— Если не возражаешь, можем поехать ко мне. Бабушка скоро укатит в какую-то Тмутаракань, а пока будет рада накормить нас. Знаешь, когда бабуся дома, она не терпит, чтобы я питался с помощью автокухни.

— Тебе хорошо живется, — вздохнула Тина. — Очень славная у тебя бабушка. И где ты ее раздобыл?

— Скажу только тебе, по секрету. — Я наклонился к самому уху девушки. — Мне ее выдали за спортивные успехи.

Мне было очень приятно идти вот так с Тиной, болтая о всяких пустяках, по открытой солнцу галерее, повисшей на высоте двадцати этажей над институтским парком. Как-то незаметно для самих себя мы остановились у перил. Отсюда, с вышины, были видны вдалеке увенчанные звездочками острия древних кремлевских башен над лентой реки и разноцветные силуэты новых зданий, и безглазая труба Звездного Совета, и ажурные километровые зонтики погоды, и переплетенья скоростных магистралей над домами и рекой. Когда я положил руку на перила, мои пальцы прикоснулись к пальцам Тины, — очевидно, она этого просто не заметила, потому, что не отодвинула руку. Я вдруг ощутил внутри какую-то сладкую пустоту и понял, что не могу сейчас ничего сказать — ну просто ни слова. Мне хотелось только, чтобы мы вот так стояли рядом и молчали, и чтобы она подольше не убирала своей руки. Я не знаю, долго ли все это продолжалось, только вдруг почувствовал, что Тина тихо вздохнула, и от этого ее грудь на секунду прикоснулась к моему локтю. Я чуть-чуть подвинул свою руку, мои пальцы скользнули по ее пальцам и сплелись с ними. Это было так невероятно, что сердце у меня в груди вдруг забухало громкими редкими ударами.

Нас вернул к действительности чей-то голос. Я не сразу понял, что этот голос мне очень хорошо знаком. По галерее спешил к нам Гусев — как всегда, взлохмаченный и суетливый.

— Вот вы где, голубчики, — кричал он еще издали. — А я обегал пол-института. Тина, ты почему без браслета?

— Я сняла его, чтобы мне не мешали работать, — ответила девушка. — Думаешь, ты один не даешь мне покоя? — Мне показалось, что она не очень обрадована появлением своего дружка.

— Какие у вас планы? — осведомился Гусев.

— Мы собрались ко мне ужинать, — сказал я. — Бабушка грозилась сделать что-то необыкновенное. Пойдешь с нами?

Я смотрел на моего тренера, на дорогого друга Пашку Гусева, и чувствовал, что впервые во мне возникает какая-то неприязнь к нему. Я его очень любил и уважал. И тем не менее сейчас при виде Гусева я ощутил глухое раздражение. Тина была его девушкой, и он ей, очевидно, нравился, она, может быть, даже любила его, поэтому я не имел никакого права становиться у него на дороге. То, что сейчас произошло на галерее (хотя там ничего не произошло — эка важность, подержал девушку за руку), казалось мне предательством по отношению к другу, и я чувствовал, что Гусев думает так же, хотя и не подает виду. Ох, как мне не хотелось, чтобы он, я и Тина ужинали вместе! Дернул черт меня за язык — не брать же приглашение обратно…

Но тут проблема решилась без моего участия. Мы уже стояли у паркинга в ожидании свободного автокиба, когда Тина сказала:

— Мальчики, вам придется ужинать без меня. Я забыла про одно срочное дело. Извините!

Она помахала нам рукой, села в подъехавший киб и укатила. Тут же второй киб остановился перед нами. Мне уже расхотелось ужинать, но ехать пришлось. Пашка тоже был не в своей тарелке — плюхнулся на сиденье и надулся, как мышь на крупу.

Я о чем-то заговорил, но Павел упорно молчал всю дорогу. Дома я зашел к бабушке поздороваться, а когда вернулся в гостиную, Гусев торчал у стола и вертел возле своего носа розу, которую мне вчера бросила Тина. Цветок стоял в вазочке с живой водою, мне хотелось законсервировать и сохранить эту розу как память о Малом Споре (а еще больше о Тине). Но теперь все пропало — консервация не получится…

— Слушай, Алексей, — сказал Павел и швырнул розу на стол. — Тина — моя девушка, и ты к ней не приставай.

— С чего ты это взял, — пробормотал я. Выпад Гусева застал меня врасплох. — Мы с ней друзья и только.

— И давно это вы подружились?

Я разозлился.

— А что, ты хочешь мне посоветовать, с кем дружить, а с кем нет?

— Можешь дружить с кем хочешь. Но не дури девчонке голову. От нее теперь только и слышишь: ах, какой рыцарь, ах, какой удар, какой сверхудар, какой сверхталант, сверхгений!

— Это она на самом деле так говорит? — спросил я с неподдельным интересом.

Павел почувствовал, что зарвался, и сбавил тон.

— Так или не так — какая разница? Она меня любит — вот что главное. А ты ее с толку сбиваешь.

В его голосе чувствовалось сильное раздражение. Если они действительно любят друг друга, мое положение оказывалось незавидным. Хорошо, что я скоро уезжаю на Изумрудную…

Ужин был испорчен. Ели мы без всякого удовольствия, чем очень расстроили бабусю. Она сидела, поджав губы, и распрощалась с нами сухо. Я пошел проводить Павла. Мы пытались говорить о подготовке к Олимпийским играм, но разговор не клеился, и мы расстались.

Я бродил по городу довольно долго, думая о Тине и Павле. Высоко над моей головой в прозрачных трубах проносились серебристые капли магнитных поездов, еще выше проплывали дисколеты туристов, по улицам гуляли веселые, смеющиеся люди. Как всегда в это время, прошел легкий дождь, вывесив через все небо разноцветную радугу. Воздух стар удивительно свежим, запахло какими-то южными цветами. Не знаю, случайно это вышло или ноги сами привели меня, но когда я поднял голову, то увидел, что стою перед «Справочником Гименея».

Официально это здание называлось Центральным ин-форматорием. В его огромном кристалломозге были собраны подробные сведения о всех обитателях планеты— их возрасте, внешности, вкусах, привычках, работе, увлечениях. Вначале все это мыслилось как автоматическое справочное бюро, но потом было предложено с помощью Информатория облегчить людям встречи по интересам. И сразу оказалось, что подобное учреждение просто необходимо людям. При этом большинство запросов имело целью получить информацию, облегчающую поиск подруги или друга жизни, и вскоре Информаторий иначе, чем «Справочником Гименея», почти никто не называл.