Бэбкок обратился к Фрику:

— Велите им начинать. Сначала мы прогоним синхронизацию, начав с их конца.

— Анна, передавай.

Девушка кивнула. Я не мог понять, зачем им вторая телепара, раз есть мы с Патом. Скоро я понял зачем: у Пата и у меня загрузка предстояла — будь здоров.

Пат вслух отсчитывал время, тикая, как большие часы. Мне было велено повторять эти звуки… и каждый раз, как я это делал, кривая на дисплее выдавала всплеск. Бэбкок внимательно следил за их появлением, а потом развернул меня так, чтоб я не мог видеть дисплея и поправил на мне ларингофон.

— Повторим.

Пат сказал «Начинаем»и принялся за свое тиканье. Я изо всех сил старался не отставать от него, хотя вся процедура казалась мне совершенно бессмысленной. Я слышал, как Бэбкок тихо сказал кому-то:

— Таким образом мы отсекаем обратную связь и вводим поправки на скорость звука. Хотел бы я как-то поточнее измерить скорость передачи в синопсах.

— А вы с Деверо посоветовались? — спросил Фрик.

Я продолжал тикать.

— А теперь, юная леди, повторим ту же процедуру, но наоборот, — сказал Бэбкок и надел мне наушники. В них я услышал такое же тиканье, какое только что передавал Пат. — Ты слышишь метроном, отградуированный по частоте монохромного света, а у твоего брата точно такой же — до нашего вылета мы их взаимосинхронизировали. Теперь ты потикай-ка для него.

Ну я и пошел. Эта работа явно действовала вроде как гипноз; было куда легче поймать темп тиканья и выдерживать его, нежели выбиться из этого темпа. И отвязаться от него тоже было невозможно. Я начал подремывать, но все равно продолжал тикать в том же темпе — остановиться не было сил.

— Конец серии, — объявил Бэбкок.

Тиканье прекратилось, и я принялся оттирать уши.

— Доктор Бэбкок?

— Чего тебе?

— А как вы различаете, кто когда тикает?

— А? Это ты не можешь, а вот О’Тул очень даже может, и он все записал на пленку. То же самое делается и на том конце. Только ты не бери это в голову; твое дело постараться работать синхронно, не выбиваясь из темпа…

Весь этот идиотизм продолжался больше часа. Иногда передавал Пат, иногда я. Наконец О’Тул поднял на нас глаза и сказал:

— Фактор усталости начинает сказываться, док. Расхождения во второй серии никуда не годятся — превышают допустимые ошибки.

— О’кей, кончаем, — объявил Бэбкок. Он поглядел на меня. — Поблагодари от меня своего брата и отключайся.

Коммодор Фрик и Анна ушли. Я же медлил. Наконец доктор Бэбкок оторвался от своих бумаг и сказал:

— Можешь идти, дружище. Спасибо.

— Э-э-э… доктор Бэбкок…

— Ну? Выпаливай.

— Не объясните ли вы мне, что это все означает?

— Ох, извини! Я еще не привык пользоваться людьми вместо приборов; напрочь выскочило из головы… Садись. Мы делали именно то, из-за чего вас — мыслечитчиков — взяли в полет: исследовали природу времени.

Я прямо обомлел.

— Сэр? Я думал, мы тут для того, чтобы передавать на Землю сообщения о планетах, открытия которых от нас ожидают?

— Ах это!.. Да, конечно, и это тоже… Но то, о чем я говорю, гораздо важнее. Людей, знаешь ли, на свете и без того уйма. Зачем же поощрять новую колонизацию? Любой математик решит тебе проблему перенаселенности в одно мгновение — надо просто перестрелять всех через одного.

Мистер О’Тул отозвался, не поднимая глаз:

— Что мне в вас нравится, шеф, так это ваше большое доброе сердце.

— А ну, потише, там, на «галерке». Так вот, сынок, сегодня мы пытались выяснить природу времени. — Должно быть, на лице у меня выразилась вся мера моего удивления, так как Бэбкок продолжал: — О, мы знаем, что такое время… но уж больно много этих самых времен. Видишь вот это? — И он показал на дисплей, где все еще без устали каждую секунду проскакивали пики. — Это сигналы гринвичского времени: сигнал принят по радио {28} и скорректирован с учетом нашей относительной скорости и ее изменения. Затем есть время, отсчеты которого ты слышал в своих наушниках, — корабельное время. Затем есть время, отчеты которого ты получал от своего брата и передавал нам. Мы старались сличить их все друг с другом, но трудность состоит в том, что нам приходится включать в цепь людей, а в то время как одна десятая секунды практически не ощутима для человеческой нервной системы, физические приборы легко измеряют даже микросекунды. Любая радарная система запросто может разделить микросекунду на части подобно тому, как ты разрезаешь ножом фунтовый кусок масла. Поэтому нам приходилось множество раз повторять одно и то же, дабы скомпенсировать собственное несовершенство.

— Понятно, но что именно вы ожидали обнаружить?

— Если бы я «ожидал», я бы этим не занимался. Но можно сказать, что мы пытались выяснить, какой смысл вкладывается в слово «мгновенно».

Мистер О’Тул с трудом оторвал взгляд от консоли.

— Если оно вообще имеет хоть какой-то смысл, — поправил он.

Доктор Бэбкок покосился на него.

— Ты все еще тут?.. «Если оно вообще имеет хоть какой-то смысл»… Сынок, со времен великого доктора Эйнштейна слова «мгновенный» и «мгновенность» у любого физика считались неприличными. Мы выкинули к чертям самую концепцию мгновенности, мы отрицали, что в этих словах есть хоть какой-то смысл, и построили без них блистательную структуру теоретической физики. А затем появились вы, мыслечитчики, и одним пинком разрушили эту структуру. Ох! Только, ради бога, не считай себя виноватым, ведь в каждой квартире время от времени необходима уборка. Если бы вы, ребята, проделывали свои ярмарочные фокусы всего лишь на скорости света, мы бы отвели вам место в своих отчетах и постарались бы поскорее забыть о вашем существовании. Но вы нахально настаивали, что работаете на скоростях, чудовищно превышающих скорость света, что сделало вас в физике столь же желанными, как желанна свинья на праздновании бракосочетания. Из-за вас физики разбились на две главных школы, одна из которых хочет просто вас классифицировать как чисто психологический феномен, не имеющий к физике ни малейшего отношения; эти парни считают, что ежели они зажмурятся, то вас вроде бы и в природе не будет. Вторая же школа полагает, что если то, что вы, так сказать, производите, можно измерить, то тогда обязанность физиков заключается в том, чтобы оное измерить и опубликовать, поскольку физика — прежде всего искусство измерять явления и давать им точные количественные оценки.