Невысокого роста, с выразительными карими глазами, одетый в скромную защитную форму без всяких знаков различия, Сун Ят-сен отнесся к нам с сердечным радушием. Он долго беседовал с нами, интересовался нашей страной. Было ему в ту пору уже под шестьдесят, но выглядел он моложаво и бодро. Великий китайский революционер-демократ с глубоким уважением говорил нам о В. И. Ленине:

— Это ваш великий вождь. Мы верим, что он, и только он, поможет Китаю в его тяжелой борьбе. На прощание президент сказал:

— Встреча с советскими моряками, воспитанными партией коммунистов, посланцами великого Ленина, останется в моем сердце как воспоминание о лучших днях моей жизни.

Больше месяца простояли мы на рейде Вампу. Часто бывали в Кантоне, этом большом торгово-промышленном центре Южного Китая. Многое здесь еще оставалось по-старому. Европейцы жили в своих районах, имели свою охрану. Китайская беднота ютилась в трущобах, в подвалах. А более трехсот тысяч семей жили на реке, образовав огромный плавучий город из тесно прижавшихся друг к другу лодок. Климат здесь тяжелый. Сыро, душно. Мы удивлялись, как можно жить в таких условиях. У нас в каютах вещи быстро покрывались плесенью, койки все время были сырыми. Одолевали москиты — распространители тропической малярии. Наш бедный лекарский помощник Н. В. Соловьев, ухаживавший за заболевшими краснофлотцами, сам не уберегся. Лучшие китайские врачи пытались помочь ему, но тщетно. Наш медик скончался. На родину мы привезли лишь урну с его прахом.

"Воровский» посетил Сун Ят-сен. Он очень внимательно знакомился с бытом советских моряков, долго

[79]

осматривал корабль и особенно ленинскую комнату, просил переводчика подробно переводить ему все наши лозунги, подолгу беседовал с краснофлотцами. Услыхав сигнал на ужин, улыбнулся и попросил угостить его блюдами из краснофлотского меню. Мы с радостью это сделали. Отведав борща, котлет и компота, Сун Ят-сен, улыбаясь, сказал:

— К сожалению, мы еще не можем так вкусно и сытно кормить наших солдат и матросов…

Спустя всего год мы с глубокой скорбью узнали о кончине этого светлого человека, талантливого революционера, выдающегося ученого, искреннего друга Советского Союза.

…В полдень 11 ноября 1924 года, при большом стечении наших китайских друзей, мы покинули гостеприимную страну.

В моем походном дневнике записано: «Переход из Китая во Владивосток был трудным. Дул северо-восточный ветер силой семь баллов, а в Формозском проливе он достиг штормовой силы. Температура падала с каждым днем, мы ведь шли на север и очень скоро увидели на палубе первый снег… Нас встречала русская зима…»

20 ноября «Воровский» отдал якорь во Владивостоке, в бухте Золотой Рог. За кормой осталось 14 тысяч миль. Помножьте это на 1852 — получится почти 26 тысяч километров. В этом походе впервые флаг Советского Союза был пронесен через три океана и десять морей. И на всем этом пути мы воочию убеждались в силе и величии ленинских идей. Они проникали через все барьеры к трудящимся разных стран и континентов.

Как же не гордиться нашей Родиной, маяком освещающей путь в будущее всему человечеству!

[80]

После похода на «Воровском» мы снова вернулись на курсы. Закончил я их весной 1925 года. Назначение получил на Черное море.

Вот и Крым. Не отхожу от окна вагона. На южной земле уже пышная зелень. Цветет миндаль. Поезд ныряет в туннель. Их тут несколько. Вспыхнет на мгновение дневной свет, и снова темнота. Наконец в глаза ударило таким ярким солнцем, что невольно зажмурился. Внизу голубеет Южная бухта. Всматриваюсь в корабли. На каком из них уготовано мне служить?

На перроне нас обступили мальчишки, наперебой предлагая комнату. Жене понравился маленький шустрый мальчуган.

— Давай, веди к себе.

Идти пришлось не так далеко. На улице матроса Кошки у подножия Малахова кургана наш проводник постучал в калитку. Во дворе стоял небольшой, утопающий в зелени домик. Встретил нас седой человек в тельняшке. Представился: старожил этих мест, бывший черноморский моряк Иван Афанасиевский. И домик, и его хозяин нам понравились, и мы поселились здесь, на Корабельной стороне.

Оставив жену распаковывать чемоданы, я поспешил в штаб флота.

Маленький трамвайчик — гордость севастопольцев, открывших трамвайное движение на 9 лет раньше, чем в Петербурге, — довез меня до центра города.

Встречные командиры сказали мне, что штаб, Реввоенсовет и политическое управление флота размещаются на «Красном моряке», который стоит у Минной пристани. Я ожидал увидеть большой корабль, а оказался старый-

[81]

престарый колесный пароходик водоизмещением всего около сотни тонн. После я узнал, что он был построен в Англии еще в 1866 году. Купленный русским правительством, сразу же оказался в Севастополе и стал яхтой главного командира флота и портов Черного моря.