Шрифт:
Пурга…
Ее надо видеть.
Она рвет метровый лед на море, поднимает на воздух могучие льдины, сталкивает их лбами, громоздит друг на друга.
Пурга…
Она срезает с сопок многопудовые козырьки, гонит к подножью снежные лавины.
Пурга…
Она разбивает оленьи стада, срывает яранги, переворачивает на трассе грузовики.
Пурга…
Ее надо слышать.
Она идет с Ледовитого океана. Тысячи тонн снега несет бешеный ветер. Тысячи тонн снега, переворачиваясь в воздухе, обрушиваются с океана на тундру. Огромный простор вечных льдов, земли и неба кипят, охваченные пургой.
10
Северный утонул в пурге. Она бьется в окна, в двери, в стены домов. Люди не выходят на стук. Все двери взяты на крепкие засовы.
Пурга мечется по улице, раскачивает провода, трясет телеграфные столбы. «У-у-у-у, у-у-у-у», — захлебывается она в стоне.
И свирепеет, свирепеет…
11
Пурга ломится в дом…
Девять тысяч километров до Москвы. Три тысячи — до Магадана… Ни на одной порядочной карте не нашлось точки для Северного. Тем более для домика заведующего базой. И никто третий в огромном мире не знает, что делают в этом домике двое людей. Никто этого не знает, кроме них самих…
— Ой, как вкусно, — говорит Ася, откусив уголок румяного, еще горячего пирожка. — Честное слово, очень вкусно!
Пироги немного подгорели, но в общем получились ничего. Особенно, если их жевать, запивая чаем.
— Видите, а вы хотели от меня сбежать. Лишились бы такой трапезы, — отвечает Тюриков.
Они пьют на кухне чай с пирогами. Странная температура стоит на кухне. У плиты — жара, у дверей — холод. В одном углу от жары потрескалась штукатурка на потолке, другой угол затянут серебряной изморозью. Держишь руки над столом — рукам тепло, поднесешь к окну — замерзают. Под столом мерзнут ноги, хотя они в валенках. А лицу жарко. Несмотря на тройные рамы, занавески на окне ходят ходуном. А в общем неплохо, если учесть, что на дворе такая пуржища.
Ася чувствует себя с Тюриковым непринужденно. И десятый, нет, сотый раз она думает о том, как правильно сделала, что осталась у него. Окажись она сейчас вместе с Бабочкиной, та непременно стала бы пичкать ее всяческими прописными истинами.
— Вот так и живем, — жуя пирог, говорит Лука Семенович. — Пурга, мороз, ночь. А дело не ждет. Верите, забыл, когда книгу в руках держал. Все некогда.
Ася задерживает на нем взгляд. Она не сомневается, ему и вправду некогда. Тюриков здесь год, а сделал столько, сколько за пять лет не сделали его предшественники.
— И ведь что обидно, — тянется он за новым пирогом. — Никто не оценит. Вот сдвинули мы с мертвой точки торговлю в тундре. Думаете, спасибо от колхоза получили? Как бы не так, у Опотче дождешься благодарности! Или — утеплили склады, пять своих упряжек завели. Думаете, в райцентре заметили, похвалили? Написали хоть строчку?
И хотя он вовсе не жалуется, а говорит просто так, даже с веселой лукавинкой в глазах, Асе хочется сделать для него что-то очень хорошее.
— Я обязательно напишу о вашей базе, — говорит она. — И о вас.
Ася не делала секрета из своей поездки. Она еще раньше рассказала Тюрикову о письме, полученном редакцией. Сейчас он вспомнил о нем.
— Ну, скажите, как не злиться? Пишут всякую ерунду.
— Стоит обращать внимание! — говорит Ася. — Еще хватает на свете типов, для которых нет большей радости, как оклеветать другого. И столько еще этих типов, просто не поймешь, откуда они берутся. Будь моя воля, — Ася сжимает кулачок, стучит им по столу, — я бы их всех вот так!
Тюриков смотрит на Асю и весело смеется:
— Я знал, что вы приедете, но не знал, что вы такая, — неожиданно произносит он.
— Какая? — механически спрашивает Ася.
— Вы красивая, — он в упор глядит на нее.
Ася краснеет, ерзает на табуретке, не зная, что ответить. Наконец, решила перевести все в шутку:
— Вы опять делаете мне комплименты. Но я совсем не красивая, может только симпатичная. А потом, откуда вы знали, что именно я приеду?
Странные огоньки, вспыхнувшие до этого в его глазах, пропали.
— Откуда знал? — Он встает, тянется к совку, чтобы подбросить угля, поворачивается к ней от плиты, разводит большие руки, смеется:
— Должны же нас когда-нибудь посетить газетчики. А кроме вас, кто мог приехать?
Абсолютно верно. В редакции районной газеты — четверо: шеф, секретарь, литсотрудник, машинистка. Кому мотаться по командировкам, как не литсотруднику, то есть не ей, Асе?
— Вы догадливы, — сказала Ася.
— Хоть это тоже комплимент, но я не обижаюсь, — он смотрит на нее по-прежнему просто и дружески.
Спустя минуту он спрашивает:
— Признайтесь, не было бы этого пасквиля на меня, вы бы не приехали? Я вас, газетчиков, знаю. — Он шутливо грозит ей пальцем. — Напиши вам что-нибудь хорошее, смотришь — десять строчек в газете дали. А сообщат, что там-то и там живет эдакий негодяй, вы сразу туда и целый подвал строчите. Так или нет?