Шрифт:
Орельен не ответил. Сестра повторила свой вопрос:
— Это слепок с той женщины?
Он не понял, о чем она говорит. Повернув голову, он проследил взгляд сестры, увидел маску и сказал:
— От тебя ничего не скроешь.
Потом, решив разом покончить с нелепым разговором, произнес шутовски доверительным тоном:
— Это она, если тебе так уж хочется!
— Так я и думала, — пробормотала сестра, с завистью и затаенной ревностью глядя на слепок. — Значит, это она?
А про себя подумала: «И не хорошенькая даже».
Но шутка тут же перестала быть шуткой. Душа Орельена была полна еле слышной тайною песней, которую он держал под спудом, и ждал он только одного — когда же наконец уйдет сестра, эта чужая ему женщина, и он сможет отдаться необычной новизне чувств, пробужденных его вынужденным признанием, отдаться своей нетерпеливой страсти. Он робко взглянул на белую маску, желая вымолить у Береники прощение. Вымолить у Береники прощение за святотатственные слова, сорвавшиеся с его губ в такую минуту. Он взглянул на маску. Так, будто видел ее впервые. Вообще впервые. Взглянул с тревогой. Со все возрастающей тревогой, и сам испугался своих мыслей. Это лицо… Конечно, одержимый Береникой, он везде и всюду видит ее образ. Вполне естественно. Закрытые глаза. Тут и объяснять нечего. Так вот откуда шла одержимость, она шла от образа той Береники с закрытыми глазами, тогда, у Люлли, от того неотвязного до безумия образа. Но не только это. Ведь и лепка лба и линия скул тоже…
— Ты не хочешь пойти со мной пообедать? Уже поздно…
Голос сестры оторвал его от дальнейших поисков сходства — этого непостижимого, впервые замеченного и, возможно, просто несуществующего сходства. Надо бы пообедать с сестрой. Ведь она в Париже одна, устала. Но сейчас, когда у него пело сердце, он просто не мог решиться на эту утомительную повинность.
— Прости, не могу, — сказал он. — Меня ждут…
Сестра охотно поверила этой выдумке. Особенно после признания Орельена. Она надела пальто.
— Ну, я бегу, уже начало девятого… Пойду к Полине… А что, если я ей позвоню?
Полина оказалась дома. «Но конечно же, конечно. Ты пообедаешь с нами».
— Хорошо все-таки иметь подругу! — вздохнула Армандина уже у порога, подставив брату для поцелуя свою бледную щеку. Орельен пропустил эту фразу мимо ушей. Когда за сестрой захлопнулась дверь, он пододвинул стул к стене, влез на него, снял маску и, бережно держа ее обеими руками, уселся у огня; озаренный пляшущими отсветами пламени, он долго глядел на это гипсовое, незрячее лицо, на загадочную улыбку — улыбку, по ту сторону страданий…
— Береника, — прошептал он, и перед ним вновь открылся путь в Цезарею.
XXIII
Телефонный звонок нарушил его грезы. Звонил Барбентан. Он попросил Орельена сопровождать Бланшетту и Беренику в «Казино де Пари». Ложа была уже взята, и вдруг в последнюю минуту выяснилось, что Эдмону надо ехать по делам; если Орельен не свободен, тогда Бланшетта и Береника вынуждены будут сидеть дома, потому что неудобно двум дамам без кавалера…
Но Орельен свободен. Непременно, непременно. Я просто в восторге. А в котором часу начало? Лечу. Сейчас, только оденусь.
— Спасибо, дружище, — ответил Эдмон, — уж очень мне не хотелось портить им вечер. Нет, не бери своей таратайки, я оставлю вам автомобиль и шофера. Только поторапливайся, начало в половине девятого…
Орельен повесил трубку. Не помня себя от радости, он бросился к стенному шкафу и лихорадочно вывалил оттуда все содержимое. Хорошо ли он побрит? Сойдет… Все равно нет времени бриться ещё раз и нет времени обедать. Ничего не поделаешь. Нацепляя на шею ошейник, то бишь крахмальный воротничок, — черт бы их совсем побрал, эти крахмальные воротнички, — он не спускал глаз с гипсовой маски, белым пятном выделявшейся на коричневой обивке дивана. Он говорил с ней вполголоса. Он страшно торопился. Возможно, даже был немножко не в себе.
А тем временем на улице Рейнуар между Эдмоном Бланшеттой происходила довольно бурная сцена.
— Как? Что я слышу? — воскликнула Бланшетта. — Вы нас бросаете?
— Ну, зачем такие сильные выражения? С вами поедет кавалер.
— Конечно, Орельен? Вы даже не потрудились нас спросить, хотим ли мы этого?
— Я заранее был в этом уверен.
— Что вообще все это означает? Днем вы решили ехать, Орельен у нас завтракал, и вы ничего ему не сказали. Я не спрашиваю, куда вы идете, но все-таки…
— Но все-таки ты меня спрашиваешь. Надеюсь, наш уговор остался в силе. Я свободен, ты свободна. Само собой разумеется, на словах. Потому что на деле…
— Я вовсе ни о чем не спрашиваю. Просто не хочу идти без вас в театр.
— Самый верный способ дать мне почувствовать, я палач. И тебе не стыдно? Ты, должно быть, забыла, что Береника скоро уедет домой и что побывать в «Казино» для нее настоящий праздник.
— У меня болит голова, я себя неважно чувствую. Пускай едет без меня.