Шрифт:
Кафешка, в которой я обычно обедала в середине рабочего дня, была заведением средней руки, на самообслуживании. Только я собралась встать в очередь к раздаче, как Роман удивил меня вторично — выразил желание поработать официантом. Выяснил, что я хочу заказать и через несколько минут сам это принес и сам оплатил, пока я занимала столик. Ладно, галантность есть — запишем ему плюс. Ма-а-аленький такой плюсик! Крошечный. Мне раб без надобности. Мне мужик нужен — сильный и надежный. Чтоб как за каменной стеной и без постоянного адреналина, как, скажем, с Игорем. Хватит с меня триллеров! Страсть бы, конечно, тоже неплохо, но на безрыбье, как говорится… Надо исходить из прагматичных критериев. Этот же, с позволения сказать, поклонник, не отвечал ни одному из них. И я сама не понимала, какого черта теряла с ним время. Впрочем, почему «теряла»? Я просто обедала, а оплативший мой обед Роман заслужил хотя бы того, чтобы я терпела какое-то время его присутствие и краем уха слушала, что он мне говорит. Тем более, было принято твердое решение в конце решительно ему отказать.
Но в любом случае ст оит дождаться конца обеда. Вдруг ему удастся меня еще чем-нибудь удивить? Однако удивлялки на сегодня закончились. Дальнейшее происходило типичном для него стиле и было предсказуемо до тошноты. Роман не только не торопился сказать то, ради чего, видимо, затевался весь обед, но и, казалось, всячески оттягивал начало объяснения, словно боялся его. Впрочем, наверняка так оно и было. Солодовников пытался вести непринужденную беседу, но получалось у него так плохо, натужно и неуклюже, что, право, лучше бы он молчал. Мне было скучно, и спасала только еда, которая, к счастью, в этом кафе была очень даже неплохой. Роман же был ощутимо напряжен, и напряжение это с каждой минутой только росло.
Дело дошло до чая. Я отхлебнула из чашки, и мне показалось, что вкус у напитка немного необычный. Ароматизатора, что ли, добавили? Вообще-то, в этом заведении такое не практиковалось. Правда, второй глоток не подтвердил первичных ощущений. Показалось, наверное. Только Роман, пока я пила, смотрел на меня так странно… Меня даже посетила заведомо бредовая мысль, что он добавил в напиток яда или приворотного зелья и теперь ждет эффекта. Очень в этом сомневаюсь, потому что и то, и другое было поступком. Низким, подлым, но поступком, а Роман производил на меня впечатление человека, в принципе не способного совершить что-нибудь, выходящее за рамки его мелкого, серого, насквозь отформатированного мирка. Так что ничего в этом чае не было, равно как и в самом Романе.
Между тем, обед подходил к концу, а он так ничего и не сказал. Точнее, наговорил-то этот ничтожный тип выше крыши, но все его слова были пустыми и незначащими, словно куча мусора. Или, если быть к нему, все же, снисходительной, их можно сравнить с кучей опавших сухих листьев. Я уж начала прикидывать, как бы мне самой вывести разговор к нужной теме — то есть высказать моему собеседнику свое категорическое нежелание больше тратить на него время. Роман же, как мне казалось, все больше нервничал, и в глазах его периодически вспыхивало недоумение, как будто не происходило того, что должно было произойти обязательно. Такая ситуация уже начинала понемногу тревожить и меня, ибо внушала подозрение, что в параноидальных мыслях насчет яда или зелья в чае есть рациональное зерно.
Когда смятение моего сотрапезника стало проявляться еще более явно, я уже не выдержала:
— Роман, что с тобой?
— А? Да ничего, я в порядке. Просто… Видишь ли, Лена, я… Как же тебе сказать…
— Не надо, — перебила я его. — Не затрудняйся с формулировками. Я и так знаю, что ты хочешь мне сказать. Но это не имеет никакого значения.
— Почему?
— Я вижу, что у тебя есть ко мне чувства. Однако ничем не могу на них ответить. А потому все твои дальнейшие попытки бессмысленны. Что бы ты ни сказал или ни сделал, ничего не изменится.
— Но, Лена, ты очень много для меня значишь!
— Понимаю. Но это ведь не моя проблема, не так ли? Будь добр, разберись со своими чувствами сам и меня в процесс не вовлекай.
На него было жалко смотреть. Но во мне помимо жалости проснулось и презрение, которое сразу стало доминировать: мужчина не должен быть такой тряпкой.
— То есть ты предлагаешь остаться друзьями? — беспомощно произнес Роман.
— Друзьями? — При этом слове у меня вырвался короткий нервический смех. — А мы что, ими были? Если да, то этот момент как-то ускользнул от моего внимания. Мне кажется, ты не слишком адекватно оцениваешь ситуацию. И вот что я тебе скажу: чем меньше мы в дальнейшем будем общаться, тем лучше.
Я решительно поднялась из-за стола, извлекла из кошелька 150 рублей и положила их на стол.
— Вот. Этого должно хватить для оплаты моего обеда.
Он сделал вялую попытку возразить, но я резким раздраженным жестом пресекла ее на корню.
— Счастливо оставаться и приятного аппетита!
С этими словами я отвернулась и поспешила прочь. Последнее пожелание в сложившейся ситуации, пожалуй, можно было счесть тонкой издевкой: к своему обеду он так и не притронулся, а характер нашего прощания мог окончательно отбить у него аппетит. Но что поделать — наблюдать дальше это ничтожество было выше моих сил. Солодовников выглядел не просто побитым — он буквально на куски рассыпался, будто известняк под ударом кувалды. Полностью раздавленное существо, которое не пожалеть хочется, а изгнать подальше от людей, словно его никчемность была заразной и могла прицепиться к кому-нибудь еще.
Я вышла из кафе вполне довольная собой. Изрядно нервировавший меня в последнее время балласт был сброшен, и теперь, по идее, жизнь моя должна пойти на подъем. Хорошо бы… Только в груди почему-то осталось странное и неприятное ощущение, словно со мной произошло что-то плохое, а я не могу понять, что.
Вот сижу сейчас, записываю все в дневник и пытаюсь сообразить, в чем дело. Увы, пока безуспешно… Так, кто-то в дверь звонит. Кого еще принесло на ночь глядя? Ладно, пойду открою, а допишу потом… Или завтра…