Шрифт:
Всякое учение имеет то свойство, что оно гораздо легче внедряется в душу слушателя любимым наставником.
Франческо Петрарка. «Моя тайна»Другого подтверждения, кроме Петрарки, как-то сейчас под рукой не оказалось, но считал ведь Петрарка, что любимое, т. е. очень сильно эмоционально подкрепленное, «внедряется в душу гораздо легче»… Вот так же у нас с Витей и с «Тихим Доном» было. Да только ли с Витей? И только ли с «Тихим Доном»?..
А любовь? Тоже ведь не сказать, чтоб она меня совсем уж не коснулась, не тронула, не задела своими крылами, не осияла своим Светом. Бывало… Задевала, касалась. И стишки пописывали, и песенки сочиняли… И не в муку, не в тягость сочинительство-то это бывало! Само изливалось. Не могло не изливаться, поскольку уж очень душеньку-то распирало…
2 октября 1990 г. Москва. Человек— не сказать, чтоб смеялся, — его… распирало смехом. А еще вернее: распирало человека счастье. Может такое быть? Перло счастье из человека, нагло, неудержимо, не стыдясь и не совестясь окружающих… И человек-то был не молодой, давно привыкший держать себя в руках и давным-давно держание это ни за труд, ни за подвиг не почитавший, а тут вот… Да, наверно, и не заботился сдерживать-то себя — знал, что ненадолго это. Очень-очень ненадолго…
С-час-тье — сейчас, в этот вот миг, в сей час побудет — и все… Так оно всегда было, есть и будет. И этот миг не был и не станет исключением…
Преподавал у нас когда-то в Щукинском училище русскую литературу Павел Иванович Новицкий, так он считал, что стихи в определенные моменты жизни должен, обязан писать каждый нормальный человек, ну а поскольку я был вроде живым, нормальным, то и…
9 июля 1959 г. (22 года, каникулы перед последним 4-м курсом Щукинского; из «душевного штопора», в котором крутило и било меня в 19 лет в 1956-м, давно вышел, в душе и в делах относительный порядок, хотя… проблемы, конечно, были. Когда было, чтоб их не было?..)
Полтретьего утра. Первая ночь дома. Родной Новосибирск, Заельцовка… Не спится… Говорят, привычка к московскому времени…
За окном мирно и деловито уркотел трактор. На душе светло и спокойно-радостно: труд! созидание! Далекий милый Казахстан вспоминается… В темноте комнаты — частые синие электрические вспышки… За окном — только родненький трудяга трактор. Тишина…
И вдруг по всему небу глухое, темное, мрачное грохотание, все сильнее, сильней, с угрюмостью и упрямством убийцы… Глупая фантазия: атомная бомба? Разрушение, смерть…
И тут же яркий отблеск на потолке и — тррреск!.. Задорный! Озорной, мальчишеский какой-то… родной, природный, не искусственный, не рукотворный… Со здоровым, честным и открытым (не скрытным, не подспудным!) треском и скрежетом. И разгульный рубаха-парень гром открыто и широко раскатился во все края и стороны!.. Проказница-гроза творит свою веселую и благодатную работу. Посыпался, заплямкал и — вот уже полил с крыши обильный, полный дождь.
…Закурил махры, вышел на крыльцо… Темно. Один. А дождь хорош! Все наяривает и наяривает! Как плясун чечетку: вроде приутихнет, притомится, передохнет — и вдруг — сильнее! еще сильнее! еще!! Еще!!!.. Темно, один… Дома спят мои труженики. Им работать с утра. А то бы сам кинулся плясать вместе с дождем, да пришлось бы их потом беспокоить…
Вот так и жить — все прекрасно! И — никакой атомной бомбы. Это не тот «разгул»… Этого хулиганства допустить никак нельзя. Пусть водород в гелий превращается на Солнце, на то оно и Солнце… А здесь — Земля, люди живут, и подобные безобразия здесь абсолютно недопустимы. Ой… чтой-то, прям, стихи из меня толкаются, просятся…
Я сегодня ночую дома. Только с поезда. Из Москвы. То ль привычка к московскому времени Гонит сон от моей головы? То ли воздух родной, знакомый? Шелест ветра, журчанье листвы… Я не сплю, размышляю в темени… Синий всплеск — знать, зарниц сиянье… Мирно трактор урчит под окном. Я не сплю, вспоминаю недавнее: Казахстан, мостопоезд, Дон… На душе и светло, и уверенно: Созиданье и труд кругом! Вдруг — угрюмо, глухо и медленно, Как упрямый убийца — гром. Может, это не гром? Может, бомба Водородная?.. Давит всех, Разрастаясь, рыча утробно, Погребая под рыком смех?.. И сейчас же — новая вспышка Ярко брызнула на потолке… Бодро, весело, как мальчишка, Первый отзвук оттарахтел — И за ним — развернулся в ударе И! — пошел ковылять-крушить Гром — разгульный рубаха-парень С широтою русской души! Этот — свой! Прямой и открытый, Добрый труженик-великан!.. Дождь пошел… Заплясал, запрыгал, Все сильней!. Как чечетку рвал! Все сильней, удалей, бесшабашней!.. Чуть вздохнет лишь — и шибче наддаст! Полоскал и луга, и пашни… И работал по-настоящему! И работа как пляска неслась! И тебе с ним плясать хотелось! Жить, смеяться, работать, любить!.. Только вот с хулиганством дело Надо с атомным прекратить. Водород превращается в гелий Пусть на Солнце, а тут — Земля: Люди ходят, детишки бегают,— Это здесь допустить нельзя! Есть турбины, есть генераторы — Расщепляй, извлекай, крути… Совершенствуй хоть тот же трактор Иль к Луне проложи пути, Только помни, что ты — живущий. И дала тебе жизнь — Земля. И себе ее портить, а, пуще, Всем другим — ну никак нельзя!Да… Уже пять. Трактор заливается… Наверно, хорошо после дождя, сейчас пойду подышу. Стих вот написал… Называется «Дружеское послание (или — обращение) молодого новосибирского жителя поджигателям войны».
А душу можно ль рассказать?
М.Ю. Лермонтов. «Мцыри»Судя по интонации, Лермонтов не очень твердо верит, что можно. И никто за прошедшие с тех пор более полутора сотен лет особенно не преуспел ни в возражении ему, ни в переубеждении его и нас, что таки можно…
Не знаю, можно ли, но — надо. Если что-то и надо рассказывать, так только душу. Да вся культура человеческая многовековая — что это, как не постоянная попытка «рассказать душу»? Вся культура. И духовная, и материальная. Кто их разделит, представит в очищенном виде? Они же переплетаются, взаимопроникают друг в друга. И обе — не для себя. Для общества, для людей. Для мира, для громады.
Только душой человечество и связано. Без нее — особи, индивидуумы. Как в животном мире. С ней — человечество, семья. Единство. И борьба вечная, но все равно — единство! И тот, кто постарался, помучился, пострадал для общей души человеческой, пытаясь понять ее, разобраться, для начала в своей собственной хотя бы, но, сознавая ее частью общей души человеческой, тот и остался в памяти людской. Чем более преуспел на сем поприще, тем более и памятен и чаще поминаем людьми. И Вы, Михаил Юрьевич, с вашими сомнениями «… можно ль рассказать» — в том числе.