— Вижу, — сказала Джолин. Она выключила воду и поставила кастрюлю на стол. Потом повернулась на одной ноге и передвинула инвалидное кресло.

— К этому времени у папы каша была уже готова, — прибавила Бетси.

Джолин, не думая, схватила кастрюлю правой рукой. Все произошло мгновенно, но перед ней словно прокручивалась замедленная запись: пальцы смыкаются на ручке, поворот, потом пальцы медленно разжимаются, и кастрюля выскальзывает…

И с грохотом падает на пол.

— Ты меня всю облила! — закричала Бетси, вскакивая из-за стола. — О боже, мне нужно переодеться… — Она выскочила из кухни.

Джолин опустилась в кресло.

— Смотри, что ты наделала, мама. — Лулу нахмурилась. — На полу целое озеро.

Джолин ничего не ответила.

— Мама? Смотри, что ты наделала. — В голосе Лулу звучал страх. — Я хочу к папе.

— Кого это волнует?

Лулу заплакала.

— Я хочу к папе, сейчас!

По лестнице спустилась Бетси, одетая в джинсы и белую толстовку с капюшоном. Она взяла Лулу на руки. Девочки смотрели на мать.

— Ну? — сказала Бетси.

— Что «ну»?

— Что с тобой?

Джолин почувствовала, как ее захлестывают отчаяние и гнев. Она очень хотела сдержаться, быть хорошей матерью, но ничего не могла с собой поделать. Злость и раздражение были сильнее.

— Что со мной? — крикнула она, едва не прибавив: «А вы не видите?»

С улицы донеслось пыхтение школьного автобуса, Он подъехал к повороту и остановился.

Вскрикнув, Бетси отпустила Лулу, которая ударилась об пол и заплакала:

— Она сделала мне больно! Она сделала мне больно!

Бетси подскочила к двери кухни и распахнула ее.

— Подождите! Подождите!

Но было уже поздно. Джолин слышала, как удаляется автобус.

— Я опоздала, — взвизгнула Бетси, подходя к ней. — Теперь придется приходить после начала урока. Все будут на меня пялиться.

— Я хочу есть, — хныкала Лулу. — Хочу к папе.

— Ну? — спросила Бетси. — Ты так и будешь тут сидеть?

Это подействовало. Джолин ухватилась за колеса и повернула кресло.

— Что за чушь ты несешь? Можешь мне поверить, Бетси, опоздание в школу — это не трагедия. — Она подняла искалеченную ногу, пустая штанина раскачивалась из стороны в сторону. — Вот это трагедия. Приготовь сестре завтрак. Скоро должна приехать бабушка. Она отвезет вас в школу.

— Ты говорила, что все будет хорошо! — крикнула Бетси. Щеки ее порозовели. — Неправда! Ты даже не можешь о нас позаботиться. Зачем ты вообще вернулась?

— Ты испорченная девчонка. — Джолин резко повернула кресло и поехала прочь. В бывшем кабинете она захлопнула за собой дверь, встала и со стоном рухнула на кровать.

Как ей хотелось позвонить Тэми, сказать: «Я только что орала на дочь, а она кричала на меня. Скажи, что я не стерва… скажи, что она… скажи, что все будет хорошо…»

Через закрытую дверь до нее доносился плач Лулу. Бетси пыталась успокоить сестру. Наверное, они сидят, обнявшись, смотрят на закрытую дверь, недоумевая, что за женщина там прячется. Они знают, что их мама не вернулась с войны. Настоящая мама. Домой приехала чужая женщина, чужая для всех, и в первую очередь для себя самой.

Я хочу к папе.

Когда это Лулу искала утешения у папы?

Еще одна перемена. Пока Джолин отсутствовала, центром семьи стал Майкл. А она осталась на обочине, с краю. Теперь Майкл заботится о детях, он их утешает. Ему они доверяют.

Она услышала стук, но не ответила.

Дверь открылась, и в комнату вошла Мила. Она была одета как для работы — в джинсы, просторную джинсовую рубашку и зеленый брезентовый фартук. Волосы собраны под сине-белой банданой. Она подошла к кровати и присела на край. Потом наклонилась и убрала прядь спутанных волос с глаз Джолин.

— Солдат не бежит и не прячется в своей комнате после одного проигранного сражения.

— Я больше не солдат, Мила. Не жена, не мать. Кто я, черт возьми?

— Ты всегда была очень строга к себе, Джолин. У тебя трудные времена, ты уронила кастрюлю с водой и накричала на дочерей. Подумаешь… Я все время кричала на Майкла, когда он был подростком.

— Я никогда на них не кричала, — тихо сказала Джолин.

— Знаю. Честно говоря, как раз это необычно.

— Теперь они меня боятся. — Джолин вздохнула. — Я сама себя боюсь.

Мила понимающе улыбнулась:

— Мы все знали, что провожать тебя будет трудно, но никто нам не сказал, как будет тяжело, когда ты вернешься. Нам нужно приспособиться. Всем. А ты должна быть снисходительнее к себе.