче. Кончиками больших пальцев он легко коснулся ее грудей, и она задрожала от предвкушения. До сих пор Ванесса никогда не испытывала таких сильных ощущений. А она все еще была полностью одета. При мысли о том, чтобы делать все это голой, она почувствовала, что у нее запылали шея и лицо, а когда он повернул ее в своих объятиях, она обнаружила, что в его глазах отражается то же стремление. — Согласна?.. — спросил он. — О, да. Он поцеловал ее в губы долгим глубоким поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание. Потом взял ее за руку и повел в спальню. Он снова поцеловал ее и взглянул ей в глаза. — Снимем платье? Она прошептала: — Да. — Нервничаешь? — Немного. — И я, — сказал он, но ей показалось, что его пальцы уверенно прикоснулись к застежке ее платья. Она подхватила обеими руками упавший лиф. — Из-за чего нервничаешь ты? Он остановился, серьезно глядя ей в глаза. — Хочу сделать все правильно. Ну конечно. Однако у него был опыт. Она же действовала инстинктивно. Под властью ощущений, которые он вызывал у нее уверенным прикосновением рук, жаркими губами и чувственным влажным языком. Прежде чем она успела подумать: «Я еще не готова к тому, чтобы он увидел меня в белье», — ее платье шелковистым озерцом лежало у ее ног, и он ее видел в белье. И открытых туфлях на высоких каблуках. Она чувствовала себя неловко, чувствовала себя голой, но когда увидела на его лице неприкрытое желание, то подняла подбородок и прижала руки к бокам. Он обхватил ее груди, его большие пальцы гладили ее возбужденные соски, пока она не переполнилась удовольствием. Когда он снял с нее лифчик, страх в первый миг сделал ее неподвижной, но прикосновение его голых рук вернуло ее к жизни. Подушечкой большого пальца и дотронулся до ее соска. — Я тебя удержу, — прошептал он, когда у нее задрожали колени. Потом он уложил ее на кровать и лег сам. Его губы нашли ее грудь. Ванесса запустила пальцы ему в волосы. Его горячий язык принялся ласкать ее сосок, и она выгнула спину и вскрикнула. Он осторожно снял с нее трусики, его губы коснулись ее бедер. Потом он оставил ее. Она открыла глаза и обнаружила, что он стоит возле кровати. И уже снял туфли и расстегивает молнию на брюках. У нее пересохло во рту, как она увидела всю мощь его возбужденного тела. Она ощутила тревогу. Может быть, это была не такая уж хорошая мысль… Может быть, ей следовало остаться девственницей на всю жизнь. Но он надел презерватив и вернулся к ней. Поцеловал в губы, стараясь избавить ее от беспокойства. И коснулся ее сверхчувствительной плоти. — Пожалуйста, — прошептала она, прижимая его к себе. Ей хотелось этого сейчас. — Пожалуйста, мы можем это сделать? Его глаза загорелись. Он раздвинул ее бедра, медленно и крепко поцеловал ее приоткрытые губы и осторожно вошел в нее. — Ты согласна? В ответ она изогнулась и прижалась к нему. Глядя ей в глаза, он принялся осторожно покачивать бедрами. Когда он остановился, у него на лбу выступил пот, и она почувствовала кратковременную панику. — Не останавливайся. — Ее руки скользнули вниз по его спине. — Пожалуйста. Не останавливайся. — Я только… — напряженно проговорил он, — стараюсь помедленнее… Он нажал немного сильнее, и мышцы его покрытой потом спины задрожали. В тот миг она поняла, что он сдерживается ради нее, ведь все это у нее в первый раз. На нее нахлынула волна нежности к нему. Она подняла дрожащую руку и коснулась его губ. Он что-то тихо и горячо пробормотал, клятву или обещание, а потом вошел в нее до конца. Она принялась покачивать бедрами, привыкая к незнакомому опыту. Удивленная отсутствием боли, она желала, чтобы это никогда не кончалось. Но он начал двигаться медленно и ритмично, поднимаясь над ней со страстным, напряженным выражением лица, от которого у нее медленнее забилось сердце. Она подхватила этот ритм и глядела ему в глаза, двигаясь вместе с ним, когда он приближался к оргазму. Он не опередил ее — принялся ее ласкать, пока она не испытала безудержное удовольствие. Она услышала, как он произнес ее имя, когда последовал за ней. Вскрик освобождающего оргазма повис в охлаждающем воздухе, а потом проник в ее сердце. Тристан наблюдал за спящей Ванессой. Никакой одежды, никакой косметики, никакой искушенности. Только Ванесса, только ее изысканная красота сверкала при мягком свете лампы. Опираясь на локоть, он наблюдал за ней и желал, чтобы она проснулась. Ему не терпелось начать сначала. Он был недоволен тем, что грубо с ней обращался, и собирался исправить это. Он вспоминал о том, что она рассказала ему в машине, о ее детстве, о том, как она заботилась о своем брате и защищала его, когда была слишком юной для такой ответственности, и решимость его крепла. Он поцеловал ее мягкие сонные губы, волнующую ямочку на подбородке и тонкую синюю вену на почти просвечивающей коже груди. Она мгновенно проснулась, встретилась с ним взглядом. Но некоторая застенчивость придала ее лицу настороженное выражение. Он улыбнулся и покачал головой. — Девственница. — Ты мне не верил? Что-то в ее тоне подсказало ему, что отвечать надо с предельной осторожностью. — Я не понимал, что это возможно. — У меня не было случая. — У тебя не было бойфрендов? — Нет. Я или работала, или присматривала за Лу. А потом вышла замуж в двадцать два года. — Этот контракт, который ты заключила, когда вышла замуж, — тебе никогда не хотелось его нарушить? — Нет. Я никогда так не относилась к Стюарту. Он был скорее похож на… В ее колебании он почувствовал то, что ей не хотелось признавать. — На отца? — На отца, такого, которого у меня, к сожалению, не было. Мне жаль, но это правда. Сначала Стюарт просто предложил помощь. Потом вложил деньги в меня и Лу. По-моему, он видел в нас замену семьи. Ее слова причинили ему боль, но не такую сильную, как раньше, когда он еще не читал письмо Стюарта с извинениями. — Твои родители — ты сказала, что они редко бывали рядом. — Редко. А когда бывали… я часто жалела об этом. Они не знали, как реагировать на трудности Лу. Не знали, как с ним обращаться. У моего отца был вспыльчивый характер. — Тебе и твоему брату доставалось от него? — Только моей маме. И поэтому она пила. Мы были классической неудачной семьей. — И никто этого не видел? Никто не помог вам? — Мои родители работали. Мы справились. И ни я, ни Лу не попали в приют. В итоге я оказалась здесь, в Иствике, и у меня есть все, что я когда-либо хотела иметь. — Кроме семьи. Она резко подняла глаза. — Лу — моя семья. Я не жалею о том, что вышла за Стюарта. Он знал, что это из-за денег, и мы оба были счастливы от этого выбора. — А я… — он запнулся. — Ты не жалеешь о том, что связано со мной? Она долго изучала его, и взгляд ее серебристых глаз потемнел от несметного числа эмоций. — Все зависит… — От чего? — От того, как это закончится. Он поднял руку и коснулся темного следа от поцелуя на ее горле. Им оставленного следа на ее горле. — Ты не жалеешь об этом? — Пока нет. Это было началом. И она все еще была здесь, в его постели, что должно было иметь некоторое значение. — Ты останешься? — Он обнял ее. — Я хочу исправить все, что нужно исправить, Ванесса. Ты позволишь мне? Глава одиннадцатая Ванесса осталась. Ее сон был прерывистым даже в ее собственной постели, и она не рассчитывала, что будет крепко спать. Не думала, что, проснувшись, услышит звук текущей воды. Ванесса села в кровати и обнаружила, что Тристан стоит в ленивой позе в дверях ванной. Он был голым, что она сразу заметила, выглядел довольным, как наевшийся сливок кот, и явно чувствовал себя очень непринужденно. Как долго он там стоял, наблюдая за ней, когда она спала? Она нахмурилась при этой мысли. И натянула простыню до подбородка. — Я рад, что ты проснулась. Наливаю для тебя ванну. Если бы ты вскоре не проснулась, я перешел бы к решительным действиям. — Каким же? Он неторопливо пошел к кровати. Не сказав ни слова, нагнулся и поднял ее на руки, как будто она ничего не весила. Она открыла рот от потрясения и потому что… ну, она не привыкла, чтобы ее носили на руках. Но когда он понес ее в ванную, она обнаружила, что ей настолько нравится, когда ее носят на руках, что противиться этому невозможно. Она притворно запротестовала, когда он держал ее над наполняющейся до краев треугольной ванной, но вместо того чтобы погрузить ее в булькающую воду, он перешагнул через край и опустился в ванну вместе с ней. Потом он поцеловал ее и прошептал: — Я рад, что ты осталась. — И она решила остаться еще ненадолго. Сразу за ванной последовал завтрак, и Ванесса посчитала себя крайне избалованной. Когда она оделась и вышла в гостиную, то в центре обеденного стола увидела стопку блинов, освещенную свечами. Она широко раскрыла глаза от недоверия, и у нее екнуло сердце. — С днем рождения, дорогая. Не герцогиня. Дорогая. — Спасибо. Как ты узнал? — Рискнул предположить, что это так. Конечно, он знает дату твоего рождения, усмехнулась миз Прагматик. И, вероятно, знает гораздо больше о тебе, не желая это раскрывать. Он собирал о тебе сведения. Раскапывал твои секреты. Забыла? После этого ее настроение резко упало. Да, она села за стол, задула свечи и сделала вид, что загадывает желание. Она достаточно проголодалась и не могла не оценить потрясающий завтрак. Тристан помнил даже ее любимый кофе — или выяснил это у персонала ресторана. Но ее не покидало чувство, что между ними встанет призрак их прошлого конфликта. — Итак, — он откинулся на спинку стула, изучая Ванессу, которая сидела за столом напротив него, — что ты собиралась делать в свой особенный день? — У меня встреча с Лу. — Ленч? Она кивнула. — Пикник на берегу. — Может быть, передумаешь. — Он кивнул в направлении балкона и улицы. — По прогнозу гроза. Черт возьми. Хмурясь, она отложила столовый прибор. — Мы могли бы заняться чем-нибудь еще. Пойти куда-нибудь еще. В чем проблема? Изначальной проблемой были грозы, которые Лу ненавидел и которых боялся. Но вторая проблема вытеснила первую. — Ты сказал «мы». Я не уверена, что это хорошая мысль. — В какой части? То, что я проведу день с тобой? Или то, что я проведу день с Лу? Желудок Ванессы свернулся в узел. — Это сложно, — осторожно сказала она. — Он может быть трудным. — У него аутизм. Ты об этом упоминала. Она покачала головой. — Думаю, ты не понимаешь. Ему нужен заведенный порядок. — Я хотел бы познакомиться с твоим братом. — Боюсь, об этом не может быть и речи. Я никого не привожу повидать Лу, потому что он крайне плохо реагирует на людей. Инстинктивно она поняла, что Лу будет обожать Тристана. Они будут говорить о спортивных соревнованиях и бросать футбольный мяч. А завтра, или на следующей неделе, или когда бы то ни было, Тристан вернется к своей собственной жизни, ей же придется постоянно слышать: «Где Тристан? Мы можем пойти в гости? Он сказал, что мы пойдем к «Янки». Мы можем пойти сегодня?» Хуже того, настанет день, когда Лу наконец смирится с тем, что Тристан не пойдет с ним играть в мяч. И ей придется справляться с его хандрой, выносить его бесконечные «почему-он-не-хочет-быть-моим-другом». Она твердо покачала головой. — Мой ответ — по-прежнему «нет». — А Стюарт? Ты водила его навещать Лу? — Они встречались. Но Стюарт не играл активной роли в жизни Лу. Я собираюсь провести день с Лу. Одна. — Она встала. — Пойду за сумочкой и туфлями. — Хорошо, — очень неохотно согласился он. — Но я поведу тебя обедать сегодня вечером. — Нет, Тристан. Он тоже встал. — У нас не может быть никаких отношений, Тристан. У меня есть приоритеты, и все они связаны с Лу. — Тогда почему ты со мной спала? — Может быть, я только хотела доказать мою невинность! — Ты думала, что я тебе не верю? Надеюсь, что ты шутишь. Ванесса отошла от стола. У нее колотилось сердце. У застекленных створчатых дверей, которые вели на балкон, она обернулась. — Вот бы ты видел нас со стороны! У нас ни дня не обходится без стычек. На этом я выросла, Тристан. Поэтому и люблю мою жизнь с ее спокойствием и порядком. Поэтому мой брак был таким идеальным. — Ты отталкиваешь меня, потому что напугана. — Я отталкиваю тебя, потому что ты такой чертовски упрямый, что не желаешь принимать «нет» в качестве ответа! — Я пытаюсь понять, что с тобой происходит. Прошлая ночь была… — Он покачал головой. — Может быть, ты этого не понимаешь, но это было потрясающе. Я хочу этого снова, Ванесса, но не собираюсь просить. Я не буду тебе обещать идеальную жизнь со спокойствием и порядком, потому что предпочел бы получить тебя с жаром, и страстью, и… да, даже со ссорами. — Я не жду обещаний. И я ненавижу ссоры. — Да, я именно так и думал. Она не знала, что еще сказать. Ей нужно было уйти. У двери она повернулась и увидела, что он стоит на прежнем месте, неподвижно, если не считать того, что возле его рта задрожал мускул. Она сглотнула, чувствуя спазм в горле. — Я не могу уйти, не спросив о том письме. Втором письме. — Я передам его полиции. — А что касается оспаривания завещания? — Ты доказала свою правоту. Завтра я поговорю с моими адвокатами. Все твое. В точности, как хотел Стюарт. Не успела за ней закрыться дверь, как у нее на глазах выступили слезы. Она смахнула их рукой, шагая к лифтам. Нажала на кнопку и принялась смотреть на указатель этажей. Она могла быть благодарна по крайней мере за одну вещь. Он не настаивал на том, чтобы отвезти Ванессу за ее машиной, которую она оставила прошлой ночью у загородного клуба. Она поедет на такси. И неважно, если у нее потекут слезы. Пришел лифт, открылась дверь, и Ванесса шагнула вперед. — Подожди, — услышала она голос Тристана со стороны его номера люкс. У Ванессы учащенно забилось сердце. Она нажала на кнопку нижнего этажа. Двери начали закрываться. Ванесса снова вздохнула. Но в самый последний миг большая, хорошо знакомая рука помешала плавному скольжению дверей. Ванесса расправила плечи и сделала вдох, пытаясь собраться с силами. Пожалуйста, не плачь. Пожалуйста, не плачь. — Ты забыла это. Она заставила себя сосредоточиться на том, что он держал в протянутой руке. Драгоценности, которые он попросил ее снять, прежде чем они занялись любовью. Ванесса уставилась на сверкающие драгоценности в его руке, символ купленной и оплаченной жены. Символ истории с конфликтом, которая всегда будет разделять их. Ванесса взяла драгоценности, положила в сумочку и храбро взглянула в его настороженные глаза. — Спасибо, Тристан. За все. — Двери начали плавно скользить, и она поспешила закончить: — Я никогда не забуду прошлой ночи. Ты прав — это было потрясающе. Вновь оказавшись в своем номере люкс, Тристан приготовил дорожную сумку. У него было мало дел; он уже упаковал вещи, собираясь ехать во Флориду и… никогда не возвращаться. А теперь он не знал, доволен ли тем, что вернулся сюда, или жалел об этом. В одном Ванесса была права: у них ни дня не обходилось без яростного столкновения. Вот что он любил в ней больше всего: эту ее убежденность, благодаря которой она стойко отстаивала свой взгляд на вещи и которая сводила на нет ее желание спокойного существования. Он позвонил своему адвокату и распорядился прекратить оспаривание завещания. Потом позвонил детективам, расследовавшим дело Банни Болдуин, и условился с полицейским, что тот заберет второе скандальное письмо. Третья задача заключалась в том, чтобы исправить совершенное, и он не предполагал, что это будет легко. Наверное, понадобится несколько дней на то, чтобы разыскать точную копию. Но если он ее найдет… что ж, это будет знаком приносимого им извинения, благодарности и прощания. Он поднял телефонную трубку и набрал номер, который знал наизусть. Тридцатый день рождения Ванессы едва ли прошел успешно. Шквальные грозы миновали Лексфорд, но чтобы вызвать раздражение у Лу, было достаточно темных туч и грома. Она заменила пикник на комнату отдыха в «Двенадцати дубах» и провела день, смотря DVD с Лу и несколькими его друзьями. Лу был очень доволен. И его смех был ее счастьем. — Посмотри этот кусок, Несс! — крикнул он ей через плечо. Ванесса включила свой сотовый телефон, но, когда он зазвенел, ей пришлось бороться с искушением — ответить или не отвечать. Что, если это важно? Что, если это Тристан? Ее сердце сжалось от разочарования, когда она ответила на звонок и услышала глубокий голос Джека Картрайта. — Не знаю, до чего вы с Торпом дошли прошлой ночью, и, честно говоря, не хочу знать. Но ты справилась. Его адвокат только что звонил, чтобы дать мне знать. Торп отказывается от спора. На миг ее заполнила пустота. Потом до нее донеслись слова Джека: — Алло? Ты здесь? Ванесса? — Да, да, я здесь. — Я не слышу твоих ликующих криков. Должен сказать, что ты меня разочаровываешь. — По-моему, я просто оцепенела, — честно сказала она. — Может быть, стану радоваться позже. Хотя она в этом сомневалась. Но едва ли могла признаться, что уже знала о его решении сегодня утром. Признаться, что, вероятно, повлияла на результат дела, когда сминала простыни из египетского хлопка в номере люкс «Марабеллы». Ее щеки запылали, тело затрепетало от воспоминания. По дороге домой из «Двенадцати дубов» она уговорила себя позвонить Тристану. Поблагодарить его за то, что он так быстро выполнил свое обещание. Но портье сообщил ей, что мистер Торп расплатился и уехал из гостиницы сегодня утром. Он уехал, и все закончилось. Два года мучений и неприятностей из-за него наконец закончились, но Ванесса ощутила лишь зияющую пропасть одиночества. Глава двенадцатая — Вы слышали, что Дэвид Дювалл умер прошлой ночью? Эбби поделилась новостями о смерти дедушки Мэри, как только Ванесса и Фелисити подошли к ней на террасе загородного клуба. Была среда, и они все только что присутствовали на собрании социального комитета, где обсуждались последние детали иствикского бала. Эбби попросила их задержаться и выпить с ней, потому что у нее были новости. Ванесса ожидала, что та расскажет им о расследовании смерти Банни, поэтому услышанное было некоторым потрясением для нее. — Как Мэри? — спросила Ванесса. — Она казалась очень нервозной на свадьбе. Может, это было из-за ее дедушки… — Он давно болел, но семейная смерть никогда не бывает легкой. — Фелисити вздрогнула и положила свою руку на руку Эбби. — Этот мой язык без костей. Извини. — Ничего-ничего, тебе незачем меня щадить. — Эбби храбро улыбнулась. — На самом деле я попросила вас задержаться, потому что у меня есть новости о маме. Я хотела вам рассказать, прежде чем вы прочтете об этом в завтрашней газете. — Был арест? — Нет. Но полицейские наконец подтвердили, что занимаются расследованием убийства. — О, Эбби. — Фелисити сжала руку подруги. — Появились новые доказательства? — спросила Ванесса. Эбби кивнула. — Полицейские обнаружили тогда рядом с мамой одну таблетку. Тесты показывают, что это плацебо, таблетка, внешне похожая на дигиталис. А я все не могла понять, почему на маму не действовали ее препараты, когда я видела, как она принимала их! — Кто-то поменял их на эти плацебо? — И это также объяснило бы исчезновение ее коробки с лекарствами. — Ее взял убийца! Фелисити и Ванесса обменялись потрясенными взглядами. — Это должен быть кто-то, кого мы знаем, — задумчиво произнесла Ванесса. — Кто-то близкий к Банни. — Полицейские также пытаются установить, что за женщина в тот день спорила с мамой. Их слышала Эдит. — Странно, что никто не видел ту таинственную женщину. Они все согласились. Ванесса прокашлялась и проговорила: — Ситуация с письмами тоже странная. Вы ведь знаете о письме, которое было адресовано Тристану, в котором не требовали денег… Ну, Тристан получил второе. — Когда это случилось? — поинтересовалась Фелисити. — На прошлой неделе. Вот почему он явился без приглашения на свадьбу. — А я все спрашивала себя, что происходит между вами. — Мы прояснили несколько недоразумений, и он отказался оспаривать завещание. — Это замечательно, Ванесса. Фелисити изучала ее с любопытством. — Эти недоразумения были связаны с письмами? — Да. Второе письмо имело целью доказать мою супружескую измену. В нем были фотография и список дат и мест, где я встречалась с этим мужчиной. Тристан отдал оба письма полицейским. На случай, если письма связаны с пропавшими дневниками. После паузы Фелисити спросила: — А фотография? С кем, по мнению того подонка, ты виделась тайком? — С моим братом. — У тебя есть брат? — удивилась Эбби. — Ты никогда о нем не упоминала. — Не упоминала. В том-то и дело. Это было не так уж тяжело, впоследствии подумала Ванесса. Фелисити и Эбби проявили понимание и не осудили ее. По дороге домой из загородного клуба она чувствовала, что все ее тело расслабляется, испытывала настоящее облегчение. Наконец. Наконец она могла заняться исполнением воли Стюарта в том, что относилось к разделению его богатства. У нее были ее друзья, работа в комитете, Лу и «Двенадцать дубов». Скоро жизнь ее войдет в привычную колею, сказала она себе. Ванесса открыла парадную дверь, остановилась в холле и позвала Глорию. Та не ответила. Она подошла к библиотеке, открыла дверь и заглянула туда. Глории там не оказалось. Посередине письменного стола лежал сверток. Ванесса не сразу его заметила. Запоздалый подарок на день рождения? Она и представления не имела, от кого он мог быть. Она все еще вертела его в руках, нахмурив брови, когда появилась Глория. — А, ты его нашла. — Да, но что это? — Сверток принес рассыльный. Примерно час назад. — От кого? — Почему бы тебе не открыть его и не посмотреть? В подарочной коробке оказалось… что-то в тонкой оберточной бумаге. Ванесса дрожащими пальцами сняла несколько слоев бумаги и обнаружила статуэтку Лладро. — Твоя «Девочка с цветами»! — воскликнула Глория. — Кто бы мог это послать? Ванесса сначала не заметила карточку в коробке. Три отчетливо написанные строчки. Исправление ситуации. Предложение мира, извинение. Прощание. На карточке стояли слова, которые он произнес на ее кухне, в день, когда превратил простой поцелуй руки в чувственное удовольствия. Ванесса повертела в руках изящную фарфоровую девочку, и на нее нахлынула волна воспоминаний о том дне, дне их встречи. От переполнивших чувств она задрожала так, что ей пришлось сесть. — Как же он ее нашел? — прошептала она: Наверняка было нелегко найти статуэтку, отлитую семнадцать лет назад, тем более найти меньше чем за неделю. Как он узнал хотя бы то, кто изготовил статуэтку? — Ты имеешь к этому отношение? — обратилась Ванесса к Глории. — Я только указала ему правильное направление. После всего, через что ты прошла из-за него, это наименьшее, что он мог для тебя сделать. Разве она ему не сказала, что сама статуэтка ничего не значит? Сама статуэтка ничего не значила, имело значение то, что он послал ей этот подарок. Таким образом он приносил извинение за разлад в последние два года, за столкновение у нее в доме и за все недоразумения, обвинения и ссоры. Исправление ситуации имело для него значение — он так ей и сказал. Она должна это принять, послать благодарственное письмо и продолжать жить своей жизнью. Это все, чего она хотела, верно? Ведь так она ему сказала тем утром в его номере люкс. Но ее взгляд возвращался к маленькой записке. Прощание. Действительно ли это все, чего она хотела? Или наступила ее очередь исправить одну последнюю вещь?.. Тристан ехал на такси в аэропорт, когда раздался звонок его телефона. — Это Ванесса. Я рада, что застала тебя. В отеле мне сказали, что ты расплатился и уехал, и я боялась… — Она остановилась, сделала вдох и заговорила медленнее: — Я думала, что могу не успеть с тобой поговорить. — Я все еще в городе. Застрял в пробке. Что ты хочешь, Ванесса? — Я хочу поблагодарить тебя за статуэтку. Не могу понять, как ты нашел «Девочку с цветами»… Спасибо. Она красивая, и я… — Он представил себе, как она пожала плечами, когда умолк ее голос, и в этих последних хриплых словах он также услышал ее слезы. От этой картины — характерного жеста Ванессы, ее красивых зеленых глаз, затуманенных и влажных, ее подбородка с ямочкой, который она вскинула, стараясь овладеть собой, — у него в легких не осталось воздуха. — Это наименьшее, что я мог сделать. У нее вырвался смешок. — Довольно забавно, Глория сказала в точности то же самое. Довольно забавно, но это его не удивило. — А как насчет тебя, Ванесса? — О, я думаю, что это начало. — Разве ты не прочла записку? Я думал, что это больше похоже на конец. — И на твой способ исправлять ситуацию. Да, если не считать того, что ему все казалось неправильным. И то, что он уезжал, и то, как у них обстояли дела. И весь этот мучительный прощальный разговор на заднем сиденье такси. — Прежде чем ты уедешь… мне нужно кое-что исправить, — донесся до него ее мягкий голос. — Я слушаю. — В то утро в твоем номере ты сказал, что я напугана, но я была не столько напугана, сколько в ужасе. У меня не было времени — или, возможно, мужества, — чтобы понять, что я делаю там с тобой и что может последовать за этим. Это было слишком сильное переживание для меня, а потом ты захотел встретиться с Лу. Я не привыкла делиться этой частью моей жизни. И я не привыкла делиться чем-либо так, как… с тобой в ту ночь. — Но все-таки ты это сделала. Чтобы доказать свою правоту. — Нет. Я спала с тобой не для того, чтобы что-либо доказать. Это признание было мощным ударом, который Тристан ощутил где-то в области сердца. — Ты в этом уверена? — Да. Похоже, у меня не было выбора. — Я не заставлял тебя. — Я говорю о желании. На пляже… при том, как ты ко мне прикасался, при том, как ты меня целовал, как ты на меня смотрел… тебе незачем было везти меня в отель. Ты мог сделать со мной все, что хотел, и как хотел, прямо там. — Пляжный секс переоценивают. — А занятие любовью, — возразила она, — нет. Во всяком случае, прими во внимание мой ограниченный опыт. — Почему ты мне это говоришь? — грубо спросил он, ведь, черт возьми, через два часа он будет в воздухе, направляясь обратно в Австралию. Ему не хотелось думать о страсти той ночи, о сладком вкусе ее губ, горячем шелке ее тела. Он не мог себе позволить обдумывать ее выбор слов. Не секс, но занятие любовью. — Почему теперь, когда я собираюсь уехать? — Ты должен ехать? — Зачем мне оставаться? — Сегодня днем я еду в «Двенадцать дубов». Если тебе все еще интересно, я хотела бы, чтобы ты поехал со мной. Я хотела бы, чтобы ты познакомился с моим братом. Он не собирался приезжать. Ванесса задержалась на час дольше того времени, когда обычно выезжала из города, и только тогда примирилась с этим фактом. Он не приехал, потому что летел домой. В своей записке он всерьез с ней прощался. Все-таки она подождала еще полчаса, а потом, удержавшись от слез, поехала в Лексфорд одна. Но с каждой милей, которую проезжала Ванесса, она все сильнее желала того, что видела между Лили и Джеком, Эммой и Гарреттом, Фелисити и Ридом, — той всепоглощающей близости, без которой, как она думала раньше, она могла обойтись. Она попыталась призвать на помощь голос практичности. Они же едва знали друг друга. Две-три недели, ряд столкновений, позднее понимание и одна длинная, жаркая ночь страсти. — Это не отношения, — вслух сказала она. — Пожалуйста, поддержи меня в этом. Но миз П. хранила зловещее молчание. По-прежнему шел дождь. Ванесса не заметила, что за ней едет машина, пока у той не замигали фары, что привлекло внимание Ванессы, и она взглянула в зеркало заднего обзора. Думая, что это полиция, она немедленно сбавила скорость и начала подъезжать к краю дороги. Нет, она не превышала дозволенную скорость, но, может быть, не заметила знак, что нужно уступить дорогу, или… У нее екнуло сердце, когда она снова взглянула в зеркало. Не полицейский автомобиль. Ни сирены, ни сверкающих огней, только теплый, желтоватый луч фар серебристо-серого седана, последовавшего за Ванессой на обочину. У Ванессы разлилось тепло в груди, когда дверца со стороны водителя открылась и из машины вышел высокий, хорошо знакомый ей мужчина. Дрожащими от надежды и облегчения пальцами Ванесса принялась расстегивать ремень безопасности. Ее дверца открылась, и она вывалилась прямо в объятия Тристана. Он прижал ее к своему колотившемуся сердцу. Несмотря на мелкий прохладный дождь, они долго не шевелились, разве только для того, чтобы крепче прижаться друг к другу, убрать мокрые пряди волос с лица. Может быть, это не отношения, подумала Ванесса, но это казалось таким идеально правильным и таким многообещающим. — Ты не приехал спустя все эти часы, и я подумала, что ты уехал домой. — А я думал, что я дома. Ты плачешь? — Нет. Это была не совсем ложь, поскольку слезы были частью улыбки, которая появилась на ее губах и помчалась стрелой к ее сердцу… — Должно быть, это дождь. — Мне нужно укрыть тебя, — Тристан обратил взгляд в дождливое небо. — Мы уже промокли, — возразила она. — Кроме того, дождь не холодный. По крайней мере, дождь не казался холодным ей, прижавшейся к теплому телу Тристана. Выражение ее лица стало серьезным. — Ты сказал, что ты дома. Ты собираешься остаться? — Если ты хочешь, чтобы я остался. Поэтому ты мне звонила? — Я звонила, чтобы попросить тебя остаться. Я хочу, чтобы ты остался, Тристан. Хочу попытать счастья… во всем, что у нас может быть вместе. — Что, по-твоему, это может быть? — Я не знаю. — Я уехал из аэропорта не просто так. — В то утро в твоем номере отеля ты сказал: никаких обещаний. — В то утро в моем номере отеля ты сказала, что у тебя есть все, что ты хочешь, — возразил он. — Тебе достаточно того, что у тебя есть… или ты хочешь не только того, что у тебя есть, но и большего? Неделю назад представление о большем внушало ей ужас. Тогда она не хотела «русских гор» в смысле накала чувств. Не хотела открыться навстречу такой сильной и поразительной любви. Теперь, глядя в синие глаза Тристана, она увидела, что ускользает последний миг ее тихой, спокойной, упорядоченной жизни. Вслед за этим ее охватила дрожь страха, но она вскинула подбородок и облизала губы. — Я бы очень хотела большего, — сказала она. — Если это — с тобой. Он поцеловал ее — возможно потому, что слишком долго этого дожидался, возможно потому, что выражение ее лица стало напряженным из-за значительности сделанного ею шага. Тристан поцеловал ее мокрые от дождя губы, а потом — ее ресницы, щеки, подбородок. Потом вновь поцеловал ее губы с нежностью, которая отозвалась у нее в крови. Все остальное, все тревоги и беспокойство, растаяли в мягком тепле этого поцелуя. — Будет гораздо больше, Ванесса. И будут обещания. — Ты сказал, что никаких о… — Я солгал. Я обещаю, что буду возле тебя и твоего брата в любой роли, какая тебя устроит. Обещаю поддерживать тебя и защищать. — Он ласково провел большим пальцем по ее губам, и от выражения его лица у нее едва не подкосились ноги. — Я бы также пообещал тебя любить, но боюсь, что это может тебя ужаснуть. Удивительно, на это ее не ужаснуло… что и вызвало у нее некоторое беспокойство. — Мы недостаточно хорошо знаем друг друга для обещаний. Что, если ничего не получится? Что, если мы будем по-прежнему конфликтовать, как мы всегда это делали? Что, если это только… Он снова поцеловал ее и на этот раз целовал очень долго. Тревоги Ванессы снова отступили, и она могла бы отвечать на его поцелуи в течение дней, недель, месяцев, но дождь начал усиливаться. — Мне нужно спасти тебя от этого дождя, пока ты не утонула. — Он потащил ее к ее машине, но, прежде чем открыть дверцу, остановился. — Может быть, мы недолго знаем друг друга, но я знаю тебя достаточно хорошо. Достаточно хорошо, чтобы он остался и поддерживал ее, защищал, был ее скалой. Любил ее. Представление об этом было и вполовину не таким ужасающим, как она предполагала. Оно всколыхнуло Ванессу и затихло как волна где-то глубоко в душе. Итак, это любовь, подумала она с изумлением. Казалось, это именно то, к чему ей хотелось бы привыкнуть. Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы. — За что?.. — Просто мне хотелось бы к этому привыкнуть, — с улыбкой сказала она. У нее было чувство, что понадобится не слишком много времени, чтобы получить большее. — Как насчет встречи с моим братом? — Я думал, что ты никогда не спросишь. Идеальный ответ и идеальное начало новой счастливой жизни. Она заслужила это счастье — купленное и оплаченное и доставленное из Австралии, с любовью. Оглавление Глава первая Глава вторая Глава третья Глава четвертая Глава пятая Глава шестая Глава седьмая Глава восьмая Глава девятая Глава десятая Глава одиннадцатая Глава двенадцатая