Он с удовлетворением отмечал, что «эффект Джастины», вернее эффект, проявляющийся в результате ее присутствия рядом, остается неизменным. Комок в горле исчезал, сквозь серую туманную дымку начинали проступать яркие краски окружающего мира, громче были звуки, холод ощущался острее, а тепло — приятнее.

Джастин не задумывался о причинах этой панацеи, как больной не задумывается, из чего сделано лекарство, которое сбивает высокую температуру. Он был так измучен событиями в своей жизни, что в данный момент стремился лишь к тому, чтобы чувствовать и переживать хоть что-то, отличное от привычных эмоций и ощущений, которые к тому же здорово притупились.

А когда спадет температура, тогда уже можно будет изучать состав лекарства, читать инструкцию, гадать, почему оно так помогло организму…

Но для того, чтобы появились время и силы на поиски причин, нужно сначала выздороветь.

Джастин не занимался самоанализом, не копался в собственных мыслях. Это все проносилось внутри интуитивно, на догадках, на ощущениях. Но и до озарений было еще далеко.

Джастина неодобрительно смотрела на огромную миску из белого фарфора, до краев наполненную томатным супом.

— Неужели вы не могли поесть дома?

Невежливо было говорить с набитым ртом, но и оставлять Джастину без скорого ответа тоже было, по мнению Джастина, некрасиво.

— Я забыл. Вас это смущает?

— Нет.

— Напрягает?

— Ешьте, — улыбнулась Джастина. — Я просто удивляюсь. Мы ведь ехали в кино. Сюда зашли лишь выпить кофе. И то потому, что до сеанса оставалось слишком много времени — разумеется, по вашим словам.

— Я попал в это райское место и вдруг понял, что, оказывается, страшно голоден.

— Может быть, вы не завтракали? А полдник?

— Нет, не завтракал, — помотал головой Джастин, отправляя в рот очередную ложку супа.

— Что же мешало поесть?

Джастин не ответил.

— Заработались? — предположила Джастина.

Он лишь молча кивнул.

— Капучино отличный, — заметила Джастина, — и пенка на нем прекрасная.

— Рад, что вам нравится. Может быть, хотя бы десерт?

— Ну нет…

— Не едите вечером?

Она пожала плечами.

— Видимо, просто нет настроения.

А вот у Джастина оно стремительно улучшалось, невзирая на то, что эта малышка задавала не всегда удобные и желанные для него вопросы.

— Я догадался. Вы учуяли божественный запах этого супа, и теперь вам просто завидно.

— Завидно? Это еще почему?

— Вы не позволяете себе есть после захода солнца, — пояснил Джастин, — а моему томатному супу завидуете. Это хотя бы белая зависть?

Джастина рассмеялась.

— Сколько оттенков зависти вы различаете?..

Суп был съеден, но Джастин не торопился разделаться со вторым блюдом.

Он и сам не знал, почему привел Джастину именно в этот ресторанчик. Да, он хорошо знал его и любил, но… До настоящего момента Джастин предпочитал избегать любых мест, где они бывали вместе с женой. Ничто уже не будет так, как раньше…

Это раз.

И два — тягостные и царапающие, тревожащие душу воспоминания о тех сладких мгновениях, когда они были счастливы, неизменно будут посещать его в подобных местах. Будь то кофейня, ресторан, галерея, театрик или парк. Джастин старался не думать о том, что и его седан — тоже такое же место.

Почему он привел сюда Джастину — одному Провидению известно.

Поблескивая темными глазами из-под пушистых ресниц, Джастина спокойно пила кофе. Казалось, она уже забыла и о сеансе, и о том, что они зашли сюда ненадолго.

Лазанья остывала на тарелке Джастина. Он растерзал ее ножом и вилкой и отправлял в рот по одному кусочку.

Джастина бросила взгляд на настенные часы.

Джастин заметил этот взгляд. Но он не хотел торопиться. Не хотел доедать свой обед. Он знал, что в следующий раз ему доведется поесть, только оказавшись дома. Вновь окунувшись в пустоту и одиночество. Ничего не скажешь — сильный контраст по сравнению с многолюдным кинотеатром, теплой и душевной атмосферой ресторана, компанией Джастины.

А в одиночестве ему совершенно точно кусок опять не будет лезть в горло.

Поэтому Джастин без зазрения совести пользовался ее присутствием. Оно помогало есть с ощущением вкуса, дышать, чувствуя живительный воздух, а не обжигающую легкие субстанцию. Оно позволяло не ощущать каменную пустоту в груди. Под взглядом Джастины этот камень словно теплел. Под улыбкой Джастины этот осколок словно проваливался в небытие, оставляя в груди Джастина живое и горячее сердце.

О том, что неплохо бы поддерживать какой-то застольный разговор, Джастину даже в голову не приходило.