— Ты что это, Кеша, задержался? — спрашивает меня Наташа.

— Да вот, выписывал командировку!

— Опять в командировку! А в отпуск когда?

На Наташином возмужавшем и чуть пополневшем лице появляется выражение досады и разочарования.

— Я не для себя хочу отпуск, а для ребят!

— Успокойся, Наташа, в июле едем…

Утром я выезжаю на попутной машине, идущей с грузом в район, где находится Мика Асеев.

— Устраивайтесь поудобнее, Иннокентий Иванович, — добродушно басит знакомый шофер Иван Новых. Это коренастый сибиряк с загоревшим до кирпичного цвета лицом.

— Опять в командировку? Ну, по трассе я вас быстро доставлю в район. По трассе ездить — одно удовольствие! — говорит Иван, улыбаясь. — Это по наледям Индигирки ползти, как в прошлую вашу поездку…

Через несколько часов, преодолев крутой перевал, въезжаем в долину, где десять лет назад мы открыли ключ Аня. Теперь здесь вырос новый прииск. Машина идет мимо полигонов, отвалов, штолен. Поднимаются эстакады промывочных приборов, слышен рокот бульдозеров и экскаваторов.

По широкой долине мы выезжаем на реку Неру. Вдали, среди возделанных полей, виднеются ряды длинных застекленных теплиц, поблескивающих на солнце.

— Ну, вот и агробаза! Сейчас сгрузим несколько мешков с Минеральным удобрением, попьем чайку и дальше, — говорит Иван, сворачивая машину к проселку.

Агроном Горохов, седенький старичок, водит нас по теплицам.

— Горнякам нужны овощи, а трудно и дорого завозить их в район мирового полюса холода. Поэтому свои овощи давно были мечтой. И вот наши мечты превращаются в реальные факты. Ведь это же факт, вот это самое, — и он показывает на только что высаженную капустную рассаду. — Ведь кочан здешней капусты не уступает по весу материковской. А репа-то в килограмм весом родится. Это ведь тоже факт!

Трудно не согласиться со старым агрономом. И десятки тонн свежих овощей, приготовленных к отправке горнякам, лучше всего подкрепляют его слова.

После обеда покидаем агробазу. Перевалив через крутой перевал, мы спускаемся в Тополевую долину — район разведок. Уже издалека виднеется юрта старого охотника якута Софрона. Полвека назад построил он около устья небольшого ручья свою юрту. Имя Софрона хорошо известно всем исследователям Индигирской тайги. В его задымленной юрте останавливались экспедиции геологов, топографов, геодезистов. Во время таежных скитаний я много раз встречался с ним. «Как-то поживает старый охотник? Ведь ему сейчас сто пять лет», — припоминаю я.

Возле юрты Софрона царит оживление. По Тополевой долине пролегла трасса, и его юрта стала своеобразной почтовой станцией и ремонтно-заправочным пунктом. Здесь стоят, тракторы, автомобили, лежат запасные части дизелей и тракторов, бочки с горючим. Водители, трактористы, пассажиры заполнили юрту. Раздаются шутки, громкий хохот.

У камелька с трубкой в зубах сидит сам Софрон. Его окружают молодые парни. Они слушают старого охотника с неподдельным вниманием.

Софрон рассказывает, как он с зятем и приятелем ходил на медведя. Берлога была обнаружена заранее и заложена бревнами, чтобы зверь неожиданно не выскочил. Но когда подошли и раздразнили медведя, он, разъяренный, раскидал бревна и неожиданно появился перед охотниками. Софрон оказался лицом к лицу с медведем и уложил его из своей берданы с одного выстрела.

— А вы, охотнички, струсили, сбежали, эх вы, — иронизируют слушатели над зятем Софрона, сидящим тут же.

— Сбежали! — соглашается тот, — Здорово быстро сбежали…

— Еще бы! — ядовито говорит водитель. — Ведь ты на семьдесят лет моложе Софрона. Тебе легко было бежать.

А Софрон, закурив трубку и удаляя себя мундштуком в грудь, с гордостью произносит:

— Мин — стахановец. Мин — первый стахановец-охотник.

И Софрон говорит правду. Он действительно здесь самый знаменитый и опытный охотник. Больше, чем другие, выставил он ловушек на горностая, капканов на лисиц, петель на зайцев, плашек на белку. Каждое утро он выходит на проверку своих многочисленных ловушек и западней. На каждый свежий звериный след он немедленно ставит капкан. Никто лучше его не снимает и не высушивает шкурки с убитого зверя. Всю пушнину Софрона фактория принимает первым сортом. Неутомимость и энергия старого охотника вызывают изумление всех, кто встречается с ним.

— Сколько тебе лет? — спрашивает его Иван.

— Много, да много! — И Софрон десять раз взмахивает обеими руками и один раз другой. — Сто пять!

— Ничего себе!.. — удивляются слушатели.

— Наверное, прибавил себе лет десять! — слышится чей-то недоверчивый голос.

Софрон радушно встречает меня, угощает чаем.

Я вспоминаю нашу первую встречу, когда Софрону, по его вычислениям, шел девяносто седьмой год.

В то лето наша геологопоисковая партия подошла к реке Индигирке. Преодолев тяжелый перевал, мы с трудом спустились с водораздела в красивую широкую долину реки Тополевой, густо заросшую тальником и высокими тополями.

Чуть заметная тропка, на которую мы наткнулись, километров через шесть превратилась в горную, хорошо утоптанную тропу со свежими следами рогатого скота.

По карте мы знали, что в устье реки стоит юрта Софрона. Впереди показалось красивое озеро, заросшее с одной стороны тальником. За озером среди лиственниц виднелись старая большая юрта, загон для скота и несколько амбаров.

Около юрты паслись коровы. Наши лошади, завидев жилые постройки, прибавили шагу и весело заржали.

Неистово залаяли откуда-то появившиеся две большие собаки. Из юрты выскочил старик якут в длинной, по колено, грязной рубахе, в летних торбазах из сыромятной кожи, с трубкой в зубах.