Из краеведческого музея старинного сибирского города дерзко похищены предметы древнего языческого культа бога Тенгри, исчез научный сотрудник музея. Расследованием занялись два друга — журналист Котов и капитан криминальной милиции Ракитин. Но они представить себе не могли, с какой жуткой древней тайной им придется иметь дело!..
Роман известного писателя-сибиряка Дмитрия Федотова в 2010 году был удостоен сразу трех литературных премий, как лучшее историко-приключенческое произведение года, и несомненно будет приятным сюрпризом для всех любителей остросюжетного жанра!
ПРОЛОГ
Западная Сибирь, сентябрь 1734 года
В год Огненного Тигра лето пришло необычайно жаркое и засушливое. Томан-елга [1] впервые за много лет обмелела настолько, что даже косули могли переходить ее вброд. Горные ручьи, что берут начало со снежников Алатау [2] и питают реку и ее притоки, совсем иссякли, и мелкая живность в тайге невольно потянулась со склонов в долины и распадки в надежде найти новые места водопоя. Но тайга — не джунгли. Здесь никогда не слыхали о «водяном перемирии». И для хищников — истинных хозяев чащобы — настало время кровавого пира.
1
Томан-елга — Туманная река, древнее название реки Томь (тюрк.).
2
Алатау — буквально: пестрые, разноцветные горы (тюрк.).
Люди тоже не остались в стороне. Охотники днями пропадали в тайге, валились от усталости, но каждый раз приносили богатую добычу. И все радовались: теперь запасов хватит до конца долгой зимы.
Но вот великая сушь пришла в тайгу. Немногие болота пересохли, превратились в гукающие под ногами тугие бубны. Стали еще более коварными — один неверный шаг, и можно провалиться в пещеру без дна с трухлявыми травяными стенками. Из такой уже не выбраться ни человеку, ни даже самому адыгу [3] — хозяину тайги.
3
Адыг — медведь (шор.).
А вместе с засухой в тайгу пришел огонь. Этого чудовища боялись и люди, и звери. Он пожирал все, оставляя после себя пепел и смерть.
Напрасно старый колдун Арбанчак день и ночь жег болотную траву и перо глухаря — уговаривал айнов [4] не убивать тайгу и назначить ясак.
Все тщетно. Видимо, снова придется сниматься шорцам и телеутам с обжитых мест и уходить к верховьям Томан-елги, а то и дальше.
Надеялись еще, что осенние дожди остановят пожары, напоят живой влагой болота и ручьи…
4
Айны — злые духи, управляющие Срединным миром (тюрк.).
Куртегеш еще с вечера засел в удобной развилке огромного столетнего ильма, склонившегося над большой излучиной лесного ручья. Если набраться терпения, здесь можно подстрелить оленя или молодого кабана. На худой конец — зазевавшегося козана. [5] Не всё зверье откочевало на север, кое-что осталось, и у водопоя еще можно было надеяться на удачу.
Куртегеш вздохнул и сжал в кулаке саклагыч [6] в виде головы волка, вырезанный из кедра — священного дерева его рода.
5
Козан — заяц (шор.).
6
Саклагыч — оберег в виде фигурки зверя или птицы, обычно являлся тотемом рода, духом-хранителем (тюрк.).
Тайга продолжала гореть. Хотя уже не так сильно, как летом. Но вот пришла осень, а дождей так и не было. Правда, Белый кам [7] Салагай говорил, что знает, как остановить огонь. Еще дед его, Кучуяк, тоже Белый кам, однажды спас людей рода Кедра от буйства айнов, обратившись к самому Тенгри — верховному владыке Верхнего Мира. А в ясак отдал ему свою младшую дочь Куйукчи. Тогда Тенгри усмирил разбушевавшихся айнов — наслал на тайгу проливные дожди, враз погасившие кровожадное пламя. И вот Кучуяк, умирая, якобы передал своему сыну священную бересту, где записано, как говорить с Тенгри, чтобы тот услышал…
7
Кам — шаман, хранитель рода или целого племени (тюрк.).
Куртегеш принюхался. Ветер с рассветом переменился и теперь дул с полудня, отчего долину ручья постепенно затягивала гарь недалекого пожара. Куртегеш снова сжал саклагыч: если ветер останется, к ночи огонь может добраться и сюда. Тогда придется уходить ни с чем.
Эх, хоть бы у Салагая все получилось! Завтра ночь черной луны — Кара-кай — самое удобное время для камлания. Салагай ушел к урочищу Козыр-агаш еще затемно. С ним его сын Ашпа — лучший в роду следопыт. И ясак приготовлен настоящий — Тенгри понравится.
Выше по тропе послышался треск сучьев и шаги. Куртегеш затаился, медленно потянул из колчана длинную охотничью стрелу — не иначе молодой секач объявился. Но уже мгновение спустя охотник понял, что это не зверь: слишком шумно и беспечно двигался неизвестный сквозь лес. Похоже, и тропы-то не видел — пер наугад, надеясь выбраться из чащобы на более открытое место.
Так мог ходить только человек. И не шорец или телеут, даже не хакас, привыкший к степному раздолью. Так ходили по тайге только пришельцы с закатной стороны — ак-кулы — белорукие. Но что им здесь понадобилось? Отсюда очень далеко до их становища, что появилось на крутом берегу Томан-елги на месте старого торжища, еще когда отец Куртегеша был маленьким.
Шаги приближались. Стало ясно, что людей — трое. Причем один не белорукий! Куртегеш буквально слился со стволом ильма. И вот появился первый.
Да, это был телеут, не знакомый Куртегешу, но, несомненно, хорошо знающий эти места. Он ступал уверенно, и от него-то как раз шума не было. Кряхтели, сопели и ломали ветки двое белоруких. Оба молодые, не старше Куртегеша, одетые, конечно, не для похода по тайге, но явно для дальней дороги. Куртегеш уже видел такую одежду, когда приходил на торжище у Томан-елге прошлым летом. Никакого оружия у пришельцев Куртегеш не заметил, и значит, белорукие явились сюда не охотиться. Телеут куда-то вел их.