— Вы только посмотрите на этих двоих! — воскликнула хорошо одетая дама средних лет, с сумками, набитыми покупками. — Какой роскошный кот! Можно его погладить?

— Конечно, — кивнул я, думая, что этим все и ограничится.

Женщина поставила сумки на землю и приблизилась к Бобу.

— Да ты настоящий красавец! — сказала она. — Это ведь мальчик?

— Да, — ответил я.

— Как здорово он устроился у вас на плечах! Такое нечасто увидишь. Должно быть, он вам доверяет.

Едва я успел попрощаться с дамой, как к нам подошли две девушки. Судя по всему, они заметили, как дама гладит кота, и подумали, что им я тоже разрешу. Девушки рассказали, что приехали из Швеции на каникулы.

— Как его зовут? Можно его сфотографировать? — спросили они и схватились за камеры в тот же миг, как я сказал «да».

— Боб. Его зовут Боб.

— Круто, — протянули они.

Мы поболтали пару минут; выяснилось, что у одной из девушек тоже был кот, она даже показала мне его фотографию. Понимая, что дай им волю — и они еще долго будут стоять и восхищаться Бобом, я вежливо извинился и поспешил на Ковент-Гарден. Мы с котом шли по направлению к Лонг-Акру, но быстро идти не получалось: один восторженный почитатель рыжего сменялся другим, это повторялось снова и снова, что существенно нас тормозило. Каждые несколько метров кто-нибудь подходил ко мне и просил разрешения погладить или сфотографировать кота.

Новизна ощущений вскоре сменилась раздражением: я понял, что такими темпами никуда не дойду. Обычно мне требовалось десять минут на то, чтобы добраться от автобусной остановки до своего места на площади. Но пока мы с Бобом потратили в два раза больше времени на куда меньшее расстояние. Я чувствовал себя глупо. В конечном счете мой рабочий день начался на час позже, чем обычно.

«Спасибо, Боб, твоя популярность стоила мне нескольких фунтов», — полушутя-полусерьезно подумал я. Хотя и понимал, что с этим нужно будет что-то делать. Если из-за кота я стану каждый день тратить столько времени на дорогу, это нанесет чувствительный удар по моему кошельку. Впрочем, я недолго так думал.

На тот момент я играл на Ковент-Гарден почти полтора года. Обычно я доставал гитару в два-три часа пополудни и уходил с площади примерно в восемь вечера. В это время на Ковент-Гарден было особенно много туристов, людей, заканчивавших делать покупки или возвращавшихся домой с работы. По выходным я приходил пораньше, чтобы играть в обед, а с четверга по субботу задерживался допоздна, надеясь поживиться за счет лондонцев, радующихся концу рабочей недели.

Я научился правильно выбирать аудиторию. В основном я играл на Джеймс-стрит — на тротуаре прямо напротив станции метро. Там я стоял до половины седьмого, когда основная масса народу ехала с работы. После этого я отправлялся к многочисленным барам на Ковент-Гарден, чтобы сыграть тем, кто вышел покурить или выпить на свежем воздухе. Летом эта тактика оправдывала себя целиком и полностью: офисные служащие, вымотанные долгим рабочим днем, не упускали возможности расслабиться на вечернем солнышке и охотно расставались с деньгами.

Правда, не обходилось и без неприятных моментов. Некоторым не нравилось, что я подхожу к ним и играю на гитаре, поэтому вместо нескольких фунтов я получал пару-тройку увесистых оскорблений: «Вали отсюда, бездельник!», «Найди себе нормальную работу, ленивый ублюдок» и далее в том же духе. Но таковы издержки профессии. Со временем я привык. К тому же многие люди с удовольствием слушали мою игру на гитаре и бросали мелочь.

Я в принципе сильно рисковал, выходя на Джеймс-стрит. Строго говоря, меня не должно было там быть. Бездомные давно уже четко поделили Ковент-Гарден на определенные зоны. И чиновники из местного совета, которых мы прозвали «хранителями Ковент-Гардена», неофициально присматривали за тем, чтобы бродяги уважали установленные границы.

Мой участок должен был находиться в восточной части площади, рядом с Королевской оперой и Боу-стрит. Именно там, по мнению «хранителей», следовало играть музыкантам. Противоположная часть Ковент-Гардена отводилась уличным актерам: жонглеры и артисты располагались под балконом бара «Панч и Джуди», на радость подвыпившим компаниям, которые с удовольствием на них глазели.

Улица Джеймс-стрит, где я начинал свой рабочий день, «принадлежала» ожившим статуям. Их там собиралось немало, особой популярностью пользовался парень в костюме Чарли Чаплина, но он нечасто выходил на работу. Обычно никто не возражал против того, что я играю рядом с метро. Я понимал, что всегда есть возможность быть замеченным «хранителями», но сознательно шел на риск, который полностью себя окупал. Метро извергало нескончаемые потоки людей; если хоть один из тысячи платил мне за игру, день считался удачным.

В три часа мы с Бобом наконец-то добрались до нужного места. Едва мы повернули на Джеймс-стрит как нас в который раз остановили — теперь с рыжим решил познакомиться парень нетрадиционной ориентации, явно идущий из спортзала, если судить по пятнам пота на его спортивном костюме.

Он пришел в полный восторг от Боба и даже спросил — надеюсь, в шутку, нельзя ли его купить.

— Нет, кот не продается, — вежливо ответил я на случай, если он все-таки был серьезен. Отойдя от парня, я посмотрел на Боба и покачал головой: — Такое только в Лондоне возможно, только в Лондоне.

Придя на место, я первым делом огляделся и проверил, все ли чисто. «Хранителей» вокруг не наблюдалось. На станции метро работали два человека, которые знали, что я не должен здесь играть. Периодически они создавали мне проблемы, но в тот раз их не было. Поэтому я со спокойной душой усадил Боба на тротуар у стены, расстегнул чехол, снял куртку и приготовился играть.

Обычно у меня уходит минут десять на то, чтобы настроить инструмент и привлечь внимание людей. Но в тот день несколько человек остановились и кинули мелочь в чехол для гитары до того, как я успел сыграть хотя бы одну ноту. «Как щедро с их стороны», — подумал я. Потом отвернулся и занялся настройкой инструмента. И снова в чехол упало несколько монет. Я стоял спиной к людям и явственно различил металлический звон! А потом услышал мужской голос: «Классный у тебя кот!»