Шрифт:
Кальдер почувствовал тычок в бок, подскочил — оказалось, это другой штандарт. Кто-то из бойцов, сияя в лунном свете улыбкой на грязном лице, протягивал плотно скатанное знамя.
Целый ряд улыбок нацелился на него. Как если бы он сказал что-то смешное. Как если бы совершил что-то великое. Кальдер не ощущал ничего подобного. Ему всего лишь взбрела в голову мысль, что вовсе не требовало усилий, и он дал одним людям задание проработать, как её воплотить, а другим — принять на себя всю опасность. Казалось невероятным, что отец заслужил свой великий почёт подобным же образом. Но, быть может, именно так и устроен мир. Кто-то создан творить жестокости. Кому-то предназначено их разрабатывать. И есть особая горстка людей, наделённых талантом получать заслуги.
— Принц Кальдер? — И улыбающийся воин снова протянул ему знамя.
Ладно. Раз уж они хотят кем-то повосторгаться, Кальдер их не подведёт.
— Я вовсе не принц. — Он выхватил штандарт, перекинул одну ногу через древко и зажал его там, торчать под углом. Он вытащил меч, впервые этой ночью, и прямым чётким взмахом вонзил его в тёмное небо. — Я вам, блядь, король Союза!
Это была не самая лучшая шутка, но после пережитой ночи, и вчерашнего дня, им необходим праздник. Хохот раскатился бурей, люди Кальдера отсмеивались, хлопая друг друга по спинам.
— Славься, ёбаное твоё величество! — выкрикнул Бледный Призрак, держа другой флаг, с хлопаньем на ветру искрилась золотая нить. — Король Кальдер, бляха-муха!
Кальдер только улыбался. Ему нравилось, как это звучит.
Тени
Ваше светлейшее мудло!
Правду? В результате умышленных злоупотреблений отъявленных мразей Вашего Закрытого совета, Ваша армия разлагается. С бесцеремонной халатностью растрачивается и растачивается ими — так повеса транжирит отцовское состояние. Будь они советниками врагов, и то не сумели бы сильнее навредить интересам Вашего мудла на Севере. В одиночку Вы бы справились куда лучше — воистину наиболее тяжкое и обличительное обвинение из моих уст. Куда честнее было бы погрузить их в Адуе на борта шхун, помахать, утирая слезу на прощанье, а потом просто-напросто поджечь корабли и отправить их всех на дно залива.
Правду? Маршал Крой толковый военный, заботится о солдатах, и я пылко желаю выебать его дочь, но один человек не в силах сделать всё сам. Его подчинённые, Челенгорм, Миттерик и Мид, мужественно боролись между собой за звание худшего генерала в истории. Я и вправду не знаю, кто заслуживает высшей оценки — симпатичный, но бестолковый дурила, коварный лихач-карьерист или нерешительный формалист-подстрекатель. Последний, хотя бы уже расплатился жизнью за свою глупость. Если повезёт, все мы уйдём вслед за ним.
Правду? Кого Вам стесняться? К чему притворяться старым друзьям, как мы с Вами? Я лучше многих знаю, что Вы лебезящий ноль, безвольная кукла, жалеющий, любящий и ненавидящий себя великовозрастный мальчик. Вы не царствуете ни над чем, кроме собственной гордыни. Здесь правит Байяз, и он лишён совести, щепетильности и милосердия. Он — настоящее чудовище. В самом деле, самое страшное из виденных мной — с тех самых пор, как я в последний раз смотрелся в зеркало.
Правду? Я разлагаюсь и сам. Я похоронен заживо, и уже гнию. Не будь я таким трусом, уже бы покончил с собой, но я таков — и вот, я обречён насыщать себя, убивая других, надеясь однажды, если только смогу поглубже окунуться в кровь, оказаться очищенным. Пока я, затаив дыхание, жду оправдания, которое никогда не наступит, разумеется, я с восторгом проглочу любое дерьмо, которое Вы соблаговолите выдавить на моё лицо из Вашей королевской задницы.
Остаюсь преданным и оболганным козлом отпущения Вашего мудла,
Бремер дан Горст, Королевский обозреватель Северной катастрофы.
Горст отложил перо, хмурясь на невесть как заработанный крошечный порез, на самом кончике указательного пальца, где тот обращал в боль любое занятие. Он осторожно подул на письмо, пока отблески влажных чернил не подёрнулись сухой чернотой, затем сложил его, медленно проведя единственным целым ногтем острейшую из складок. Прижав язык к нёбу, он взял в руки палочку воска. Глаза отыскали пламя свечи, пригласительно подмигивающее среди теней. Он смотрел на этот огонёк, как человек с боязнью высоты на зубцы могучей башни. Пламя звало его. Манило его. Кружило голову захватывающим, упоительным предвкушением самоуничтожения. Сделай так, и всё позорное недоразумение, которое я так смешно называю жизнью, закончится. Лишь запечатай, отправь и жди, когда грянет буря.
Потом он вздохнул и сунул письмо в огонь и смотрел, как оно медленно чернеет, вянет, затем бросил на землю последний тлеющий уголок и вдавил башмаком. Он писал по меньшей мере одно такое за ночь — припадочные знаки препинания между бессвязными фразами попыток заставить себя уснуть. Порой, после них он даже лучше себя чувствовал. Очень-очень недолго.
Он озабоченно прислушался к наружному шуму, затем встрепенулся от громкого треска и неразберихи повышенных голосов, что-то в их тоне заставило его потянуться к сапогам. Многоголосье, вдобавок лошадиное ржание. Он сдёрнул меч и рванул в сторону полог шатра над входом.
Снаружи сидел Младший, при свете лампы обстукивая вчерашние вмятины на доспехах Горста. Он уже выпрямлялся, вытягивая шею, чтоб лучше видеть, с наголенником в одной руке и небольшим молоточком в другой.
— Что такое? — Пискнул ему Горст.
— Я без… ох ты! — Он отпрянул назад и рядом прогрохотала лошадь, обдав грязью их обоих.
— Будь тут. — Горст мягко положил руку ему на плечо. — Не лезь на рожон. — Он отчалил от палатки и направился в сторону Старого моста, одной рукой заправляя рубашку — в другой крепко зажаты ножны с длинным клинком. Впереди из темноты эхом вылетали крики, мигали фонари, отсветы лиц и силуэтов смешивались с отпечатком послевидения свечи, до сих пор расплывающимся перед глазами Горста.
В ночи прорысил гонец, он тяжело дышал, грязь облепила его щёку и борт мундира.
— Что происходит? — окликнул его Горст.
— Северяне напали большим числом! — выпалил он и протрусил мимо. — Нас окружили! Они идут! — Его страх сделался радостью Горста, в горле разгоралось волнительное возбуждение, такое жаркое, почти болезненное, жалкие неудобства от синяков и ломоты в мышцах выжгло дотла, когда он шагнул к реке. Придётся ли прорубать себе путь через этот мост во второй раз за двенадцать часов? Он чуть не захихикал от такой глупости. Жду не дождусь.
Иные из офицеров призывали к спокойствию, тогда как другие сломя голову спасались. Иные из воинов лихорадочно искали оружие, тогда как другие отбрасывали его прочь. Каждая тень была первым налётчиком из орды северян, у Горста чесалась кисть от тяги вынуть меч из ножен, пока коварные тени не разрешались в недоумённых солдат, полуодетых слуг, напряжённо пяливших глаза конюхов.
— Полковник Горст, сэр, это вы?
Он шёл дальше, мысли пребывали не здесь. Снова в Сипани. Обратно в дым и безумие Дома удовольствий Кардотти. В поиски короля в душном мраке. Но в этот раз я не подведу.