Георгий раза два-три отправил переводы родителям, остальную зарплату переводил на сберкнижку, к зиме у него получились неплохие накопления. Он так прикинул, что если вернуться в институт, то на три года у него есть подкормка в виде дополнительной стипендии. Но как вспомнит он об этой учебе, об этих зачетах-экзаменах, аж в душе у него что-то переворачивалось от отвращения. Нет, решил он – не время еще возвращаться в институт, не созрел.

В сентябре отряд закончил работу по съемке отведенной поверхности, ребята устроили в ресторане прощальные посиделки с неограниченной выпивкой, назавтра разъехались по домам.

Тяжело было прощаться с Лией. Но это Георгию, он всегда тяжело расставался с женщинами, больно уж привязывался он к ним. Лия же отнеслась к прощанию легко, с юмором, она вообще была легкого характера. Она была чертежницей, обрабатывала полевые планшеты, все ее в отряде любили, жалели, оберегали, она и Георгия успокоила – «ничего, милый, расставание при жизни не прощание, авось свидимся, в одной системе работаем».

А потом уже, при движении вагона – «не забывай, а я помню!» – и все, уехала, вроде и не было – никого, ничего, никогда. Рабочих перевели в отряд изысканий в Миасс, на оконтуривание границ месторождения мрамора. Отряд расположился на берегу живописнейшего озера Тургояк, жемчужины Южного Урала, у подножия горы Пугачевой. По преданию, именно на вершине этой горы установил свой шатер и обосновал свою базу «великий бунтовщик».

За неделю срубили приличный дом, из толстых – одно бревно закатывали вчетвером – лиственниц. Привезли из Сыростана, ближайшего к базе поселка, кирпичи, нашелся среди рабочих печник – сложили настоящую, деревенскую подовую печь, с лежанкой, с «прикутком» для бригадира.

Дом теперь теплый, хлеб свой, пекли сами, а варево – чего только не сваришь в такой печи! И все всегда свежее и горячее.

С утра уходили на работу, били шурфы, а приходили на обед – в печи все горячее, вкусное. И спать распределялись легко – для мужиков устроили общие нары, а женщины – их в отряде было трое, геологи, описывали шурфы и все, что там положено описывать по геологическим инструкциям, женщины спали на печи, на теплой лежанке.

До нового года шурфами оконтурили все месторождение, теперь нужно было определить его мощность по глубине, чтобы подсчитать запасы. Но это уже задача буровикам. Буровые станки на месте, их притащили по первым заморозкам. Бригада буровиков в партии сформирована давно, кадровый состав стабилен, все уже на месте, заняли нами срубленный дом. Место обжитое, им повезло, конечно, на готовенькое приехали, но так всегда бывает в геологических партиях, одни уезжают, за ними приезжают те, кто продолжает работы.

Шурфовиков отпустили до нового сезона на каникулы, – «летом, ребята, милости просим, всех приму, а сейчас буровые работы, «камералка», работа геологам, вам пока делать нечего, отдыхайте, до встречи, всем спасибо, получайте свои деньги, и до новых встреч». Шурфовики почти две недели «гужевали» в Сыростане, а потом разъехались по домам.

Георгий уезжал последним, он никуда не торопился. А куда спешить? Спешить ему некуда! Он квартировал у хозяйки небольшого домика, в конце поселка, почти на самой горе, у леса. Она нигде не работала. Разводила всякую птицу, свиней и особенно кроликов. Кролики приносили ей основной доход. Раз в месяц к ней приезжали какие-то люди, на специально оборудованной машине с клетками, забирали кроликов «живьем», платили положенные деньги.

Ей это было и выгодно, и сподручно, – «мне нанять заколоть и разделать столько кроликов станет дороже их содержания, а потом еще и торговать – нет, так удобнее – приехали и забрали, как будто и не было, очень даже легко и удобно. Дешевле продается, конечно, но это как посмотреть…»

Георгий остался после всех прощаний и расставаний с друзьями по партии – отдохнуть, понежится, отлежаться после тайги – да и эта сладкая, ненасытная ночная любовь! Она ведь тоже ох как хороша для здоровья.

– Может, останешься, смотри, как я живу, да я на тебя пылинке не дам присесть, ты у меня до конца жизни солнышком светить будешь, я на тебя и дыхнуть не посмею.

– Не могу, Зоя, другая у меня задача и цель в моей жизни другая. Не смогу я прожить с твоими птицами да кроликами.

Нет, не смогу. А приехать, может, и приеду, отдохнуть. Но не факт, не обязательно. Угол ваш, Сыростанский, ну очень уж он не по пути. В стороне от основной дороги. Нет, Зоинька, не обессудь, я ведь и не обещал тебе ничего, не обещаю и сейчас. Не знаю, приеду ли. Не знаю, Зоинька, не обещаю.

А перед самым отъездом случилось событие, которое заставило Георгия снова поверить в себя. Даже, не то, что поверить, а как-то по-новому посмотреть на себя. Как бы – со стороны.

– Там из поселкового совета пришли, тебя спрашивают, – у Зойки аж кожа светится, в глазах радость – а вдруг работу предложат, а вдруг останется.

У порога стоял секретарь поссовета Коля Молоков.

– Слушай, Георгий, ты что, действительно мастер спорта по лыжам?

– Ну, было дело. Только давно было, я уж и забыл, что это такое.