На опыте эскалации войны на Сицилии, истощившей Рим, Римская республика, как видно, ничему не научилась. Четыре десятилетия спустя она связала себя обязательствами дружеских отношений с Сагунтом, что на Пиренейском полуострове, чем спровоцировала Баркидов, династии их злейшего карфагенского противника Гамилькара Барки. Это спровоцировало II Пуническую войну (218—201 гг. до н.э.), которая привела город и его союзников на край пропасти.

Эта готовность идти на риск тем более удивительна, что совсем другой противник давно уже представлял для Рима гораздо большую опасность, чем карфагеняне на большом острове, а позже Баркиды в Испании. Процесс экспансии римского владычества и римско-латинской колонизации шел совсем в другом направлении. После нападения кельтов на первом плане стояли верхнеиталийские регионы и задача покорения кельтских племен. Делая вывод из более поздних событий, можно сказать, что римская республика во всех начинаниях, которые касались вне-италийских регионов, будь то Сицилия, Иллирия, Испания, Македония, Греция или Малая Азия и Северная Африка, вызывала события, последствия которых к началу интервенции не были предусмотрены.

Доказательством отсутствия у Рима внешнеполитической концепции является тот факт, что после окончания I Пунической войны на Сицилии не сразу была отлажена эффективная римская администрация вновь приобретенных областей. Первостепенная цель Рима заключалась не в том, чтобы по возможности лучше эксплуатировать новые регионы, а в освобождении Сицилии, а позже Сардинии и Корсики от власти Карфагена. За этим кроется не только абстрактная римская «идеология безопасности», но и горький опыт многочисленных грабежей городов побережья карфагенским флотом во времена последней войны. Прежде всего за этим просматривается своеобразный принцип внешней силовой политики Рима: классическая Римская республика хотела господствовать над своим приграничным пространством, но боялась, однако, брать на продолжительное время власть над этими завоеванными территориями. Так как аристократическая республика не имела управленческого аппарата с долгосрочными функциями, она не могла и думать о том, чтобы взять на себя дополнительно управление большими регионами. Во-вторых, каждый обладатель власти, долгое время управляющий внеиталийскими областями, очень сильно увеличивал там свою клиентелу, что служило угрозой для равновесия римского аристократического общества и его однородности. Тем самым возрастала возможность образования единоличной власти, а в конце концов и монархической. Рим был всегда очень щедр на обвинения в подобных намерениях: подозревался в этом Сципион Африканский, а также Тиберий Гракх и Цезарь.

Итак, ясно, что начало систематической организации внеиталийской сферы господства Римской империи в своей основе было продиктовано военной и политической необходимостью. Очень часто это были импровизации, которые в будущем превращались в долгосрочные решения. Только в 227 г. до н.э. на Сардинии, Корсике и Сицилии были учреждены два претора с военной и административной властью и юрисдикцией. Установлением должностей этих двух провинциальных наместников преследовалась цель обезопасить римское господство от нежелательных для Рима совпадений интересов кельтов и карфагенян.

Обе ближайшие провинции, созданные в 197 г. до н.э. — Испания ближняя и Испания дальняя ~ были наследием II Пунической войны, подобно тому как Сицилия, Корсика и Сардиния — наследием I Пунической войны. Конфликт с Македонией привел к образованию в 148 г. до н.э. провинции Македония, к которой вскоре была присоединена большая часть покоренной Римом Греции. Это являлось следствием войны с Ганнибалом, бывшего союзником Филиппа V Македонского. Поводом для массированной римской интервенции, которая привела к параличу всех эллинистических монархий, послужили попытки македонских и селевкидских владык распространить свою власть на греческие полисы в Греции и Малой Азии.

Последующие образования римских провинций были тоже вынужденными. Возникновение провинции Африка в 146 г. до н.э. явилось неизбежным следствием III Пунической войны (149—146 гг. до н.э.). Образование провинции Азия в 129 г. до н.э. прямое следствие равнодушия владык Пергама, которые по завещанию передали свое царство римлянам, а тот, кто подает пример, всегда находит подражателей. Образование Нарбоннской Галлии в 121 г. до н.э. стало необходимым, когда нужно было обеспечить безопасность коммуникаций из Италии в испанские провинции.

Если учесть все эти даты, факты и взаимосвязи, можно понять, что радиус власти Рима постоянно расширялся дальше, чем может предположить число провинций. Целая сеть договоров о дружбе, клиентские отношения с вождями и царями, дипломатические миссии и «благодеяния» распространяли римское влияние на другие регионы и давали основания и предпосылки для новых вмешательств. Еще со времен первой римской интервенции в Грецию и на эллинистический Восток в начале II в. до н.э. в город Рим хлынули посольства и цари из всего Средиземноморья. Сенату очень нравилась роль постоянного советчика и третейского судьи. Рим превратился в место, где разрешались конфликты государств Греции и Малой Азии, а также Испании и Северной Африки, но только не конфликты собственных провинций. Уже давно стало ясно, что в результате непрямого управления, противоречивости и непродуманности римских решений озлоблялись и ослаблялись даже дружественные государства. Политические и общественные склоки часто приводили к хаотическим отношениям, и Рим был просто вынужден взять на себя управление этими государствами.

Какой бы целенаправленной и прогрессивной ни казалась организация римского союзничества в Италии, какими бы успешными ни были применение римского гражданского права и система римско-латинской колонизации, а также последовательная политика договоров, как инструмента власти и ее укрепления, такими же рудиментарными и неадекватными были основы римской администрации в провинциях. Там не было никакой модели римского господства и управления, которая переносилась бы на вновь обретенные пространства, не было четкой программы расширения римских территорий. По своей структуре и функциям они походили на первые внеиталийские провинции в Испании и Северной Африке, Малой Азии и Нарбоннской Галлии.

Но этот «конгломерат подвластных регионов» (В.Долайм) сдерживался угрозой введения римских легионов, а также заселением или долгосрочным пребыванием там римлян и италиков. Сначала эти замкнутые поселения не играли решающей роли. Но потом десятки тысяч римских ветеранов, торговцев и поселенцев внесли гораздо больший вклад в романизацию провинций, чем римская администрация. Более стабилизирующим римское господство фактором было то, что большие группы высших слоев местного населения становились на сторону Рима, видя в нем гаранта сохранения своих владений и собственности, действуя в своих интересах, они действовали в интересах Рима.