Моя жена толчком открыла калитку и побежала навстречу объятиям моего отца и мачехи.

Через мгновенье мальчик стал прозрачным и исчез. Он унес с собой исполненные удивления глаза и все еще полуоткрытый рот.

Не забывай! Кричал я без слов через десятилетия. Никогда не забывай этот миг!

Когда мы раздевались в этот вечер в номере гостиницы, я рассказал ей о калитке и о том, как ее легчайшее прикосновение потрясло мою жизнь много лет назад. Она слушала, аккуратно разглаживая свою блузку на вешалке.

– Почему ты мне не рассказал этого раньше? – спросила она. – Чего ты боялся?

Я положил на время свою рубашку на стул, чуть не забыв о том, чтобы быть таким же аккуратным, как она, и потянулся за вешалкой.

– Я боялся измениться, конечно. Я защищал свое привычное, почти безупречное положение.

– Это твои доспехи? – спросила она.

– Да, конечно, эта защита.

– Защита. Почти каждый мужчина, которого я знала, погребен под защитным слоем, – сказала она. – Вот почему даже самые красивые из них так чертовски непривлекательны!

– Они отталкивали тебя от себя. И я когда-то отталкивал тоже.

– Ты нет, – сказала она, а когда я напомнил ей факты, она заметила:

– Ты почти оттолкнул меня. Но я знала, что то холодное существо, которое я вижу, это не ты.

Я увлек ее за собой в постель, дышал ее золотыми волосами.

– Какое прелестное тело! Ты так: невероятно прекрасна; и ты – моя жена! Как это может быть одновременно?

Я очень нежно поцеловал уголок ее рта.

– Прощай, моя гипотеза!

– Прощай?

– У меня была в ходу гипотеза, почти теория, до того как ты прекратила ,.( поиски. Вот она: красивые женщины почти равнодушны к сексу.

Она засмеялась от удивления.

– О, Ричард, ты шутишь! Правда?

– Правда. – Меня охватили противоположные желания. Я собрался рассказать ей, но в то же время я хотел продолжать ощущать ее прикосновение. Всему свое время, думал я, всему свое время.

– Знаешь, что неверно в твоей гипотезе? – спросила она.

– Думаю, что в ней все верно. Но есть исключения, и ты – спасибо Творцу – одно из них. А в общем случае дело обстоит так: красивые женщины устают от того, что их рассматривают в качестве сексуальных объектов. В то же время они знают, что их достоинства этим исчерпываются, поэтому их переключатели срабатывают на выключение.

– Занятно, но неправильно, – сказала она.

– Почему?

– Детская наивность. Переверни наоборот. Согласно моей теории, Ричард, привлекательные мужчины почти равнодушны к сексу.

– Чепуха! Что ты хочешь этим сказать?

– Слушай: «Я защищена от привлекательных мужчин как крепость, я холодна к ним, я не подпускаю их к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, не отвожу им никакой роли в моей жизни, и после этого всего начинает почему-то казаться, что они не получают такого удовольствия от секса, как мне бы хотелось:»

– Неудивительно, – сказал я и при виде разлетающихся обломков моего разгромленного предположения понял, что она имеет в виду. – Неудивительно! Если бы ты не была так холодна к ним, вукнесс, если бы ты чуть-чуть открылась, дала им понять, как ты себя чувствуешь, что ты думаешь, – ведь в конце концов ни один из нас, по-настоящему привлекательных мужчин, не хочет, чтобы к нему относились как к секс-машине! Вот и получается, что если женщина дает нам почувствовать чуть-чуть человеческого тепла, выходит совсем другая история!

Она переместила свое тело очень близко к моему.

– Класс? – сказала она. – И какова мораль этой басни, Ричард?

– Там, где отсутствует душевная близость, идеального секса быть не может, – сказал я. – Такова мораль, учитель?

– Каким мудрым философом ты становишься!

– И если кто-то постигает это, и если он находит того, кем восторгается, кого любит, уважает и искал всю свою жизнь, разве не может оказаться, что он находит тем самым самую уютную постель для себя? И даже если тот, кого он нашел, оказывается прекрасной женщиной, не может ли оказаться, что она будет уделять очень много внимания сексуальному общению с ним и будет наслаждаться радостями физической близости в той же мере, что и он сам?

– Вполне возможно, что в той же мере, – засмеялась она. – А может быть, даже больше!

– Учитель! – воскликнул я – Не может быть!

– Если бы ты мог побыть женщиной, ты бы многому удивился.

Мы – молодожены – касались друг друга и разговаривали в течение всей ночи, так что разрушающиеся стены, закаты империй, столкновения с правительством и банкротство – все это просто утратило всякий смысл. Это была одна ночь из многих, поднимающаяся из прошлого, возвышающаяся над настоящим и устремляющаяся в мерцающее будущее.