— Только попробуй уклониться от интервью. Я такое про тебя напишу… — пригрозила Флоренс отсутствующему Джекобу, затем бухнулась на стул и стала делать заметки.

Едва ей удалось принять благопристойный вид и обрести хладнокровие, как дверь душевой распахнулась и показался Джекоб в джинсах и с полотенцем на плечах.

— Извини, что так долго, — виновато сказал он, потирая затылок. В его взгляде, обращенном к Флоренс, сквозило раскаяние, но она подозревала, что он просто притворяется, — тем более что он мог с легкостью изобразить кого и что угодно. — Просто сегодня был такой тяжелый день, что у меня, кажется, даже мозоли на мышцах. Массаж бы сейчас сделать, но, полагаю, ты не согласишься помять мне спину, а, Флоренс?

— Вряд ли, — надменно бросила она, стараясь не смотреть на лоснящуюся от влаги широкую грудь и мускулистые руки. Ее полное имя в его устах прозвучало до странного волнующе. — Мы можем продолжать? — Она взяла наизготовку карандаш, демонстрируя свое желание вновь приняться за работу.

— Послушай, уже, должно быть, вечереет, — сказал Джекоб, скидывая с плеч полотенце. Он взглянул на часы, лежавшие на туалетном столике. — Я умираю с голоду! — Он взял со спинки стула черный свитер красивой вязки и стал натягивать его на себя. — В студии кормят неплохо, но я, когда работаю, есть не могу. Взвинчен очень, — добавил он, протаскивая через ворот голову. — Может, поедем поужинаем где-нибудь вместе в городе? Заодно и расспросишь меня, пока будем есть. — Просунув руки в рукава, Джекоб вновь с вызовом взглянул на нее. — Ты на своей машине? Или на такси приехала? А то мне выделили автомобиль с шофером. С удовольствием возьму тебя с собой, если есть желание. — Если у тебя хватит смелости, подразумевал он, сообразила Флоренс.

— Даже не знаю… Подумать надо, — ответила она, сбитая с толку не столько его неожиданным предложением, сколько признанием — если, конечно, она не ослышалась — в том, что он испытывает страх перед камерой. Уж этого она от него никак не ожидала. — Что значит "взвинчен"? Ты хочешь сказать, что нервничаешь перед съемками?

Джекоб застенчиво улыбнулся.

— Я знаю, ты считаешь меня воплощением наглости и высокомерия, и твое отношение вполне объяснимо после того, что произошло между нами. — Он отвернулся и стал шарить под креслом, откуда вскоре извлек пару кроссовок. У Флоренс создалось впечатление, что он попросту прячется от нее, поскольку, видимо, открытое упоминание о прошлом сказывалось на его душевном равновесии таким же образом, что и съемки. — А я ведь всего лишь человек, простой смертный, — продолжал Джекоб, плюхаясь на канапе, чтобы надеть носки и обуться. — Меня терзает смертельный страх перед каждым выступлением — будь то телеспектакль, художественный фильм или театральное представление. И даже репетиции. Разницы никакой: у меня каждый раз поджилки трясутся.

Флоренс на мгновение овладело странное непонятное желание защитить, утешить его. Она глубоко сопереживала Джекобу, поскольку сама испытывала неуверенность каждый раз, когда сдавала очередную работу. Порой она даже не могла определить, что написала: интересную, умную статью или набор чистейшей бессмыслицы. В такие минуты ей страстно хотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее и добрыми словами развеял все сомнения и страхи. Она представила, как поцелуями успокаивает Джекоба, провожая его под объективы камер или на театральную сцену.

Нет! О Господи, только не это! Что со мной происходит? — в панике думала она, радуясь, что Джекоб, занятый укладыванием вещей в портплед, не замечает ее смятения. Нет, ужинать с ним она не поедет. Это исключено. Слишком уж она восприимчива к нему сегодня, чтобы пытаться удержаться на расстоянии.

— Вообще-то, если тебе это может служить утешением, я бы сказала, что на твоей игре это никак не отражается. — Чтобы скрыть замешательство, она тоже стала убирать в свою сумку блокнот с карандашом и диктофон. Очень уж неадекватно реагирует она сегодня на Джекоба. Это ее тревожило и приводило в трепет. Она едва соображала, не чувствовала почвы под ногами и в целом была искренне и откровенно напугана.

— Вот как? Надо признать, меня удивляет, что ты видела мои работы. — Джекоб натягивал кожаную куртку и при этом не сводил глаз с Флоренс, отчего она разволновалась еще больше. — Я готов был предположить, что ты принципиально не смотришь вещи, в которых я играю.

— Не настолько уж я мелочная и ограниченная, как тебе кажется, Джекоб. По-моему, глупо вредить себе, чтобы досадить другому. Как бы я к тебе ни относилась, факт остается фактом: актер ты хороший.

На лице Джекоба отразилось искреннее удовольствие, и вдруг, к ее неописуемому изумлению, он сконфуженно потупился — всего лишь на долю секунды. Невероятно. Джекоб Тревельян, которого она всегда считала непревзойденным образчиком заносчивости и самонадеянности, смущался, как самый завзятый скромник, когда отдавали должное его таланту.

Но, видимо, скромность все же была чужда его натуре: он быстро оправился от замешательства.

— Спасибо, Флоренс, — масленым голосом протянул Джекоб со знакомой дразнящей ухмылкой на лице. — Для меня твоя похвала очень много значит. Я бы даже сказал, что ценю твое мнение выше других. Если уж моя игра нравится человеку, который меня не выносит, значит, я действительно занимаюсь своим делом. — Он улыбался, но глаза его полнились подозрительным блеском.

Флоренс совсем растерялась. Они оба стояли — и довольно близко друг к другу. Ей казалось, что они балансируют на грани какой-то пропасти. Соблазн кинуться к нему и прижаться губами к его губам был настолько велик, что она едва не уступила своему желанию. Будто всю жизнь только и мечтала о нем. Борьба снедавших их страсти и ненависти, казалось, завязалась в обоих еще задолго до того, как они осознали свои чувства, и их бескровные ссоры десятилетней давности были лишь ее первым внешним проявлением.

— У меня есть все основания ненавидеть тебя, Джекоб, — отвечала Флоренс, отступая от края пропасти, — но за десять лет я научилась без предвзятостей оглядываться на прошлое, и оно меня больше не волнует. Ну что, пойдем? Если позволишь, я все-таки поспрашиваю тебя в машине. Вечером я, к сожалению, занята. Только что вспомнила… Ужинаю сегодня с одним человеком.

Флоренс было стыдно своей трусости и непрофессионализма. Но, как выясняется, она просто недооценила Джекоба и его воздействие на нее. Или же ее чувство к нему, несмотря на их взаимную вражду, с годами только окрепло.