— Разве?

— Ну… ты же всё-таки из Блая. Или нет?

— Ни разу в жизни там не был.

— В смысле…

— Я честно не знаю, откуда оно взялось. Может быть Блай это единственное место наверху, про которое здесь, внизу, слышал народ. — Вирран пожал плечами. — Да какая разница. Ведь в самом по себе имени ничего нет. Дело в том, что за ним. Люди, когда слышат о Девяти Смертях, гадят в штаны не из-за его имени. Они гадят в штаны из-за человека, который за ним стоит.

— А Щелкунчик Вирран? — спросил Дрофд.

— Проще простого. Один старик под Устредом научил меня, как щёлкать в кулаке орешки. Всё что надо — взять…

Чудесная прыснула.

— Тебя прозвали Щелкунчиком не поэтому.

— А?

— Нет, — подтвердил Йон. — Не поэтому.

— Тебя прозвали Щелкунчик по той же причине, что и Щелкунчика Лейфа, — и Чудесная побарабанила пальцами по бритому виску. — Потому что всем известно, что у тебя треснула башка.

— Правда? — Вирран посуровел. — Ух, мне становится вовсе не лестно. Вот уёбища. В следующий раз, когда услышу — найду, чем ответить. Ты ж, зараза, совсем убила моё прозвище!

Чудесная развела руками.

— Дарю бесплатно.

— Утро доброе, народ. — Кёрнден Утроба неспешно подходил к костру, его щёки впали, а седые волосы трепыхались на ветру. Он выглядел усталым. Тёмные мешки под глазами, покрасневшие ноздри.

— Все на колени! — рявкнула Чудесная. — Пред вами правая рука Чёрного Доу!

Утроба подыгрывая, милостиво отмахнулся.

— Нет нужды падать ниц. — Позади него шёл кто-то ещё. Коль Трясучка, опознал Ручей с тошнотным передёргиванием желудка.

— Ты в норме, вождь? — спросил Дрофд, вытаскивая из кармана кусок мяса и протягивая его.

Утроба сморщился, сгибая колени, и присел на корточки у огня. Заткнул пальцем ноздрю и сморкнулся через другую, с долгим сипящим свистом, словно умирающая утка. Затем взял мясо и откусил.

— Как оказалось, состояние нормы меняется вместе с прожитыми зимами. По всем статьям последних дней я в норме. Двадцать лет назад я бы решил, что вот-вот сдохну.

— Мы же на поле битвы, не забыл? — Вирран весь в улыбке. — Великий Уравнитель со всеми нами в обнимку.

— Милое замечание, — сказал Утроба, шевеля плечами, словно из его шеи лезло что-то живое. — Дрофд.

— Айе, вождь?

— Если позже нагрянет Союз, а по ряду признаков я думаю, так и будет… может быть тебе стоит воздержаться от схватки.

— Воздержаться?

— Это будет битва до последнего. Знаю, у тебя есть кости, но у тебя нет экипировки. Топорик и лук? Союзные закованы в латы, у них добрые мечи и всё прочее… — Утроба покачал головой. — Я поставлю тебя где-нибудь сзади…

— Вождь, не надо, я хочу драться! — Дрофд искоса взглянул на Ручья, словно ища поддержки. Ручей был не в силах её оказать. Хотелось бы ему, чтобы его поставили сзади. — Я хочу завоевать себе имя. Дай мне шанс!

Утроба скривился.

— С именем или без, ты всё тот же человек. Не лучше. Может даже хуже.

— Айе, — оказывается, это произнёс Ручей.

— Легко говорить тем, у кого оно есть, — огрызнулся Дрофд, сердито уставившись в костёр.

— Раз хочется драться, позволь ему драться, — промолвила Чудесная.

Утроба поднял удивлённый взгляд. Словно осознав, что попал не совсем туда, куда думал. Затем он откинулся на локоть, вытянув сапог к огню.

— Ладно. Вроде бы теперь это твоя дюжина.

— Именно так, — сказала Чудесная, потеснив его сапог своим. — И все будут драться. — Йон хлопнул по плечу Дрофда, уже улыбающегося и сияющего от мыслей о грядущей славе.

Чудесная потянулась и щёлкнула ногтем по навершию Отца Мечей.

— Вдобавок, чтобы завоевать имя, не обязательно иметь великий меч. Ты своё зубами выгрыз, да, Утроба?

— Вырвал зубами чьи-то кишки, да? — спросил Дрофд.

— Не совсем. — На мгновение у Утробы затуманился взор, огонь костерка очертил морщины вокруг его глаз. — В первой битве, в которой я был, нам выпал настоящий красный день, и я оказался в самой середине. Тогда я того и жаждал. Хотел стать героем. Хотел имя. Потом мы все сели вокруг костра, и я ожидал чего-нибудь устрашающего. — Он посмотрел исподлобья. — Типа Красный Ручей. Затем, когда Тридуба начал выбирать имена, я заглотил здоровенный кусище мяса. Наверно, пьяный был. Загнал кость, глубоко. С минуту еле-еле мог вдохнуть, все колошматили меня по спине. Под конец один детина перевернул меня вверх ногами, и она вытряхнулась. Пару дней я почти не мог говорить. Вот Тридуба и прозвал меня Утробой, потому что кое-что засело в моём нутре.

— Шоглиг промолвила… — затянул Вирран, выгибая спину и глядя в небо. — Моё предназначение откроет… человек, подавившийся костью.

— Повезло мне, — буркнул Утроба и продолжил. — В общем, когда мне дали имя, я взбесился. Теперь же я понимаю, какое добро сделал мне Тридуба. Пытался по своему заставить меня держать планку.

— Похоже, у него получилось, — каркнул Трясучка. — Настоящий мужик, прямой, как стрела.

Скорри в последний раз провёл прямым, как стрела, клинком по бруску и взялся за следующий.