— Ничего, — туманно ответил Оки тоном, показывающим, что он не хочет вести здесь беседу.

— Мы поговорим, когда приедем в редакцию газеты. Нам ничего не помешает.

— Извините, что я приехал, когда вы так заняты.

Кёго всё ещё не мог поверить, что сидящий рядом с ним человек был первым мужем его жены. Он не мог представить их вместе, это было бы слишком невероятно. Однако, как он и ожидал, невозможно противостоять силе реальности. Тацудзо Оки с первого раза произвёл на него впечатление человека, пользующегося влиянием в научном мире. Кёго был незнаком с этим миром, но что его прежде всего поразило, так это его самонадеянная убеждённость в праве навязывать свой авторитет даже за пределами очень ограниченной области, в которой он его завоевал. Его высокомерное молчание, возможно, не было связано с личностью самого Кёго. Оки просто был не в состоянии избавиться от чувства своей важности, которую он приобрёл в своей специальной области, даже тогда, когда он имел дело с людьми, не имеющими к ней никакого отношения.

Кёго не был слишком обижен, ибо в поведении Оки он не нашёл ничего необычного. Когда в Японии были солдаты, они вели себя по-солдатски в любой ситуации, так же как и монахи со своим монашеским поведением. По мнению Кёго, причина этого была в бедности. Если Тацудзо Оки вынужден навязывать свой профессорский авторитет людям, не имеющим отношение к академическому миру, то ничего не остаётся, как снять перед ним шляпу и пропустить его вперёд. Он не был свободен в своих действиях и в этом заслуживал сочувствия.

В приёмной комнате редакции газеты отсутствовали какие-либо украшения за исключением, может быть, грубоватой фарфоровой пепельницы на столе, за который они сели напротив друг друга. От гула работающих прессов слабо вибрировали пол и стены. Теперь они представились друг другу официально.

Похоже, что манера Тацудзо Оки вести беседу была различной в зависимости от того, присутствовало ли на ней третье лицо. Сейчас, когда они были вдвоём, он расслабился и довольно дружелюбно улыбнулся Кёго.

— Я хотел поговорить с вами о Томоко.

Кёго покорно склонил голову.

— Я могу только лишь попросить прощения.

— Как Вы намерены поступить? Что вы думаете по этому поводу? — Оки сделал паузу, чтобы закурить сигарету, и продолжал. — вы, наверное, собираетесь с ней встретиться?

Кёго показалось, что он ослышался. Значит, Оки не знает, что Томоко ездила в Киото, и это поставило его в тупик, ибо все его помыслы были направлены только на то, чтобы заступиться за Томоко.

— Я считаю, что у меня нет прав высказывать мнение о Томоко. Я уже не являюсь её родителем.

— Вы не намерены встретиться с ней? — Оки посмотрел на него сквозь свои очки. — Я принял решение, что настало время отдать её назад вам, если вы и она этого пожелаете.

Кёго был поражён и смог ответить только спустя некоторое время.

— Подобная мысль никогда не приходила мне в голову.

— Вы её отец, и эта мысль никогда не приходила вам в голову? Для меня это просто непостижимо.

— Я не думаю о ней, как о моём ребёнке, и сомневаюсь, что Томоко думает обо мне, как о своём отце. Я не знаю, известны ли вам все обстоятельства, но моё положение настолько сомнительно, что я уже не могу считаться живым. Поэтому, может, это и малодушно с моей стороны, но я уверен, что Томоко будет больше всего счастлива, если она продолжит жить со своей матерью.

— Значит, так, — странным тоном произнёс Оки и, замолчав, уставился неподвижным взглядом в окно. — Я, конечно, полюбил её за все эти годы, но сейчас было бы самым правильным отдать её назад Вам.

Кёго промолчал.

— Я не знаю, желает ли этого Томоко, но коль скоро вы вернулись в Японию, разве это возможно, чтобы она продолжала жить в моём доме?

— По-моему, здесь нет никакого повода для беспокойства.

— А почему нет? — спросил Оки холодным, пронзительным голосом.

— Я занимаюсь воспитанием молодёжи, господин Мория, и не хочу, чтобы в моём доме произрастали зёрна скандала. Конечно, если бы вас не было в Японии, то всё выглядело бы по-иному. Я просто подобрал несчастного ребёнка на улице и позаботился о нём. Но сейчас вы здесь, и дело приобретает другой оборот. Разве вы не понимаете этого?

Внешне Кёго продолжал сохранять спокойствие. Он хорошо понял истинный смысл высказываний Оки и испытал невидимую пощёчину, хотя выражение его лица не изменилось. Оскорбление только придало ему силы, и он держал свои чувства и слова под жёстким контролем.

Оки рассмеялся со сдержанным дружелюбием.

— В этом всё дело, господин Мория. Вам не кажется, что вы вели себя безответственно?

«Должен ли он извиняться?» — спросил сам себя Кёго и уныло склонил голову.

— Вы говорите правильно. Мне нечего сказать в своё оправдание.