В своей каменной клетке Сила находился без цепей, потому что внешне он был ещё слаб, даже двигался с трудом, был тих и смирен. Но на следующее утро в темницу вместо Серпике с корзинкой еды вошли стражники и связали батыру руки за спиной крепчайшими волосяными верьвями, а ноги меж собою сковали железной цепью так, чтобы пленник мог идти, но медленно, небольшими шагами. Немой пленник отнёсся ко всему совершенно спокойно, даже безразлично. Его расслабленное спокойствие как-то передалось и стражникам. Без суеты, не торопясь, делали они свою работу. Большой воз, каким на торжище возят всякий товар, уже стоял во дворе тюрьмы, когда туда вывели Силу.

— Садись, батыр, поедешь в другое жильё, — с некоторым сожалением рёк начальник тюрьмы — коротконогий, с широким бритым затылком, которому очень нравился безмолвный и покладистый «жилец» его своеобразного «постоялого двора». — Здесь ты был хорошим узником, веди себя так же на новом месте. — Рус улёгся на брошеное на дно воза сено и затих, прикрыв голубые очи. Шестеро конных охранников градоначальника, по трое с каждой стороны, сопровождали воз.

— И зачем батыра в цепи заковали, ведь он ещё слаб, да и куда он, беспамятный, скроется в чужом городе? — спросил один из стражников.

— Так распорядился сам градоначальник, а нам какое дело, сказали везти, мы и везём, — недовольно ответил длинноусый плотный десятник. Они неспешно миновали уже большую часть пути, когда на коне самой госпожи Лайпи к ним подскакала её верная служанка Серпике.

— Мавляд, господин и госпожа хотят, чтобы Урус-батыр предстал в их доме в крепчайших цепях, а не в этих старых ржавых цепочках и верёвках, которые надел на него скаредный начальник тюрьмы. Вон там уже всё готово, кузнец ждёт, — она указала камчой на стоящую чуть в стороне под сенью раскидистого дерева кузницу.

— А почему господин не послал с повелением кого-то из стражников, чего это я должен слушать приказы девчонки? — стал ворчать и так недовольный своей участью десятник.

— Мавляд, — окликнул его пожилой воин и, подъехав вплотную к старшему охраны, тихо проговорил: — Видишь, на чьей лошади примчалась эта девица, зачем тебе неприятности с госпожой, ты же лучше меня знаешь, какой у неё язык и что она потом наговорит своему мужу. Лучше молчи и делай, как велят.

— Ладно, поворачиваем, — с плохо скрываемой досадой махнул рукой Мавляд. Воз подъехал к кузнице, воины спешились.

— Вставай, батыр, будешь менять свои украшения на более дорогие, — хихикнул пожилой стражник. Но батыр не шевелился, очи его оставались закрытыми, дыхания не было слышно. Пожилой стражник потряс пленника за плечо, но ничего не изменилось.

— Что с ним, неужто помер?

— Да не может быть, просто растрясло на этом возу. Надо побрызгать водой. — Кто-то побежал к кузнецу за водой, но и тёплая вода, политая на чело пленника, ничего не изменила.

— Мавляд, пошли кого-нибудь срочно за лекарем, — встревоженно заговорила служанка, — если с батыром что-нибудь случится, госпожа меня убьёт, — заплакала она.

— Вот ты и скачи за лекарем, — рассерженно огрызнулся вконец раздосадованный неожиданным поворотом дела стражник, подумав про себя, что со служанки какой спрос, а вот с него, десятника, как старшего охранника, спросят, отчего и как вдруг умер пленник, за которого уже и деньги заплачены.

— Да я не знаю, где он живёт! — Серпике разрыдалась не на шутку, схватившись руками за небритые щёки Урус-батыра, моля его проснуться и заливаясь слезами.

— Вот началось, только женских слёз мне и не хватало, кто знает, где живёт лекарь, что лечил уруса?

— Я знаю, — ответил пожилой воин и вскочил в седло.

— Перенесите его в тень, — предложил вышедший кузнец, пока я буду снимать цепь, потому что в кузнице очень жарко.

Когда воины с трудом перетащили тяжёлое тело, кузнец и его подмастерье, чернявый худой подросток лет пятнадцати, быстро и сноровисто сняли оковы с ног бесчувственного батыра.

— Пошли, поглядишь на цепи, какие лучше надеть, — позвал кузнец десятника.

— Похоже, никакие цепи уже не нужны, — расстроенно махнул рукой стражник, потом рассерженно сплюнул и нехотя двинулся за кузнецом.

Едва очи воина привыкли к сумраку душной кузницы, как сквозь шумные вздохи мехов, гул пламени в горне, где раскалялся кусок железа и звонкие удары небольшого молота по наковальне, у которой старательно орудовал худой подмастерье, донеслись какие-то возгласы, а потом лошадиное ржание и храп. Десятник прислушался к странным звукам и бросился к двери, но в этот миг что-то громко затрещало и рухнуло на стену кузницы. Дверь не поддавалась, как будто кто-то большой и сильный привалился к ней могучей спиной.