— И правда, Макс, — едко заметила мачеха, — если ты собираешься в тысячный раз пережить то, что случилось с тобой там, то почему бы тебе не отразить твои переживания в маскарадном костюме? Ты мог бы нарядиться контрабандистом, торгующим перчатками или бренди, а Каро — французской эмигранткой, подобной той, о которой ты бредишь в своих навязчивых сновидениях.

— Откуда вы знаете, о чем я говорю во сне, maman?

— Слуги, Макс.

— Бывает, я вижу сны и разговариваю в них, но это не бред.

— Макс, — сказала Каро, — твоя мачеха хочет лишь, чтобы у тебя все было хорошо.

С сомнением думал он о молодой леди и о том, что она говорила. Волосы Каро, которые были когда-то длиннее его собственных, теперь были коротко подстрижены по французской моде, а легкий капот с завышенной талией успешно скрывал ее полноту. Для Каро слово «революция» было чем-то абстрактным, обозначая лишь полную свободу в моде, и она старалась не просто перещеголять, а поразить окружающих.

— Каро, — напомнил он, — у меня во Франции, посреди царящего там хаоса, остались друзья. — В отличие от нее, он собственными глазами видел и весь ужас происходящего там, и разбитые вдребезги семьи. Процессы были насмешками над правосудием. Подозрения было достаточно, чтобы человека казнили. Настоящим кощунством казалось то, что в день, когда все чествовали Купидона, сточные канавы охваченного страхом Парижа были заполнены кровью. — Мне есть до этого дело, — просто закончил он, — а если такая же участь ожидает и Лондон, я надеюсь, что кто-нибудь позаботится и о нас.

Каро топнула ногой.

— О, что до всего этого нам, живущим в Лондоне? У нас ведь нет гильотины, и Шелберн-хаус должен провести День святого Валентина так же, как и раньше. — Увидев, что леди Шелберн смотрит на нее с предостережением, она чуть смягчила тон. — Ну, пожалуйста, Макс, не нарушайте планы своей maman.

Но Максимилиан устал от этих споров и от тщетных попыток объяснить, как получилось, что его «большое приключение» на континенте вышло ему боком. Эмигранты-контрабандисты занимали его мысли несколько больше, чем хотела семья, и это чуть было не стоило ему жизни и здоровья.

Она была молода, темноволоса, и он целых три дня сопровождал ее по заброшенным дорогам Франции, и никто не смел притронуться к ней, даже сам Макс, чей соблазн был особенно велик…

Даже теперь эти воспоминания заставляли сердце биться чаще. Слишком много разных образов стояло до сих пор перед его глазами. Мутный свет луны. Лодка, на которой они спаслись. Сброд. Фанатики и идеалисты. И обязательно присутствовал образ Иоланды, темноволосой девушки, потерявшей семью. Нет, это был не бред, она была так же реальна, как и тот нож, воткнутый ему между ребер… и воспоминания о ней не давали ему покоя. До сих пор.

— Иоланда…

— Макс, ты опять разговариваешь сам с собой, — мачеха стояла и грозила ему пальцем, словно он все еще оставался несмышленым школьником, спрятавшимся под лестницей во время чаепития. Леди Шелберн, супруга восьмого графа Шелберна. Макс подозревал, что ей легче было бы принять ужасную смерть, чем уйти из дома и потерять свое положение аристократки.

Из соседней комнаты донеслись звуки музыки: к Каро прибывали послеобеденные гости, и кто-то наигрывал гаммы на фортепиано.

Мачеха, направляясь к гостям, на мгновение задержалась перед Максом:

— Тебе не следует забывать, Макс, что твой отец полностью одобрил проведение этого бала. Он ждет, что ты подробно напишешь ему в Америку, как прошло торжество, а кроме того, надеется услышать о том, что Каро вполне счастлива, а у тебя все в порядке со здоровьем. Так что больше не должно быть разговоров об отмене бала…

— Так как я вряд ли смогу пойти против воли отца, то бал состоится, — сказал он и угрюмо добавил, — но я могу на нем и не присутствовать.

Каро, направлявшаяся к двери, резко обернулась и застыла с открытым ртом:

— Тебя не будет на балу? Но ты должен быть!

— Зачем?

Каро продолжала, заикаясь:

— Ну, потому что… иначе ведь не придут и твои друзья…

Его друзья! Единственная причина, почему Каро нужны были его друзья — это заставить его ревновать. О, он знал, что затеяли женщины. Граф, его собственный отец, под напором мачехи согласился профинансировать появление Каро в высшем свете.

Но из-за болезни Макса этот выход в свет уже и так был перенесен на целый год, и поэтому леди были так озабочены: ведь чем скорее ее выставят на «ярмарку невест», тем, вероятно, будет лучше для дома. Значит, решил Макс, ему придется уступить и провести бал, как и было запланировано, а для Каро предоставить все возможности выйти замуж.

С необычной для нее покорностью, Каро встала перед ним на колени.

— О, пожалуйста, Макс, пожалуйста, забудь все, что случилось во Франции. Пожалуйста! Только лишь ради Дня святого Валентина! Это твой долг.

— Долг? — до чего странным было это слово, сошедшее с губ Каролины Корделл. Его долг ради Дня святого Валентина! Видимо, Макс был более сентиментален, чем он сам о себе думал. Если бы ухаживание за девушками стало обязанностью, то он бы предпочел остаться холостяком.

— Макс, — продолжала она умолять, — ты нужен мне, чтобы… избавиться от непрошенных ухажеров, — ее голос дрожал. Да, подумал он, если бы происхождение девушки было менее знатным, то она могла бы сделать неплохую карьеру на сцене. — Ну, пожалуйста… — в ее голосе звучало отчаяние.