Нужно один раз сорваться с цепи нормальной жизни, и пошел. Не сможете — останетесь ничтожествами.

Я беседовал с офицерами ВДВ (в мае 94-го года) и задал им несколько вопросов. Разговор состоялся на их территории, за бутылкой, и ответы потому были неофициозные. «За кем пойдете?» — спросил я их. И, не получив связного ответа, задал наводящий вопрос: «За гражданским пойдете?» — «Нет, не пойдем». — «Значит, за военным? За кем?

За Макашовым пойдете?» — «Не, он в Афгане своих людей подставил — роту потерял». — «Ну а за кем пойдете?» — «За Лебедем пойдем». — «А то, как он ведет себя в Приднестровье, вас не смущает?» — «А как ведет?» — «Ну как сварливая, истеричная барышня, грызется с правительством Приднестровья, дискредитирует республику». — «А это нам все равно. Лебедь хороший командир». — «Почему же он хороший? Когда он в Приднестровье появился, на него там да, Богу молились. Во всей России он самым популярным лидером стал в августе 1992 года, но теперь склочничает и выносит сор из избы». — «Лебедь хороший командир. В Афгане у него меньше всего потерь было».

Тут я их понял. Для офицеров ВДВ хороший и популярный командир тот, кто своих людей оберегает, не подставляет. Осторожный то есть. Осторожность же имеет оборотную сторону: оборачивается отсутствием инициативы. Для армии осторожный командир — благо. Для России в ее сегодняшней издыхающей фазе осторожный командир — вред. Лебедь с виду такой картинный мужчина: голос гобойный, челка, тельняшка — почти герой, а между тем он дипломат, и какой. О президенте: «.я действия президента не обсуждаю», как полагается верному служаке. Однако, когда Суворов Екатерину II искренне и преданно матушкой называл, в те времена Россия и в весе, и в территории прибавляла, а при президенте Ельцине Россия астрономические пространства потеряла, на Кавказе оружия национальным мерзавцам тонны наоставляли, народы целые воют от боли. А «герой» в тельняшке, утрированно картинный мужик, военная косточка «действия президента не обсуждает». (Российского нет, не обсуждает, но приднестровского открыто обвиняет вместе со всем кабинетом в коррупции, ибо не начальник ему Смирнов. Между тем Приднестровье находится в состоянии замороженной войны с Молдовой, и потому все внутренние распри и расколы там неблагородны и работают против республики. Даже если там кто-то виноват, следовало бы молчать.)

Так что пусть за Лебедем и готовы идти офицеры ВДВ, он никуда никого не повел в благоприятном ему 1992 году и, как видим, не собирается вести и в 1994 году. Зато раздраженный своей нерешительностью, негероический, но с виду вылитый герой генерал Лебедь в сердцах шпыняет приднестровское правительство. Генерал Лебедь, новые государства строятся не идеальными людьми, но те, кто восстает и строит их, все же герои, а критиковать восставших — последнее дело. Эх, генерал Лебедь, мне бы твою 14-ю армию! Я бы знал, как с нею обратиться!

Совместными усилиями многие факторы: и политики с отрицательным знаком (то есть вредные для России, негативные), и убогая рабская философия служилых людей, привыкших к подчинению (унаследованная от советского времени), разрушили наши Вооруженные силы. Они есть, но их нет. (единственное исключение — они есть в Таджикистане, где недовоеванная война в Афганистане рвется к Москве. Опасно недовоевывать войны! Афганскую войну следовало или не начинать, или, начав, — выиграть.) Генералы у нас либо вульгарные воры в погонах, либо «честные» служаки, что в применении к нынешней ситуации есть предательство интересов нации. Самая лучшая категория генералов у нас отставники, но эти крепки задним умом. Когда они находились на постах и должностях, то не были патриотами, зато сделались таковыми в отставке. Однако генерал без армии равен солдату. Младшие офицеры у нас, к сожалению, лишены латиноамериканской или африканской бравурной амбициозной храбрости и предпочитают «ждать сигнала», атои ничего не ждать, но водку пить. Судьба Советской армии трагична. А русской национальной армии не может быть, пока не создано русское национальное государство. Национальной России придется опять, как в 1918 году, заново создавать новую армию на новых началах. Восстанет же и спасет страну не армия, а радикальная националистическая молодежь.

Вне сомнения, в рядах восставших будет немало лейтенантов и капитанов, но армии как организму — Советской армии, — ей капут.

То, что к этому неприятному и трагическому выводу пришел именно я, певец мужества войны, певец армии (уже в 1971 году я написал «Оду Армии»), еще более усугубляет приговор. Он окончательный и обжалованию не подлежит. Советская армия мертва.

Скрепя сердце, увлекаемый друзьями, пошел я 21 сентября на митинг на театральной площади. О трагической гибели товарищей по борьбе я скорблю одиноко, по-своему, снова и снова размышляя о том, что произошло год назад, переосмысливая, прокручивая, просматривая события в памяти. Почему-то с горем не хочется мне идти на люди, лицезреть милицию, ОМОН — в скорби я прячусь. Но вот пошел.

Мало было демонстрантов, хотя и множество знакомых лиц. Десяток, наверное, пожилых патриотов осторожно, как это свойственно пожилым или бывшим коммунистам, да и вообще русским пожилым мужикам, подошли и остерегли меня от опасности междоусобной распри в оппозиции. «Не нужно бы. не следует. мы должны сплотиться, чтобы свалить этот режим все вместе. Наши разногласия им выгодны». Никто не назвал прямо мои регулярно публикуемые в «Новом Взгляде» «лимонки» в Руцкого, Зюганова, в лидеров оппозиции, но ясно, куда вежливые метили. Отходили, крепко пожимая руку, глядя в глаза.

Потому хочу объяснить. Я не раскольник ради раскола. Я не черная овца в добропорядочном семействе оппозиции. И не я один такой. Рядом в толпе раздавали обращение РНЕ, объясняющее, почему РНЕ не участвует в митинге и демонстрации «объединенной оппозиции». Мои недовольства и претензии иные, чем у РНЕ, но они глубоки и серьезны. К кому мои претензии? Кем я недоволен?

Я не подвергаю сомнению убеждения ни рядовых членов КПРФ, ни тем более массы патриотов. К ним я отношусь как к отцам и братьям, товарищам по борьбе. Я утверждаю лишь, что Зюганов, Руцкой, какой-нибудь Астафьев и им подобные, то есть «наши» вельможи от оппозиции, доказали, что они оппортунисты, соглашатели, не те, за кого себя выдают, короче, ряженые. То, что они соглашатели и оппортунисты, общество смогло увидеть в процессе подготовки к выборам и после выборов 12 декабря 93-го. Тотчас после трагических событий 21 сентября — 4 октября 1993 года. И все яснее видно. Господин Зюганов 20 сентября 1994 года в «Комсомольской правде» радуется: «Не будет нового издания Октябрьской революции в термоядерной стране. есть мирные способы решения, в том числе и революционных процессов. Надо их решать цивилизованным способом. Через участие в выборах прежде всего». Ясно, что господину Зюганову понравилось участвовать в выборах, пожиная голоса тех, кто погиб нецивилизованным способом, но не вы ли, Геннадий Андреевич, их (затем погибших) воспаляли с бетонного балкона Дома Советов? С оккупационным режимом призывали их бороться вы. Потом куда-то исчез и спрятался Зюганов. И появился на телевидении. Режим перестал быть для Зюганова оккупационным, когда он сам приземлился в Думе, стал главой фракции. Рядом на той же странице «КП» Егор Гайдар радуется тому же, что и Зюганов, заклиная змея революции: «Высокого уровня политической напряженности в стране нет. Желающих браться за булыжники немного. потенциала для глубокого социального взрыва в России сегодня нет. Не хотят люди идти на баррикады».

К Гайдару у меня претензий никаких. Буржуин как буржуин, отстаивает свои классовые интересы. Враг — и точка. Зюганов рассуждает как буржуин, имеет физиономию моего классового врага, но называет себя лидером Компартии РФ. Ряженых у нас в России сейчас немало. Рядился в защитники трудящихся Ельцин перед выборами 12 июня 1991 года (почитайте программу!). Рядится успешно Эйдельштейн-Жириновский в «ультранационалиста» — ине израильского, но русского!!! Вырядились в «крестьян» аграрники, хотя ниже агропромовского директора там никого нет — десятки министров и замминистров сельского хозяйства автономий и регионов и даже вице-премьер Завирюха! (Вот так крестьяне! Аграрии, так иху мать!) То есть обман избирателя стал у нас правилом.