Шрифт:
— Расставляйте фигуры! — приказал старичок, когда Павел явился в купе. — Вы, надеюсь, играете?
— Средне, — поспешил заметить Павел. — Только вторая категория.
— Голубчик! — радостно удивился пассажир. — Вы же клад, а не сосед.
Он встал, одернул на себе черный габардиновый пиджак, сообщил со старческой церемонностью:
— Разрешите рекомендоваться. Цибульский. Лаврентий Степанович. Бухгалтер… Старший бухгалтер, — уточнил он. — Казанскую гимназию во время оно окончил, стихи на французском писал. А теперь, как изволили слышать, по финансовой части. Что делать? Фе-т-аккомпли [6] …
6
Фе-т-аккомпли — совершившийся факт (фр.).
Абатурин тоже поднялся, сказал тихо:
— Домой еду. С действительной.
— Тан мье [7] , — одобрительно заметил старичок. — Большая радость родителям. Итак, аллен! [8]
Павлу достался первый ход, и он начал игру скачком королевской пешки.
После второго хода белых старик ухватил в кулак свою бородку, забеспокоился и даже порозовел от волнения.
— Вот вы как, батенька, — забормотал он, покусывая клинышек бороды. — Королевский гамбит… Неслыханные осложнения могут быть.
7
Тан мье — тем лучше (фр.).
8
Аллен! — Идем! (фр.).
Он играл с величайшей осторожностью; прежде чем сделать ход, беззвучно шевелил губами, тщательно протирал кончиком платка очки и, наконец, вздохнув, двигал фигуру. Никаких особенных мыслей не было в его партии, но играл он цепко и не давал Павлу надежд на просчет.
Катя принесла на подносике чай, поставила его рядом с доской и молча ушла.
Цибульский положил в стакан кусочек сахара, покрутил ложечкой, но пить не стал, чтоб не отвлекаться.
Они сыграли три партии, и старичок выиграл все.
Совершенно счастливый, говорил, отхлебывая холодный чай:
— Отдохнем, голубчик. Все — в меру… Да вы не горюйте, право! Неприятно, разумеется, но что ж делать?
— Я не горюю, — сказал Абатурин. — Я даже люблю проигрывать.
— Как же это? — удивился Цибульский и шутливо погрозил Павлу сухим коротким пальцем: — Бонн мин о мовэ же [9] …
— У сильного всегда есть чему поучиться, — пояснил Павел. — И от этого для меня проигрыш полезен.
9
Бонн мин о мовэ же — хорошая мина при дурной игре (фр.).
— Оч-чень оригинально, — растерянно отозвался Цибульский. — И не лишено остроумия.
Ему, вероятно, показалось, что такое объяснение солдата может умалить значение его победы, и он заметил, с шутливой торжественностью поглядывая на молодую мать:
— Я предпочитаю выигрывать. Даже не получая пользы…
Ребенок спал в сторонке, у самого окна, и женщина изредка оборачивалась к нему, чтобы поправить фланелевое одеяльце, которое малыш то и дело стягивал с себя. Он чмокал во сне губами, иногда вскрикивал, и мать счастливо улыбалась мужчинам, будто хотела сказать: «Это же мой сын. Сразу видно: очень красивый и умный мальчишка!».
Увидев, что мужчины отложили шахматы, она покровительственно посмотрела на Абатурина, спросила ласково:
— А у вас есть?
— Сын?
— Ну да. Или дочь.
— Нет. Я холост.
— Тьфу, какое порожнее слово! — засмеялась женщина. — Женитесь непременно. Вам ведь нетрудно это.
— Кому — «вам»?
— Мужчинам вообще, а вам — тем паче.
— Не скажите, — иронически заметил Цибульский. — Это оч-чень рискованное дело. Железные ботинки истопчешь, пока невесту найдешь.
— Ну и пусть топчет на здоровье, — согласилась женщина. — Лишь бы искал, а не сиднем сидел.
— Разумеется… — пробормотал старичок. — Но все-таки… Не ведаю вашего имени.
— Вера Ивановна или Вера, — охотно сообщила спутница. — Меня все так зовут в колхозе: Вера.
— А куда ему, солдатику, торопиться?
Цибульский даже вздрогнул от этого звонкого голоса, внезапно раздавшегося над головой, точно из вентилятора.
Женщина с верхней полки, о которой все забыли, проснулась, вероятно, давно — и теперь лежала на боку, насмешливо поглядывая большими черными, немного выпуклыми глазами на пассажиров внизу.
— Куда ему торопиться, успеет еще в хомуте походить.
Цибульский вздернул бородку, готовясь что-то ответить, но покраснел, как рак в кипятке, и поперхнулся.
Женщина была одета в короткий сатиновый халатик, он распахнулся, и старику показалось, что сделала она это нарочно.
— Слезай, Глаша, — посоветовала Вера Ивановна, добродушно улыбаясь. — Как же не торопиться? Две головни и в поле дымятся, одна и в печи гаснет.
— Ну, дыму и без него хватает, — усмехнулась Глаша, оголяя ровные мелкие зубы. — Жены все одно не перелюбишь. Это известно.