Вскоре после «мыльной эпопеи» Ярка занялся производством глиняной посуды, обжечь которую ему, однако, не удалось. Затем он начал изготовлять первобытный лук и стрелы. А когда он наотрез отказался использовать для тетивы обыкновенную бечевку, Петронил сказал ему:

— Эх ты, Робинзон!

У Петронила были все основания придумывать ребятам прозвища — ведь его собственное было ему ненавистно.

Пока Петронил и Робинзон шагают в школу, мы вам кое–что расскажем и объясним.

Однажды, в конце прошлого учебного года, кто–то в классе крикнул:

— У Петра сегодня именины! Петр Склонил именинник!

Петронил вовсю оборонялся:

— У меня именины? Во–первых, я именины не справляю, а во вторых, Петры будут только в мае. А в день Петра и Павла у меня никаких именин нету, нету, нету!

Какой–то ехида достал календарь и ко всеобщей досаде действительно не нашел в мае никакого Петра, но зато нашел Петронилу.

— Значит, наш Петричек сегодня не именинник? Выходит, ты вовсе не Петр, а Петронила, да?

И весь класс грохнул хохотом, хотя вот–вот должны были принести дневники с отметками. Тут Илья подбежал к доске и огромными буквами написал: «Петр Склонил», потом зачеркнул первые три буквы фамилии, и на доске осталось: «Петр…онил». Петронил. Класс снова взорвался хохотом.

И даже каникулы не помешали прозвищу прицепиться к Петру. Вот как Петр стал Петронилом.

И вог почему Петронил начал придумывать прозвища остальным. Но получалось это у него неважно. Его единственным триумфом стал «Робинзон». Но Робинзон, в отличие от Петронила, свое прозвище принял с превеликим спокойствием. Не сказал ни слова. И глазом не моргнул. И вот сейчас, когда они вместе идут в школу, Робинзон тоже не говорит ни слова. И глазами, наверное, не моргает, но этого Петронил утверждать не может, потому что сам он не отводит глаз от туго набитого портфеля приятеля. Портфель кажется ему необычайно таинственным.

Тайна портфеля Робинзона была разоблачена еще перед началом урока.

Робинзон вошел в класс и тотчас же направился к парте, за которой сидел Гонза. На ходу он коротко бросил:

— Принес?

Гонза поднял голову, вытянул шею и пристально посмотрел Робинзону в глаза. Вместо ответа он выпалил также коротко:

— Принес?

Робинзон упрямо тряхнул головой:

— Я тебя спрашиваю — ты принес?!

Гонза явно не хотел уступать, но, заметив толщенный портфель, который Робинзон поставил на пол, он улыбнулся:

— Конечно!

Больше Гонза не сказал ни слова. Гонза вообще был молчалив.

Робинзон, находясь в обществе Гонзы, тоже не отличался красноречием. Он молча открыл портфель и разложил перед ним кипу книжек. Петронил перестал вытягивать шею и разочарованно вздохнул. Это были старые книжки. Очевидно, Робинзон не очень дорожил ими. Рядом с путевыми записками, которые назывались «Под палящим солнцем», лежал томик Клостермана, была здесь и детская книжонка про зверушек, и брошюрка «Что можно сделать из дерева», и еще несколько книжечек. Самой ценной, несмотря на то что она была засалена и потрепана, несомненно являлась книга «Полный вперед в мир техники». Ее Гонза тотчас же схватил и принялся перелистывать.

— А что еще даешь? — спросил он.

— Ты что, совсем рехнулся? — задохнулся от возмущения Робинзон.

Но так как в это время зазвенел звонок, он сгреб книжки обратно в портфель и ринулся на свое место рядом с Иркой Домкаржем. Он уже вообще жалел, что принес «Полный вперед в мир техники». Отдавать такую книжку!

«А «Коркорана» не хочешь? — написал он Гонзе. — Я дал его почитать Петронилу, но скоро возьму обратно».

Записка пошла к Гонзе, и тут же пришел ответ:

— «Лучше «Полный вперед» в руках, чем «Коркоран» у Петронила».

Но во время перемены они, ко взаимному удовольствию, все–таки договорились,, и Гонза засунул в свою парту «Полный вперед».

— А Шторха ни одной книги не принес? — не преминул заметить Гонза.

— Конечно, нет, — ответил Робинзон.

И тут Гонза достал из кармана какой–то черный камень.

— Смотрите–ка, булыжник! — воскликнула Ширнерова, которая сидела с ним рядом.

От этой девчонки никогда ничего не укроется.

— Булыжник? Сама ты булыжник! Умница! Каменный топор! — не сдержался Робинзон, хотя его внимание было целиком поглощено этим странным черным камнем.

Все сгрудились вокруг Гонзы. Был здесь и Петронил.

На ладони у Робинзона лежал темный блестящий камень с круглым аккуратным отверстием посредине. С одного конца он был старательно заточен, второй конец был плоский, словно отбитый.

Илья взял камень в руку, засунул в отверстие палец и принялся вращать топор вокруг пальца.

— Действительно, похож на доисторический топор, — рассуждал он вслух, — но что–то уж слишком аккуратно сделан. Поглядите на шлифовку или на эту сторону. Чем они могли ее так заточить? Это просто подделка.