– А вы к кому это? – услышала я позади себя скрипучий голос и обернулась.

Три пожилые женщины, сидевшие рядком на лавочке, как девицы из сказки Пушкина о царе Салтане, внимательно меня разглядывали. Кто из них задал мне вопрос, я так и не поняла. А потому ответила всем:

– Добрый день, мне нужен Спесивцев Алексей из семьдесят второй квартиры.

– Так это мой, что ли? – раздался тот же скрипучий голос.

Его обладательницей была самая мелкая бабулька, на которой красовался большой коричневый пуховый платок, покрывающий не только голову, но и плечи поверх длинного драпового пальто. Вообще, бабушки-старушки при моей работе – это первые помощники. Я их обожаю за их осведомленность практически обо всех жителях двора и даже за его пределами. А тут, судя по заданному вопросу, полная удача! Бабушка Алексея собственной персоной.

– Видимо, ваш. – И я приблизилась к ней, ожидая следующего вопроса.

– А вы кто ему? – не заставила она долго ждать.

– Я – Иванова Татьяна Александровна, – представилась я, полагая, что этого пока вполне достаточно.

– Вы, что ль, с работы с его?

Я неопределенно качнула головой так, что было не совсем понятно, утвердительный ли это кивок или нервный тик. Вот не хотелось мне обманывать старушку.

– Так ведь он это… Приболел он, – немного замешкавшись, проскрипела она.

– А мы могли бы подняться к вам? – попросила я, чувствуя, что она изо всех сил старается ввести меня в заблуждение.

– Это зачем еще? Говорю, болеет Алеша. Не до гостей ему. Чего вам надо-то? – довольно агрессивно заговорила она, и ее голос из скрипучего трансформировался в каркающий.

– Маш, ты документики у нее спроси! – подсказала доселе молчавшая бабушка в черной болоньевой куртке. – А то ходят тут всякие аферистки! Ты сначала паспорт покажи, а уж потом в гости напрашивайся. А если что, учти, нас тут еще два свидетеля, – кивнула бдительная женщина на соседку справа.

– Именно, именно, – охотно поддакнула та.

Видит бог, не хотела я ставить бабушку Спесивцева в неловкое положение перед подружками, но мне пришлось достать красные корочки.

– Я из полиции. Мне нужно задать вам несколько вопросов относительно вашего внука, – сухим профессиональным тоном ответила я, не теряя самообладания. – А лучше поговорить с ним самим. Где он сейчас находится?

При этих словах «три девицы» сразу умолкли, а Спесивцева наконец соизволила встать с лавки.

– Так бы сразу и сказали, – скрипнула она. – Чего он натворил-то? Пойдемте. – И, шаркая по влажному асфальту войлочными сапожками, направилась к подъезду. Я последовала за ней, пронзаемая взглядами двух пар подслеповатых, но весьма любопытных глаз.

Квартира, где жили Алексей и его бабушка, была приличной по площади, но довольно запущенной. Широкий коридор заставлен какими-то коробками, сумками, даже большой старый сундук имеется. На кухне, куда мы молча прошли, повсюду банки. Начиная от трехлитровых и до стограммовых из-под хрена. Некоторые были заполнены водой, другие пусты. Их было великое множество. Засаленные обои, прокопченный потолок и затхлый запах от дешевого табачного дыма. Немудрено, ведь Спесивцев садил «Приму» одну за другой. В смысле курил. Но сейчас я не определила, что курили тут недавно. Его явно не было дома. В том, что он лежит с высокой температурой где-нибудь в дальней комнате, я очень сомневалась.

Убрав смятый фартук с одной из табуреток, его бабушка жестом предложила мне присесть. Сама же, так и не сняв пальто и платок, осталась стоять напротив. Было впечатление, что, как только мы зашли в подъезд, она дала себе обет молчания. Присев на указанный табурет сомнительной прочности, я спросила, как мне к ней обращаться.

– Марь Петровна, – буркнула она себе под нос, продолжая стоять возле меня. Она была настолько мала ростом, что наши лица находились почти на одном уровне.

– Может быть, вы тоже присядете, Мария Петровна. Мне как-то неудобно сидеть перед пожилой женщиной. Да и вам будет удобнее, – предложила я.

– А чего рассиживаться? Нету Алешки, – и она стыдливо опустила морщинистые веки. – Обманула я вас.

– Но ведь вы это не по своей воле. Он вас попросил. Так? – спокойно рассудила я вслух.

– Так и есть, – смягчилась она. – Сегодня утром встал, оладьев поел со сметаной, чаю кружку выпил, потом бриться ушел. Долго плескался там. Я еще кричу ему, мол, вода у нас по счетчику, чего так много льешь, да и на работу опаздываешь. А он мне из-за двери орет: я, мол, сегодня на работу не пойду. А если кто искать будет оттудова, скажи, мол, заболел. Потом вышел, стал сумку собирать. Поклал туды шаболы свои, щетку зубную поклал и пасту забрал, окаянный. А мне вот теперь иди, новую покупай. И все, дверью хлопнул и тю-тю, – развела она руками, присаживаясь рядом на такой же табурет-близнец.

– То есть куда он ушел, вы не знаете, – констатировала я неизбежный факт.

– Откуда ж мне знать. Он мне отродясь ничего не докладывает. Я ему нужна, шоб едьбу готовить. А более не за чем. Только вот не ушел он, а, кажись, поехал. Права искал на свою таратайку. Да. Меня еще пытал, куды я их подевала. А я их всегда в коробочку кладу, когда он их бросает где ни попадя, – стала сетовать Мария Петровна. – Понадобились вдруг! Вынь да положь. Сам раз в сто лет катается, все больше пиво свое сосет, а ты ему за правами следи.