Ольг с Ефандой, не торопясь, шли к пристани. Лодья, шедшая в Ладогу, должна была доставить её домой.

— Погоди, сестрица, — молвил Ольг, — тут кое-кто два слова тебе молвить желает. — Он тихо отошёл в сторону, и к девушке приблизился князь. Он снова завороженными очами глядел на сестру своего воеводы. Ефанда опустила глаза в некотором смущении. Это была уже не та прежняя дерзкая девчонка, а мягкая и мудрая девица.

— Ефанда… — начал князь, и запнулся. Девица подняла на него свои дивные зелёные очи. — Благодарю, что стольким раненым помощь оказала, — проговорил Рарог.

— Это моё служение Бригит и Макоши…

Помолчали.

— Может, останешься? — предложил Рарог.

Ефанда отрицательно замотала головой и повернулась, чтобы идти.

— Погоди, — удержал её за руку князь. — Знаешь, Ефанда, я не свен и не сакс, а ободритского рода рарожичей, которые превыше всего чтут Правь — божество справедливости, потому лукавить не умею. Были у меня жёны, телом и ликом прекрасные, но ни одна не могла так забрать моё сердце, как ты. Скажи, как ты сумела меня околдовать, так что я не могу подле себя больше никого из жён видеть?

— Это ещё кто кого околдовал, — тихо молвила девица. — Я ведь ещё с той первой нашей встречи тебя забыть не могу…

— Так останься со мной! — воскликнул Рарог, обнимая ворожею за плечи.

— Не могу, не пришёл тот срок, что богами отмерен.

— А когда придёт? И придёт ли?

— Коли придёт, так скажу, — молвила тихо ворожея.

— Может, свидимся ещё хоть разок? — почти взмолился князь.

— Нет, если ещё встретимся, то расстаться не сможем, — так же тихо, но твёрдо ответила ворожея, ускользая от объятий.

— Что ж мне теперь, до конца жизни маяться? — в сердцах воскликнул Рарог, снова хватая её за руку. Но Ефанда, с трудом освободившись, шепнула: «прости, милый!» и ушла не оглядываясь.

— Отчего она ушла?! — Рарог в расстройстве заметался тудасюда по полянке, потом остановился перед Ольгом и схватил его за плечи, глядя прямо в очи пронзительным взором.

— Она ведь сама только что сказала, что не может меня забыть, почему ушла?

— Потому что не хочет сделать несчастной твою семью. «Он нужен сейчас жене и дочери», — так она сказала. А ещё…

— Что ещё? — нетерпеливо перебил Рарог.

— Ефанда — весталка, она служит женской богине, и если станет женщиной, то потеряет свой провидческий дар…

— Значится так, воевода, — с болью в голосе, но уже деловито рёк князь, отвернувшись от реки, — я поутру выступлю вдогонку за остатками викингов Олафа да тех предателей новгородских, коим с ними уйти удалось. А ты в Нов-граде остаёшься со своею службой, всё до мелочи последней выяви, кто и чем помогал Вадиму и Олафу. И не забудь составить списки тех, кто мятежниками казнён был, должны мы дбать о верных людях своих живых и мёртвых. Мёртвым честь и слава, а их сродственникам — плата достойная из казны княжеской. А уж как вернусь, придётся нам разделиться, я останусь в Нов-граде, а ты займёшься обустройством Ладоги.

— Добро, княже, мыслю, посланцы мои успеют упредить полочан и отрезать путь беглецам по Заходной Двине.

Хлопнув друг друга по плечу на прощание, Рарог отправился обговаривать с темниками предстоящую погоню за уцелевшими викингами, а Ольг — в ратный стан.

Вышел он с молчаливым помощником и тремя изведывателями из воинского стана, когда уже вечерело.

— Поскольку многие дома сожжены и порушены, давай-ка, брат Вольфганг, проводи изведывателей в мой терем, пусть там поживут, пока разбираться с предателями будем да к суду княжескому их готовить, — велел Ольг. — А я по граду пройдусь.

Вольфганг кивнул, и все четверо удалились.

Оставшись один, воевода думал о последних словах князя: «займёшься обустройством Ладоги». «Выходит, надолго Новград покину, и неведомо, когда вновь увижу её», — подумал воевода. До сих пор Ольг старался меньше бывать в Нов-граде, чтоб не тревожили сердце тяжкие воспоминания о любимой, не травили душу горьким полынным зельем. Он сражался с нурманами, ходил громить их ярлов в фиорды, с головою окунался в работы по возведению крепостных сооружений. Был занят так, что поздним вечером падал на своё ложе и сразу засыпал, а утром уже обучал молодых воинов, строил либо летел в погоню за очередными драккарами на своих быстрых, специально сработанных для того ладожскими мастерами боевых лодьях. Он не давал себе ни минуты передыху, так легче было справиться с сердечной болью. А сейчас она была так близко… Ольг опять вспомнил последнюю встречу с Велиной у торжища, и недавние слова Ефанды: «я так устала, братец, с твоей Велиной», и сердце, не слушаясь разума, начало гулко стучаться в груди воеводы. «Теперь она вдова, только муж её моими воинами убит, как Велина на сие поглядит»? — размышлял воевода, погружённый в думы, разумея, что всякий раз, идя по граду, будет искать очами её стан среди прохожих жён. Сам не заметил, как оказался перед тесовыми воротами посадского терема.