— Кандида, это я, — негромко сказал он, закрывая за собой дверь.

Кандида откинулась в кресле, продолжая смотреть на экран компьютера. Затем она наклонилась вперед и выключила машину, прежде чем взглянуть на Джека. Она так долго ждала этой минуты.

— Тебе лучше сесть, Джек. Что-нибудь выпьешь?

— Нет, спасибо.

Кандида прошла по комнате и села напротив Джека в кресло, которое она всегда использовала на собеседованиях.

— Для твоего визита есть причины, Джек? Или это визит вежливости, столько лет спустя?

— Для него есть причины. Я должен кое о чем поговорить с тобой.

Кандида, казалось, застыла. Она смотрела на него не мигая, ее глаза посветлели, словно прозрачное стекло. Ни одна прядь ее волос не шевельнулась. Кандида выглядела прекрасным восковым изваянием, бледным, изящно выточенным и совершенно безжизненным.

— Я просто хотел сообщить тебе, что «Стейнберг Рот» войдет в объединение с «Хэйз Голдсмит». Этим утром мы договорились о цене. Вряд ли она такая, как ты ожидала, однако я хотел бы, чтобы ты знала, что вреда тебе не будет, — Джек подождал реакции Кандиды и не дождался ничего. — Думаю, Алекс Фицджеральд больше не будет работать в «Стейнберге». Не знаю, заинтересует ли это тебя, — он разговаривал словно с каменной стеной. — Видишь ли, Кандида, я знаю, что ты сделала. Вернее, что ты пыталась сделать, но это не имеет значения — все позади. Почему бы нам не покончить счеты?

Ни слова. Ни вспышки во взгляде. Она не подтверждала и не отрицала ничего.

— Я уезжаю на некоторое время. Не знаю, когда вернусь и чем буду заниматься. Кроме того, у меня есть сообщение от Тедди. Она уедет со мной. В отпуск, скажем. Некоторое время ее не будет в офисе.

Кандида молчала.

— Кажется, я люблю ее, — добавил Джек.

Кандида медленно мигнула, но ничего не сказала.

— Знаешь, я пожалуй, пойду. У меня еще есть дела. Тебе лучше продать опционы «Хэйза». Сегодня они еще что-то стоят, завтра они не будут стоить ничего. Надеюсь, что с этим ты справишься. Жаль, что ты не хочешь разговаривать со мной. Жаль, что мы не можем быть друзьями. Я чертовски сожалею обо всем.

— Ты жалеешь, что женился на мне, Джек? — голос Кандиды прозвучал ясно и чисто, как колокольчик. Она говорила словно в трансе, без заметных эмоций.

— Да. — Джек оперся головой на руки. — Да, жалею. Ты никогда не была счастлива со мной. Верно, Кандида?

— Ну, не совсем. Ты женишься на Тедди?

— Не знаю. Вправду не знаю. Сейчас я не знаю, попрошу ли ее об этом, и понятия не имею, что она мне ответит.

— А ты жалеешь, что у нас был Томми?

— Нет. Я никогда не жалел об этом. Я никогда не забывал его и никогда не переставал скучать по нему. Никогда. Я никогда не переставал думать о нем, о том, каким бы он стал сейчас, и никогда не переставал хотеть, чтобы он у нас был.

— Нет, я считала, что ты не хотел, — безразличным голосом сказала Кандида. — Я никогда не хотела его. Я никогда не хотела, чтобы он у нас был.

— Знаю. — Джек больше не мог выносить этого. Он не мог говорить с этой женщиной о своем ребенке. Она была уже не той женщиной, которая родила Томми, которая смеялась с ним, которая любила его, которая сходила с ума из-за его смерти. Она была другой, которую он искренне жалел, но не мог понять.

— Знаешь, я убила его, — тоскливо сказала Кандида.

— Нет, ты не убивала его, Кандида. Он утонул. Это был несчастный случай.

— Нет. Я убила его тем, что порой желала, чтобы он не рождался на свет. Много раз я желала, чтобы он умер.

— Ты не убивала его. Ты не желала ему смерти. Ты хотела и его жизни, и своей собственной. Ты хотела вернуть свою жизнь назад, и поэтому, когда Томми умер, ты перепутала это с его жизнью. Ты не убивала его.

Джек встал, чтобы уйти.

— Кандида, я принес тебе еще кое-что, — он осторожно вложил в ее руку сверточек и вышел.

Кандида минут пять сидела без движения, удерживая в руках небольшой пакет, завернутый в бурую упаковочную бумагу. Затем она развернула его. Там была небольшая фотография в серебряной рамке. Фотография выглядела старой и потертой, она была черно-белой и сильно измятой, с подтеком слезы на одном из углов. Но рамка ярко блестела.

Кандида не издала ни звука, но слезы медленно покатились по ее щекам.

Джек стоял в аэропорту, в секции «Британские авиалинии», беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Было шесть часов вечера. Он представления не имел, придет ли Тедди. Может быть, она подумала, что он пошутил. Возможно даже, что она пошла повидаться с Майком. В шесть пятнадцать он заволновался. В шесть тридцать — позвонил ей домой. Механический звук ее голоса, записанного на автоответчик, заставил его вздрогнуть.