Самвел взял руки матери в свои и продолжал:

— Сколько красоты и таинственности в этих змеевидных браслетах! Они дают твоим рукам проворство, а тебе мудрость, какую змий дал нашей праматери Еве. А эти нарукавники, украшенные кораллом и цветными бусами, в которых содержатся, кто знает, какие талисманы, они оберегают тебя от злого глаза и лихого случая, охраняют от соблазнов дэвов, каджов [16] и всех невидимых духов. Я уверен, что в этих нарукавниках зашиты таинственные письма какого-нибудь мага.

Княгиня нахмурилась. Сын продолжал объяснять значение перстней:

— Вот перстень с красным яхонтом, с его помощью ты будешь привлекательной для всех. А вот другой, с сердоликом, — он предотвращает кровопролитие. Вот этот, третий, с розовым лалом — рассеивает печаль и прогоняет демонов. Вот четвертый, с змеевиком, — перед ним бессилен яд. А этот, пятый, с желтым камнем, разрушает злые помыслы…

Княгиня поняла, что сын смеется над ее суеверием, и языческими предрассудками, и потому строго и обиженно прервала его:

— Довольно. Я знаю твое слабоверие, ты таким вещам не веришь…

— Напрасно ты так думаешь, дорогая мамаша, — ответил Самвел невозмутимо, — я хочу только показать, что я не такой уж невежда и кое-что понимаю во всем этом…

— Разве прежде я не носила таких украшений? Разве их нет у жен наших нахараров?

— Ты права… И то правда, что жёны наших нахараров тоже их носят, но существует некоторая разница: твои чересчур похожи на персидские.

— Пусть так. Что тут такого?

— Ничего… Меня лишь одно удивляет: как быстро, ты успела все это подготовить.

— Я давно поручила… я только ожидала…

— Чтобы надеть, когда услышишь, что едет отец? Не так ли?

Мать ничего не ответила и, заметив, что разговор принимает неприятный оборот, перешла к другому:

— Знаешь, Самвел, для чего я тебя позвала?

— Не знаю…

— Я получила письмо от твоего отца и позвала тебя, чтобы сообщить тебе об этом.

— Получила письмо? — воскликнул Самвел. — Вот радость! Очень большая радость! Когда же получила?

— Сегодня ночью. Прибыл гонец.

Она поднялась, всунула ноги в голубые туфли, стоявшие на полу перед диваном, прошла через залу к одной из ниш и подняла шелковый занавес. Только теперь, когда она отвернулась, Самвел обратил внимание на узел из косичек, завязанный у нее на затылке, где среди украшений виднелся талисман из когтя гиены, вставленный в серебряный черенок.

Княгиня достала свернутый в трубку пергамент, перехваченный шелковой разноцветной тесьмой, и подала его сыну.

— Вот письмо от отца, — сказала она.

Самвел радостно развернул пергамент, посмотрел и разочарованно произнес:

— Здесь написано по-персидски…

— Я неоднократно советовала тебе учиться персидскому языку, — сказала мать поучительно и с упреком, — но ты не слушался меня; ты предпочитал эти проклятые языки — греческий и сирийский. А теперь, вот видишь, не можешь прочесть письмо отца. Ты даже своему маленькому брату Вагану запрещал учиться по-персидски. И все же он не только свободно говорит на этом языке, но и умеет писать.

Наставления матери задели Самвела, однако он постарался сдержать себя и сказал:

— Ты, конечно, читала письмо, расскажи мне, о чем пишет отец.

Княгиня передала Самвелу все, что ему было уже известно: что царь Шапух сделал ее мужа спарапетом Армении, что Меружану, брату княгини, он обещал армянский престол и как награду свою сестру Вормиздухт, что оба, отец и дядя, идут вместе с персидским войском в Армению. Один — чтобы стать армянским царем, а другой — спарапетом.

Во время этого рассказа лицо княгини сияло беспредельной радостью. Самвел слушал ее с глубоким волнением, рука его все крепче сжимала зловещий пергамент. Но эти горестные и позорные вести, предвещавшие гибель родины, не застали его врасплох. Он был к ним подготовлен.

Княгиня поведала сыну не обо всем. Она сообщила ему только то, что было написано в письме. Но скрыла, что его отец и Меружан Арцруни отреклись от христианства, приняли персидскую веру и обещали Шапуху распространить ее в Армении и что для этой цели Шапух направил с ними в Армению множество персидских жрецов, чтобы взамен церквей воздвигнуть капища и всюду открыть персидские школы, в которых должны будут воспитываться дети нахараров и знати в персидском духе и в догматах персидской религии. Умолчала она также и о мученической смерти Васака, дяди Самвела, и о заточении царя Аршака в крепость Ануш. Обо всем этом княгиня, конечно, знала; обо всем этом, без сомнений, ей устно должен был сообщить гонец, доставивший письмо.