Гвардии полковник А.А. Шухардин, служивший в Испании начальником штаба танкистов под руководством Павлова, вспоминает: «Республиканские части, как правило, разведку в полосе своих действий не вели, не знали распоряжения огневых точек врага. Танки буквально натыкались на них, едва начинали движение к переднему краю противника. Отсюда и потери, которых можно было избежать. А когда все-таки танкам удавалось добиться успеха, пехота его не развивала и не закрепляла.

Так воевать дальше было нельзя. Комбриг Д.Г. Павлов, возглавивший в то время советских танкистов-добровольцев в Испании, решил прежде всего установить непосредственные контакты с командирами частей, в боевых порядках которых предстояло действовать танкам.

Мы с ним отправились в войска. Встречаясь с командирами, мы говорили: если хотите, чтобы помощь танкистов была ощутимой, дайте нам перед атакой схему расположения огневых точек мятежников. Когда атака начнется, не отставайте.

Все с нами соглашались. Обещали впредь поступать именно так, как надо. Но республиканская армия только начинала воевать, и многому ей еще предстояло научиться»{4}.

Но обещания командиров пехотных частей республиканцев оказались невыполненными. Когда утром 30 танков батальона под командованием М.П. Петрова двинулись в атаку, ее тут же пришлось прекратить. Местность оказалась хорошо пристрелянной артиллерией противника, а предоставленная схема огневых точек была не точной. В районе Лас-Розас и Махадаонда развернулись упорные бои.

Советский журналист М. Кольцов, ставший свидетелем тех боев, сделал запись в своем дневнике за 13 января 1937 года: «Два дня мы наступаем. Наступаем богато, а результаты пока бедные.

Мы наступаем, без шуток, хорошо. Части идут в бой с большой охотой, смело, бойцы жертвуют собой, много энтузиазма, искреннее желание создать, наконец, перелом, поменяться ролями с противником.

Танки отличаются. На труднейшем, скалистом и холмистом рельефе, проходя через опасные рвы и овраги, остерегаясь волчьих ям, под огнем противотанковых пушек, машины прорываются в расположение мятежников, гасят и уничтожают его огневые точки, давят живую силу, сокрушают орудия. Три танка, встретив на дороге большую фашистскую пулеметную часть на двенадцати грузовиках, скосили ее целиком, прежде чем она начала обороняться.

Де Пабло, танковый генерал, носится по боевым участкам, подстегивает роты и взводы, следит за тем, чтобы машины не задерживались на бензиновой зарядке, чтобы своевременно получали новые боекомплекты, а главное — чтобы не прерывалась связь с пехотой. Мигель Мартинес ездит с ним, беседует с танкистами, он во взвинченном, нервно приподнятом настроении. Они довольны — сегодня разошлись вовсю.

Де Пабло хочет выехать на самую линию огня, для этого он пересаживается с Мигелем в броневичок. Мигелю влезать удобно, но генерал с трудом умещает свое большое, атлетическое тело в тесной стальной коробке. Расшитая золотом фуражка несомненно пострадает здесь. Генерал отдает фуражку шоферу своего "шевроле" — пусть дожидается.

Они катятся вперед, к Махадаонде. Широкая лощина меж гор полна белых и черных артиллерийских дымов. Эхо повторяет взрывы. На домике у дороги скрестились прицелы и фашистских и республиканских батарей. Так и неизвестно, в чьих руках домик. Наша пехота обтекает его по сторонам, танки проносятся мимо, как бы не замечая его.

Они вышли из броневика и стали на пригорок. Два отдыхающих бойца уговаривают их лечь: минут пять назад вот здесь же, рядом, разорвался снаряд. Де Пабло не согласен. Шут с ними, со снарядами, он должен видеть воочию, как действуют танки, и танки должны видеть его. Он оглядывается во все стороны, солнце зло прижигает его гладко бритую голову.

— Все равно вас не узнают, — говорит Мигель, — вы без фуражки. В Испании не видали раньше генералов ближе ста километров от фронта. Это считалось просто неприличным.

Де Пабло сердится:

— Не видали — теперь увидят!

Он приказывает водителю броневика съездить за фуражкой. Двое солдатиков переползают подальше — опять совсем близко грохнулся бризантный снаряд, пламя, дым и черные комья земли взметнулись до небес.

Броневик примчался обратно, теперь генерал бродит по полю, подталкивает мелкие подразделения вперед, растасовывает танки, направляет пулеметный огонь. Запыленные бойцы, унтер-офицеры, оглядываясь на золотые пальмы фуражки, сами становятся важнее, подтягиваются, успокаиваются. В артиллерийских взрывах, своих и чужих, они начинают видеть логику и систему, в ранениях — неприятную неизбежность, во всем бою — закономерность и смысл. Дружинник предлагает отпить вина из глиняной бутылки, он смотрит, как де Пабло пьет, на его моложавое, чисто выбритое крестьянское лицо, на его крепкие руки, смеется:

— Это парень из наших!

Генерал доволен, что его назвали парнем. Ему здесь веселее, чем на командном пункте. И здесь можно больше сделать.

До сих пор здесь можно управлять частями, только непосредственно находясь при них. Штабы еще не имеют подлинных средств управления и связи»{5}.

В середине января 1937 года танковая бригада была выведена в резерв. В боях в районе Махадаонда участвовали 47 танков группы Павлова. 6 из них были подбиты, но затем восстановлены и вернулись в строй{6}. Добиться значимого успеха под Лас-Розас и Махадаонда республиканские войска не смогли. Причиной тому послужило и несогласованность ударов республиканцев и отчаянное сопротивление франкистских гарнизонов этих деревень. Войска обеих воюющих сторон перешли к обороне.

2 января 1937 года за исключительное проявление личного героизма и большие успехи в боевых действиях комбриг Д.Г. Павлов был награжден орденом Красного Знамени.

Наиболее полно военные таланты и организаторские способности генерала де Пабло раскрылись во время Харамской оборонительной операции (6—27 февраля 1937 г.). Войскам генерала Франко удалось в ходе наступления ликвидировать плацдарм республиканских войск на западном берегу р. Харама. 10—12 февраля 1937 года войска мятежников форсировали реку и овладели плацдармом на восточном берегу Харамы до 8 км по фронту и 2—3 км в глубину.