— У вас есть фотографии отца? Покажите, если можно, — попросил Олег, уж очень ему хотелось увидеть генерала с такой трагической судьбой.

— Конечно, пожалуйста, — женщина с готовность достала из книжного шкафа альбом. — Вот он с мамой, вот с Ириной после их свадьбы. А здесь отец в форме, на встрече с фронтовиками — он же последние годы войны застал. Каждый год приезжал в Москву девятого мая, у нас останавливался.

На последней фотографии Олег сразу узнал старика, он часто вспоминал об их случайной встрече. Гордился в душе словами, которые услышал от него на прощание, — только что демобилизованный десантник от боевого офицера, генерала.

…Из армии Олег возвращался на поезде, с пересадкой в Екатеринбурге. Он помнил как сейчас: весна, все расцветает, счастье — просто от молодости, от избытка сил — через край хлещет. Деньги были, и Олег решил шикануть — купил билет в вагон СВ. А в купе попутчиком — генерал, в мундире, вся грудь в орденах. Олег запомнил, что тот в Москву на встречу с боевыми друзьями ехал. Старик еще горевал, что мало их осталось и с каждым годом все меньше — уходит военное поколение. Олег сначала по привычке смутился, но после бутылки водки, которую выставил генерал, об уставных отношениях забыли оба, всю ночь проговорили «за жизнь». Генерал хотя и старым Олегу показался, но держался ничего, молодцом, и пили на равных. Когда прощались, старик сказал:

— Всегда о сыне мечтал, о таком вот, как ты. Хороший ты парень, Олег, надежный. Такие и раньше не часто встречались, а уж теперь и вовсе поизвелись. Я бы с тобой в разведку пошел и, приведись, самое дорогое доверил бы — без сомнений.

Эти слова генерала — «надежный», «доверил бы самое дорогое» — и сейчас грели самолюбие Олега. А что же у него было, у генерала, самое дорогое… Олег машинально листал альбом, рассматривал фотографии, поражаясь, как дочь похожа на отца. Даже посмотрел на нее, сравнивая.

— Нет, я на маму похожа, — поняла его женщина. — Разве что в манерах что-то есть общее, в улыбке.

— Да нет, вы похожи — вот брови такие же, волосы… — Но ведь у кого-то еще он недавно видел и эти брови вразлет, не густые, собранные в четкую линию? И этот непослушный вихор надо лбом?

— А у Ирины остались родственники? — поинтересовался Олег. — Кто ее хоронил — не вы же? Ребеночка с ней похоронили?

— Не знаю, наверное, с ней. Мне, признаться, не до нее было. Когда все случилось, из госпиталя люди выскочили — врачи, медсестры — и Ирину с тем человеком забрали. Что было дальше, не интересовалась даже, слишком много она нам горя принесла. Слышала, что похоронили ее на том кладбище, что и папу. А родственники у нее были — родители, но я их никогда не видела. И еще младшая сестра, Лена, она тогда еще недавно замуж вышла, кстати, за хирурга из того же госпиталя. Они, наверное, и хоронили, кто же еще?

Жена — Ирина, сестра — Лена, неродившийся ребенок, Иришка, которой сейчас три года — сколько совпадений, надо же… Мысли клоками вертелись в голове Олега, не желая складываться во что-нибудь цельное, путное. Путное, путь, дорога, шоссе… Теперь он точно знал, куда ему нужно идти.

Олег много раз провожал Лену до родительского дома, много раз подолгу с тоской смотрел на их окна, пытаясь представить, как выглядит Лена дома — без макияжа, в халатике или легких брючках и майке, с завязанными в хвост волосами. Он никогда ее такой не видел, но такая она заранее ему нравилась — домашняя, уютная. Он так тосковал о доме, об их с Леной общем доме и их общих детях. «Не надо волноваться, — приказывал себе Олег, поднимаясь пешком на пятый этаж. — Это всего лишь звонок, а это всего лишь дверь, а за ней — она…»

— Олег! — Лена не удивилась, не испугалась, она словно давно ждала его прихода. Именно такая, как он представлял, — в домашней майке, с волосами, заколотыми на затылке, родная… — Проходи, раздевайся. Сейчас будем чай пить.

Из комнаты выбежала Иришка — точно, те же брови и тот же вихор, что и у генерала.

— Не надо чай, давай поговорим. Нам надо поговорить.

Слушая Олега, Лена все больше мрачнела и сжималась. Казалось, она судорожно ищет способ запрятать свою тайну еще глубже и никогда — никогда! — не открывать ее Олегу. Один раз выстрелы того генерала уже ударили по ее жизни, по ее любви. И опять этот ужас! Она не хочет воспоминаний, не хочет перемен, пусть все остается как есть. Зачем он копается в этой истории, это так больно и так не нужно… А Олег все говорил и говорил, рассказывая то, о чем ему знать и не следовало. Откуда он знает все эти подробности, даже она, Лена, ничего про них не слышала. Олег признал, что был у генеральской дочери. Потом заговорила Лена:

— Ира была еще жива, когда ее привезли в операционную. В тот день дежурил — надо же, какое совпадение! — мой муж, — Лена щелкнула заколкой и тряхнула головой, темные волосы упали на лицо — она не хотела, чтобы он видел ее слезы. — Ира умерла через несколько минут после начала операции, он ничего не мог сделать. А ребенка удалось спасти. Девочка была слабенькая — семимесячная, никто и не надеялся, что выживет. Ее сразу же отвезли в роддом, там специальная аппаратура. Два месяца Иришку держали в инкубаторе. Поправлялась она плохо, словно знала, что сиротка, что никому не нужна, — так детские врачи говорили. А я возмущалась: «Как это — никому? Мне нужна, она моя родная племянница, теперь дочерью будет». Родители после похорон сами едва живы были, не могли мне помочь. Я очень любила сестру, и никогда бы не оставила ее ребенка. Муж моего порыва не разделял, но, можно сказать, под нажимом общественности — об этой истории все в госпитале знали — согласился на удочерение. Удочерить-то удочерил, а отцом не стал, не смог полюбить. После этого и начались скандалы, упреки, сцены ревности. Я его не осуждаю, чужого ребенка трудно принять, не всякий может. Я и от алиментов отказалась, зачем его наказывать? Пока учусь, нам бабушка с дедушкой помогают, но скоро работать пойду. Проживем. А ты в эту историю напрасно так углубляешься…

Последние слова Олег не слышал, он думал о старом генерале. Он доверил-таки ему, Олегу, самое дорогое — свою девочку, свою самую последнюю любовь. На собственной машине привез его к ней, а Олег — не понял. И наказывал всякий раз, как тот смел плохо подумать о его девочке, мстил по-солдатски, жестко. И гнал из машины случайных попутчиков, может, слишком жестоко гнал, но, видно, другого способа не нашел генерал.

— Скажи, а почему ты пошел к генеральской дочери? Вообще, почему стал распутывать всю эту историю? — Лена с любопытством смотрела на Олега.