Шрифт:
— Тут негде приземлиться! — крикнул Джейми.
— Поняла, — ответила Джолин. Она манипулировала двумя педалями, управляя главным и хвостовым винтами.
— Там! — сказал Смитти. — Направление на «один час».
Джо заставила вертолет зависнуть, хотя каждая секунда давалась ей с трудом. Ветер набрасывался на них, раскачивая тяжелую машину. Среди каменистой пустыни она увидела двух солдат. Они явно попали под сильный огонь. Пули, звеня отскакивали от вертолета.
Джейми откинул люк и открыл плотный заградительный огонь.
— Все чисто, — сказал он через несколько секунд. — Можно приземляться.
Порыв ветра ворвался внутрь, раскачивая вертолет.
— Медленно снижаюсь, — сказала Джолин в микрофон. Потом аккуратно посадила вертолет. Вторая машина осталась в воздухе, обеспечивая прикрытие.
Джолин внимательно следила за приборами.
Когда солдаты благополучно погрузились в задний отсек, Джолин перевела дух. Через несколько секунд машина уже поднялась в воздух и взяла курс на базу.
Там они услышали о другом вертолете, который был сбит в окрестностях Багдада; весь экипаж погиб.
Той ночью Джолин не могла заснуть. Стоило закрыть глаза, как она видела падающие на землю вертолеты, слышала крики людей. Видела одетых в черное ребятишек, окруживших покрытый флагом гроб, видела солдата, подходящего к двери ее дома… Наконец она сдалась. Включила маленькую лампу и достала дневник.
«АВГУСТ
Я люблю летать. Всегда любила, и я горда тем, что нахожусь здесь, делаю свою работу, помогаю моей стране. Но в последнее время во мне поселился страх, словно птица, бьющая крыльями и пытающаяся вырваться у меня из груди. Это ужасно! У меня дурные предчувствия.
Все увиденное остается со мной. Даже во сне я не могу избавиться от этого — разлетающиеся в стороны руки и ноги, умирающие солдаты, скручивающиеся от жары фотографии детей на стенах трейлера. Поднимаясь в воздух, я каждый раз думаю: неужели так все и будет? Я представляю, как моей семье передают страшное сообщение.
Тэми все время повторяет, что я должна опереться на Майкла. Рассказывает, как Карл помогает ей справиться с тем, что нам приходится видеть. Говорит, что я упряма и сама разрушаю свой брак.
Но как мне последовать ее совету? Как поговорить с Майклом, Майклом, которого я люблю с того момента, как он впервые меня поцеловал, Майклом, который стал моей семьей. Вернее, был, пока не сказал, что больше не любит меня. Передо мной пример матери, которая много лет льнула к мужчине, который ее разлюбил. Это ее и убило. Никогда не думала, что окажусь на ее месте. Или нет?
Я теряю здесь себя или просто перестаю его любить? А может, это неотъемлемая составляющая войны? Я чувствую, что все, кто остался дома, отдалились от меня. Мои друзья здесь; это люди, которые могут на меня рассчитывать, люди, которые спасут и прикроют меня.
Но иногда этого недостаточно. Иногда мне нужен… Майкл.
Он нужен мне. Но я не могу сказать ему об этом. Я не верю, что он мне поможет. Больше не верю.
Неудивительно, что мне так одиноко. А теперь звенит этот проклятый будильник в часах, напоминая…»
Август промелькнул чередой жарких, солнечных, наполненных истомой дней. Бетси и Лулу были почти все время заняты — в летних лагерях или у Милы в магазине. День рождения Лулу прошел без сучка без задоринки, хотя гораздо тише, чем предыдущие.
Утром яркое солнце взошло на безоблачном небе, обещая чудесный летний день. В половине десятого Майкл оторвался от домашнего компьютера, поднялся наверх и постучал к девочкам.
— Вставайте, сони. Через полчаса за вами заедет Йа-Йа.
Не дожидаясь ответа он спустился в кухню и поставил на стол завтрак. Гренки со свежей черникой.
— Спускайтесь, девочки!
Прихлебывая кофе, Майкл включил телевизор в гостиной.
«…прошлой ночью в тяжелых боях в окрестностях Багдада. Вертолет, ведомый уорент-офицером Сандрой Паттерсон из Оклахома-Сити был подбит реактивной гранатой и упал через несколько секунд. Весь экипаж погиб…»
На экране сменяли одна другую фотографии людей в военной форме.
— Я думала, женщинам не разрешают участвовать в боевых действиях, — тихо сказала Бетси за его спиной.
«Господи, помоги», — подумал Майкл. Мало ему самой новости, так еще нужно успокаивать дочь. Как разубедить ее в том, что очевидно им обоим?
А как бы поступила сама Джолин? Что бы она ждала от него?
Майкл медленно повернулся. В глазах Бетси стояли слезы. Она выглядела такой хрупкой и растерянной, как и он сам.
Он взял дочь за руку, отвел к дивану и сел рядом с ней.
— Мама не хочет, чтобы мы волновались.
— А ты волнуешься?
Заглянув в ее испуганные глаза, Майкл понял, что Бетси помнит его слова. Неужели он ей солжет? Он умел избегать правды, но в кои-то веки решил себя не щадить.
— Я тоже, — наконец произнес Майкл и посадил дочь себе на колени.
Бетси обвила его руками, как маленькая, и уткнулась лицом ему в шею. Он понял, что девочка плачет — вздрагивающие худенькие плечи, влага на коже, — и не стал больше ничего говорить.
Когда она отстранилась, дрожащая, с мокрым от слез лицом, Майкл почувствовал, что его захлестывает волна любви, какую раньше он никогда не испытывал.
— Я люблю тебя, Бетси, и у нас все будет хорошо. Мы должны в это верить. Мама вернется домой, к нам.
Бетси медленно кивнула, прикусив губу.
— Эй, — сказала Лулу, входя в комнату. — Я тоже хочу обниматься.
Майкл протянул к ней руку, и она взобралась к нему на колени рядом с сестрой.
— Думаю, сегодня я должен отвести своих девочек на пляж, — помолчав, сказал Майкл.
Лулу отстранилась, глаза у нее широко раскрылись.
— Ты?
— Но сегодня же рабочий день, — удивилась Бетси.
— Хорошего понемножку, — ответил Майкл. Непривычные слова ослабили какую-то пружину внутри, наполнили его радостью. Он взял телефон, лежавший на краю стола, и позвонил матери: — Привет, ма. Я сегодня останусь дома, с девочками. Мы собираемся на пляж. Хочешь с нами?