Вещи, вывезенные из четырехкомнатной арбатской квартиры Блюмкина, разбирали два молодых перспективных сотрудника из отдела Бокия — Валентин Ильин и Илья Свиридов. Этих молодых сотрудников Коминтерна Менжинский лично пригласил работать в ВЧК и направил в спецотдел Бокия.

От рокота моторов не спасал ни шлем, ни ватные шарики, которые Яков предусмотрительно воткнул в уши. Холод пробирался под меховой комбинезон. Не спасал и теплый твидовый костюм под комбинезоном. В пассажирском помещении было более чем достаточно места для двух пассажиров. Попутчик Блюмкина, одетый в такой же летный комбинезон, был ему совершенно не знаком, хотя, большинство сотрудников Центрального аппарата ОГПУ Яков прекрасно знал в лицо. Они не разговаривали. Каждый сидел на своей металлической скамейке, занятый своими мыслями. Неожиданно к ним из пилотской кабины вышел летчик и обратился к незнакомцу.

— Время полета 2 часа. Еще через пару часов будем садиться на дозаправку. Пора, — и опять скрылся в кабине пилотов.

— Яков Георгиевич, — несколько официально обратился к Блюмкину его попутчик, — прошу получить пакет и ознакомиться с его содержимым.

Яков обратил внимание, что передавая ему пакет, незнакомец снял теплые меховые рукавицы, при этом руки его оставались в тонких кожаных перчатках.

«Почему он не хочет прикасаться руками к конверту?» — подумал Блюмкин, но взял конверт, распечатал его и ему на руку выпала металлическая фигурка неизвестного забавного зверька.

Будапешт, который в это время наводнили агенты разведок всей Европы, встретил его многочисленными знакомыми по совместной работе в иностранном отделе ОГПУ. Поражало его то, что все они то ли делали вид, что не знают его, то ли действительно не замечали, когда Яков демонстративно усаживался напротив кто-то из них. Поразмыслив, он сделал вывод, что все знакомые, с кем ему довелось встретиться, серьезно проинструктированы Центром на его счет. И только через два месяца глаза ему открыл связник, с которым они встретились на перроне Будапештского вокзала.

— Яков Георгиевич, вероятно, я последний, от кого Вы слышите это имя и отчество, через день Вы будете в Вене. Прошу передать мне фигурку Опоссума и сообщить слово, которое Вы заложили в подсознание Рамона Меркадера. Опоссум Вам больше не нужен — после клиники доктора Балоши Вас мама родная не узнает.

— Выходит, эта железяка была нужна только для того, чтобы быть неузнаваемым, — догадался о предназначении амулета мистер Блюмм, — да уж, теперь он мне действительно не нужен.

Освободив тугой узел шелкового галстука, он снял с шеи цепочку с Опоссумом и протянул его связнику.

Тот аккуратно взял кулон за цепочку и, не прикасаясь к амулету, сложил его в миниатюрный шелковый мешочек.

— Да, мистер Блюмм, теперь можете не носить темные очки так часто — ваша гетерохромия прошла. Итак, слово.

Новоявленный Джейкоб Блюмм на секунду задумался и четко с расстановкой произнес: "Манасаровар" [16] .

— Манасаровар, — тихо повторил связной, и они распрощались.

Через два года, ранним июньским утром, Вячеславу Рудольфовичу доложили о том, что в Цюрихе ведущие сотрудники разведслужб ряда стран встретились с представителями электротехнических фирм, поставляющих оборудование в Советский Союз. По сообщению агентуры в работе совещания участвовали люди из «Интеллидженс сервис», разведслужб ряда других зарубежных стран, а также «Сименс-Шуккерт», «АЭГ», «Броун-Бовери», «Метро-Виккерс» и «Дженерал электрик компани». К вечеру на стол Председателя легла папка со стенограммой встречи, где был подробный план агентурно-диверсионной работы против России на ближайшие годы.

«Молодец Яша, быстро развернулся», — промелькнуло в голове Менжинского. Теперь можно было начинать охоту на «шпионско-диверсионное подполье» в стране.

Конвейер политических репрессий, который «обкатали» на делах о «вредительстве» [17] вновь получил толчок и начинал набирать обороты. Он достигнет апогея в 37–38-м. Те, кто отправлял подсудимых в ссылку и осуждал на смерть в конце 20-х, уже сами «признавались» в шпионаже и «шли в расход» в 35-м, в свою очередь, их палачи получали свои девять грамм свинца вплоть до самой Войны. Кому-то «везло» — они попадали в лагерь или «шарашку» [18] . Хотя, и там «курносая» собирала свой кровавый «урожай» сотнями тысяч.

Историю Революции, историю партии большевиков пришлось писать заново. Потому что те, кто принес «свободу» народам России, оказались «англо-германо-японскими» шпионами и «наймитами мирового империализма». Переписывали историю партии, историю страны победившего социализма, историю мира, стирали память, стирая людей.

7:00. 20 октября 2012 года. Москва. Южное Бутово.

Услышать звуки будильника, а тем более, сразу разлепить глаза, было для Кирилла Ивановича Ильина подвигом. Скромным подвигом, который он совершал каждое утром, вдохновляемый подталкиваниями жены. Цепь событий, которая предваряла подвиг, была традиционна. Утро Ильиных начиналось с треньканья будильника (в молодости — механического, теперь — электронного), которое прерывало чуткие предутренние сновиденья Ксении, жены Ильина. Затем, следовала достаточно длительная изнурительная борьба с громогласно храпящим «бездыханным» телом мужа до «победного» пробуждения. Когда Кирилл под невнятное сопенье и «доброутреннее» бормотанье ушлепывал в ванную продолжать свой подвиг, Ксения закрывала глаза, чтобы досмотреть последние сны, «сладко» завернувшись в одеяло. Ее подвиг совершался через час.