Шрифт:
Да, уровни над головой кажутся хорошо сложенными, прочными. Нет смысла ждать, что они обрушатся от толчка некоего неосторожного бога — ребенка. Да уж, такие мысли способны лишь рассердить мужчину. Но каждый ребенок понял бы… Он идет, и сильные руки сжаты в кулаки.
Шеб был уверен, что умер в тюрьме или был так близок к смерти, что надзиратель велел выкинуть его в яму с известью, и сторожа швырнули его на груду пыльных трупов. Мучительная боль ожогов вывела из лихорадочного забвения, и он, должно быть, вылез, раскидав наваленные сверху тела.
Он помнил борьбу. Тяжкий, неумолимый вес. Помнил даже, как подумал, что все проиграно. Что слишком слаб, что ему никогда не получить свободы. Помнил, как полосы красной блестящей кожи слезали с рук, когда он беспомощно барахтался… помнил кошмарное мгновение, когда выцарапал себе глаза, спасаясь от нестерпимой боли…
Бред безумца, это ясно. Он победил. Если бы он не обрел свободы, как оказался бы сейчас живым? Идущим рядом с Наппетом? Нет, он обдурил их всех. Агентов Хиванара, возведших ложные обвинения. Адвокатов, откупивших его от Топляков (где он выплыл бы, нет сомнения) и пославших в рабочий лагерь. Десять лет тяжелых работ — такого никто не перенесет.
«Кроме меня. Шеба неистребимого. Придет день, Ксарантос Хиванар, и я вернусь, украду остатки твоего состояния. Разве я забыл то, что знал? Ты заплатишь за молчание. В этот раз бы не буду беззаботным. Твой труп окажется в яме для бедняков. Клянусь перед самим Странником! Клянусь!»
Наппет шагал рядом с Шебом, и на губах была злая холодная улыбка. Он знал: Шеб желает стать главным громилой среди них. У него сердце змеи, каменные змеиные позвонки и клыки, источающие яд с каждым ленивым движением. Но однажды ночью он бросит глупца на спину и подарит ему разрезанный змеиный язычок!
Шеб сидел в летерийской тюрьме — Наппет уверен. Его привычки, манеры, сторожкие движения… они говорят все, что нужно, о гремучей гадине по имени Шеб. Да его каждую ночь пользовали в камере. Мозолистые колени. Рыбий дух. Сладкие щечки. Для таких, как он, есть много прозвищ.
Шеб получил столько, что ему это дело понравилось, так все их перебранки означают только одно: парень видит, кто окажется котом, а кто киской.
Четыре года ломать спину на карьере близ Синей Розы. Таково было наказание Наппета за ту кровавую ночку в Летерасе. Муж сестры любил распускать руки и шарить по сторонам — ни один брат мимо такого не пройдет. Если брат хоть чего-то стоит. Но весь позор в том, что он мерзавца не убил. Хотя почти. Все кости были переломаны, он отныне сидеть с трудом может, не то чтобы бродить по дому, портя вещи и избивая беспомощную женщину.
Не то чтобы она была благодарна… Кажется, семейные ценности в наши дни приказали долго жить. Он простил ее за упреки. Она ведь видела то месиво. Какие были крики! Разум бедняжки помутился — да она и раньше умом не отличалась. Будь она умной, не вышла бы за вислоносого уродца.
Наппет знал, что рано или поздно получит Шеба. Пока тот это понимает, Наппет остается главным. А Шеб все понимает и даже хочет, так что пускай притворяется озлобленным, обиженным и так далее. Они играют в одной песочнице.
Вздох оступилась, и Наппет толкнул ее: — Глупая баба. Неловкая и глупая, вот ты какая. Как и все вы. Ты не лучше старой карги, что сзади. Твои соломенные волосы в болоте побывали. Знаешь? Пахнут болотом.
Она сверкнула глазами и пошла вперед.
Вздох чуяла запах ила. Казалось, он сочится из каждой поры. Тут Наппет прав. Но это не мешает ей думать, как бы его убить. Если бы не Таксилиан и еще Последний, они с Шебом изнасиловали бы ее. Разок — другой, чтобы показать, кто тут главный. В конце концов — она это понимала — они найдут больше удовольствия друг в друге.
Ей рассказали историю (хотя непонятно кто и непонятно когда), историю о девочке, которая была ведьмой, хотя сама этого не знала. Она была чтицей Плиток задолго до того, как их впервые увидела. Дар, которого никто не ожидал найти в крошечной белокурой девчонке.
Даже до первой месячной крови мужики за ней увивались. Не высокие серокожие, хотя девочка боялась их больше всего — по непонятным причинам — но люди, жившие рядом. Летерийцы. Рабы, да, рабы, как она сама. Та девочка. Та ведьма.
И там был один мужчина, может быть, единственно важный. Он не смотрел на нее с похотью. Нет, в глазах его была любовь. Та настоящая вещь, о которой девочка мечтала. Но он был низкого рода. Он был никто. Починщик сетей, человек, у которого с красных рук сыпется рыбья чешуя.
Вот и трагедия. Девочка еще не нашла Плиток. Если бы она нашла их пораньше, взяла бы того мужика в постель. Сделала своим первым. Тогда между ее ног не родилась бы боль, смешанная с темным желанием.
До Плиток она отдавала себя другим мужикам, равнодушным мужикам. Позволяла собой пользоваться.
