Но, закрыв глаза, я вижу сборочные конвейеры Детройта, Диарборна, Янгстоуна и Макинака, новые грузовики, которые собирают рабочие. И вкалывают они не от звонка до звонка, а пока не упадут замертво. Но к конвейеру тут же встают другие.

Повар-раздатчик уже еле таскает ноги. Он тоже в возрасте. Пора будить девушку.

Два самолета, оставляя серебряные инверсионные хвосты, летят у темнеющего восточного горизонта.

Если бы я мог поверить, что в креслах пилотов сидят люди.

Миссис Норман ждала мужа с двух часов, и когда его автомобиль наконец подъехал к дому, она поспешила навстречу. Стол уже был празднично накрыт: бефстроганов, салат, гарнир «Блаженные острова» и бутылка «Лансэ». Видя, как он выходит из машины, она в душе попросила Бога (в который раз за этот день), чтобы ей и Джиму Норману было что праздновать.

Он шел по дорожке к дому, в одной руке нес новенький кейс, в другой школьные учебники. На одном из них она прочла заголовок: «Введение в грамматику». Миссис Норман положила руки на плечо мужа и спросила: «Ну как прошло?»

В ответ он улыбнулся.

А ночью ему приснился давно забытый сон, и он проснулся в холодном поту, с рвущимся из легких криком.

В кабинете его встретили директор школы Фентон и заведующий английским отделением Симмонс. Разговор зашел о его нервном срыве. Он ждал этого вопроса…

Директор, лысый мужчина с изможденным лицом, разглядывал потолок, откинувшись на спинку стула. Симмонс раскуривал трубку.

— Мне выпали трудные испытания… — сказал Джим Норман.

— Да-да, конечно, — улыбнулся Фентон. — Вы можете ничего не говорить. Любой из присутствующих, я думаю со мной согласится, что преподаватель — трудная профессия, особенно в школе. По пять часов воевать с этими оболтусами. Не случайно учителя держат второе место по язвенной болезни, — заметил он не без гордости. — После авиадиспетчеров.

— Трудности, которые привели к моему срыву, были… особого рода, — сказал Джим.

Фентон и Симмонс вежливо покивали в знак сочувствия; последний щелкнул зажигалкой, чтобы раскурить потухшую трубку. В кабинете вдруг стало нечем дышать. Джиму даже показалось, что ему в затылок ударил свет мощной лампы. Пальцы у него сами забегали на коленях.

— Я заканчивал учебу и проходил педагогическую практику. Незадолго до этого, летом, умерла от рака моя мать, ее последние слова были: «Я верю в тебя, сынок». Мой старший брат погиб подростком. Он собирался стать учителем, и перед смертью мать решила…

По их глазам Джим увидел, что его «занесло», и подумал: «Господи, надо же самому все запороть!»

— Я сделал все, чтобы оправдать ее ожидания, — продолжал он, уже не вдаваясь в подробности запутанных семейных отношений. — Шла вторая неделя практики, когда мою невесту сбила машина. Тот, кто ее сбил, скрылся. Какой-то лихач… его так и не нашли.

Симмонс что-то ободряюще гукнул.

— Я держался. А что мне оставалось? Она очень мучилась — сложный перелом ноги и четыре сломанных ребра, — но ее жизнь была вне опасности. Я, кажется, сам не понимал, сколько мне всего выпало.

Стоп. Эта тема для тебя гроб.

— Я пришел стажером в профессиональное училище на Сентер-стрит, — сказал Джим.

— Райское местечко, — незамедлительно отреагировал Фентон. — Финки, сапоги с подковками, обрезы на дне чемоданов, прикарманивание денег на детские завтраки, и каждый третий продает наркотики двум другим. Про это училище вы можете мне не рассказывать.

— У меня был паренек — Марк Циммерман. — продолжал Джим, — Восприимчивый мальчик, играл на гитаре. Он был в классе с литературным уклоном, и я сразу отметил его способности. Однажды я вошел в класс и увидел, что двое сверстников держат его за руки, а третий разбивает его «Ямаху» о батарею парового отопления. Циммерман истошно вопил. Я закричал, чтобы они отпустили его, но когда я попытался вмешаться, один из них ударил меня изо всех сил. — Джим передернул плечами. — Это была последняя капля, у меня произошел нервный срыв. Нет, никаких истерик или забивания в угол. Просто не мог переступить порог этого заведения. Подхожу к училищу, а у меня вот здесь все сжимается. Воздуха не хватает, лоб в испарине…

— Это мне знакомо, — кивнул Фентон.

— Я решил пройти курс лечения. Групповая терапия. Частный психиатр был мне не по карману. Лечение пошло мне на пользу. Я забыл сказать: Салли стала моей женой. После этого несчастного случая у нее осталась небольшая хромота и рубец на теле, а так она у меня в полном порядке. — Он посмотрел им в глаза. — Как видите, я тоже.

— Предпрактику вы, кажется, закончили в Кортес Скул, — полуутвердительно сказал Фентон.

— Тоже не подарок, — бросил Симмонс.

— Хотел испытать себя в трудной школе, — объяснил Джим. — Специально поменялся с однокурсником.

— И школьный инспектор, и ваш непосредственный наставник поставили вам высшую отметку, — сказал Фентон.

— Да.

— А средний балл за четыре года составил 3,88. Почти максимум.

— Я любил свою работу.

Фентон с Симмонсом переглянулись и встали. Поднялся и Джим.

— Мы вас известим, мистер Норман, — сказал Фентон. — У нас есть еще кандидаты, не прошедшие собеседование…